Жил один пророк (как звать – не помню:
кажется, Степан… или Иван).
Он кричал: «Гореть вам в адской домне!
Ты сгоришь, нахал, и ты, болван!
Как пойдет весь мир к чертям собачьим,
как он загремит в тиски ко Злу,
Тут и позавидует висячим
тот, кого казнили на колу».
Был пророк, как будто, настоящий:
что он предсказал, то и сбылось,
И не позавидовал висящий
тем, кому остаться жить пришлось.
Было на Земле порой такое,
что живой впал в зависть к мертвецу:
Мертвых хоть оставили в покое.
Прочих долго били по лицу!
И трещали сумрачные лица,
и горела бедная земля…
Оставалось разве что молиться,
и просить прощения, скуля.
Где-то – то ли в Риме, то ли в Ницце
(ясно только то, что не в Раю)
Злые «вавилонские блудницы»
вечно попадали под статью.
Неизвестно, что творилось в Чили,
а у нас взыграл бесовский ген:
Бедный Рим отчасти развалили,
словно отомстив за Карфаген.
На свету Луны, созвездий Рака,
Льва и полуночного Стрельца
Шла и шла в те дни в Европе драка,
и мечи свистели без конца.
Сколько лет прошло, а мы все плачем
день и ночь в чаду недобрых дел,
И опять завидует висячим
тот, кто по ошибке уцелел.
Вот же как накаркали пророки,
что ты напридумывал, Иван!
Эх, перечеркнуть бы эти строки,
чтоб прибегнуть вновь к другим словам,
И придумать текст вдвоем со СМЕРШем:
«Жизнь – довольно мелкий водоем.
Нечего завидовать умершим.
Мы еще, товарищ, поживем».