Непришедшая весна
Новый год прошел замечательно. Слишком замечательно, и все - все что было после, вплоть до седьмого февраля, казалось мне счастливым продолжением Нового года. Когда еще без пятнадцати минут двенадцать меня на руках вынесли из ванной я, надев легкую блузку, джинсы и туфли на высоченных каблуках, пила со своим близким, родным человеком шампанское.
Отстучали часы на Спасской башне, ворохом снега и фейерверка отблестели два посленовогодних месяца. И все сейжечастно-происходящее со мной кажется надуманной книжной историей, чем - то игрушечным и несуществующим.
***
Вот и пришла весна в мой родной город. Весна, в которой мы были счастливы каких то девять лет! Набережная. Мы бродили по высушенным солнцем дорожкам, держа друг друга в объятьях и нацепив дурацкие очки от солнца. Дурацкие потому, что они не позволяли видеть твоих счастливых глаз. На твоей широкой переносице они сидели плотно, а все из-за твоего носа, который у тебя когда то был аккуратный. Но мама очень любила тебя и старалась огородить не только от бокса, куда ты бегал тайком от нее, пряча спортивную форму в соседнем дворе, на огороде около дерева с твоими любимыми"шишками", но и от футбола, в который играют все поголовно, даже девчонки.
Захожу на поисковик. Яндекс. Набираю "кабардинка" и скачиваю пару мелодий. Под первые же аккорды откидываюсь на спинку кресла. Закрыв глаза, пытаюсь прикоснуться к тебе всем сердцем.. . Милый... милый мой Иршад! "Ча, Иршад... ча, Иршад..," - рвется изнутри подстать мелодии. Па, которые мы выдавали с тобой в кабачке на мой день рождения, это как горы - мощный живой зов природы с чистой леденящей ступни водой, как легкая дымка поверх веревок в твоем родном дворе. Там, далеко-далеко, на морском берегу, маленький домик. Домик нашего Счастья.
Ты же помнишь, какие камушки украшали фасад. Ряды чинар и налепленные растущие вверх домишки живо рисуют в воображении все то, чем мы так умилялись по дороге к границе, когда все вместе ездили в Азербайджан. Эта поездка была единственной, когда мы путешествовали с детьми. Как много мы не успели!.. Как мало времени нам было отпущено быть вместе! Как много я не успела тебе сказать! А помнишь, как я прибежала с работы домой, и сразу села за компьютер печатать? Во время пути на меня "снизошло вдохновение", так кажется это называется. Я печатала, а мысли изливались на монитор из-под пальцев; ты подошёл сзади и обнял меня за плечи. "Я знаю, ты обо мне пишешь", - произнёс ты ласково. Мне стыдно, моя Звёздочка, что я до сих пор ничего "стоящего" так и не написала. А ты верил в меня. СПАСИБО, мой дорогой! И на твой вопрос: "ты любишь меня?" Я отвечаю по прежнему: "Всегда!" Бедные, бедные наши детки, им было в ту пору не так много лет, и они буквально висели на мне, льнули ко мне постоянно, - так они на интуитиве пытались добрать любви и ласки, которой стало меньше после твоего Ухода. Ты же был всеобщим любимчиком у всех детей, которые были со стороны моей родни.
"Отойдите на шаг назад.. снимите косынку.. повернитесь вправо", - и так на всех постах, меня и сестру моего мужа терзали дурацкими проверками и сверениями с фотографией в паспорте.Это ужасно раздражало. Разве думалось тогда о том, что нас, измученных горем, трудно было узнать на фото. Один раз мы остановились покушать а дорожной кафешке. Мужчин нужно накормить, конечно же, тем более путь неблизкий. Когда мы вышли из машины, сестра тихо позвала: "Иршад, пошли кушать..." Тишина в ответ была невыносима на слух. И поверить в то, что тебя с нами больше нет, невыносимо и невозможно до сих пор.
Пятнадцать километров от Российской границы, - и мы уже в твоем родном городе, центре "Лезгияра". Город встретил нас первым, выпавшим за год снегом. Мрачный и гордый как неукротимый Шахдаг, он будто не хотел принимать тебя в свои объятья. В ближайшей чайхане, где мы пережидали холодный ветер взамен обещанных плюс пятнадцати по Цельсию, играли лезгинку. Очаровательная горянка в белых струящихся одеждах пела, притягивая внимание всех присутствующих.
Обжигающий чай в моих руках и лед в сердце.
***
Минули года. Затянулись швы на несуществующих с виду ранах, отгноилась и вышла болью тоска вперемешку со жгучей слезой. Пряча слезы от детей, я часто сидела на лавчонке во дворе. В такие вечера казалось, что память сыграла очередную шутку,и огонек сигареты по соседству теплится совсем по -настоящему. Таких счастливых посиделок было сколько угодно. После трудового дня, встретившись глазами, мы понимали, что пора во двор, за задушевной беседой. Пусть это будет понимающее молчание, но без посторонних. Я давно уловила деталь, что умею удерживать его подле себя тогда, когда мне это удобно. Стоит запустить руку в эту пену - и после слов: "ты же знаешь, что я сейчас усну", он уже через некоторое время посапывал в моих объятьях. Блаженное время! Оно переставало в такие минуты. Уже сколько подобного сказано классиками о таких мгновениях, сколько отметено временных расстояний и человеческих жизней, а время неизменно перестаёт иногда быть. Муж часто заходил ко мне на работу в свой перерыв, и мы бежали в кафе, каждый раз то в одно, то в другое, просто чтобы побыть вместе, рядом, пообедать, насладится обществом друг друга. Однажды мы пошли не в кафе, а в магазин. Иршад с улыбкой сказал,чтобы я выбрала себе колечко или перстень. Я выбрала изящный, с небольшим камушком. А ещё как то раз просто пришел и купил новую обложку на паспорт. Увидел, наверно, что моя истрепалась немного. Наверно это мелочи, а мелочам мы часто не придаём должного внимания, хотя из вот таких мелочей складываются отношения, понимание, привязанность, уважение и любовь. В тот год я "проставлялась" на работе за свой день рождения: неожиданно для меня муж привез цветы, кагор и фрукты прямо в офис. Странно осознавать, что будучи в браке, мы бегали на свидания как счастливые влюблённые... Ещё ужаснее, что эти свидания остались там, в году ухмыляющейся Обезьяны.
Накануне я увидела его молодым и безмятежно умиротворенным. Его рубашка с нежной клеточкой фиолетовой сетки отчетливо пропечаталась в моей памяти: и очертания его крепкой фигуры "модельного мальчика", как я его иногда называла; и густые русые волосы, аккуратными волнами охватывающие голову. Некая небрежность этих упрямых волн притягивала мои ладони. Я запускала в пену волн пальцы, когда голова любимого покоилась на моих коленях. Только вот в этот раз сон унёс и очертания, и его силуэт, будто кто-то невидимый быстро стёр пелену на зеркале, и портал закрылся.
Мои глаза привыкли к этим краскам не сразу. Приходилось их нащупывать через закрытые веки. Молниеносно распарывался цилиндрообразный кусок мирозданья. Он приоткрывался именно таким образом, что по обе стороны оставались очертания белых крыльев, застигнутых в полете врасплох, и запечатливших собой распростертое существо, целенаправленное движение которого оборвали так внезапно. И красноватый цвет из нежнейших его оттенков привносил в комнату атмосферу блаженства. Это непроизвольное движение вверх - где существо некогда, было целым, сохраняло меня с ним какое-то время, и сквозь непрошенные слезы в меня вливалось неумолимое время. Семь.. шесть.. пять.. четыре.. три.. два..
Второе февраля - мой День Рождения. Разноцветные стеклышки февральских дней неуловимо окрашены каждый год по-разному. В сопровождении зимних мягких хлопьев они суетно крутятся в свете фонарей в этом году. Еще до наступления года Обезьяны я пыталась уловить будущее, как это было год за годом вот уже девять с лишним лет. И картинка безудержного счастья отчетливо радовала благостным гороскопом, по крайней мере. А тут цветные стеклышки никак не хотели складываться. И вообще прогноз был не очень. Вроде и не про нас совсем. По-игрушечному.
Два.. три.. Мои пальчики мягко ступают по прохладному полу. Музыка обволакивает звонким смехом горной речки, я здесь вместе с ним. Мои руки имитируют змеиные движения, глаза смотрят в его глаза, и мы плавно, как только это возможно, движемся по тонкому льду наших отношений. Прозрачное, призрачное стекло под пальчиками ног и лазурная пространная ткань песчинок над головой.
Четыре.. "Ты здесь!" Удивительно тонко звенит зурна. Как движение речки по камушкам, по которым мы идем с тобой, милый. Ровно - обточенные водой голыши приятны стопам. Прыгать? И ты так же станешь держать меня за руку? Дзы-ынь! Обрывается напевный голос свирели, и - скольжение вниз,- Рука отчетливо разделила тебя и его. Моя рука навытяжку, - не позволяя ему склониться ниже к моему телу. Осознанно я направляю его вверх, как бы разграничивая пространство, и движением мысли даю понять, что остаюсь здесь. Я должна быть с детьми. И ты, склонившийся надо мной, такой родной и близкий, только отчего то большой и светлый, и глаза твои, как прежде, добрые и любящие, и всёпонимающие.
Как бы я хотела видеть удивительные сны о прошлом. И не отзываться на пробуждения реальности.
Когда он склоняется над тобой спящей, навевает эти радужные сны, и ты видишь его глаза такими любящими, такими родными. Глаза-капельки. В них столько тревоги и заботы. Столько неумеренного тепла к своей "лапиньке", как он меня называл. Греться в лучах этого взгляда можно бесконечно. Бес онечно!.. И вдруг в какое то мгновение улавливаешь в этих глазах злость: "Ты должна идти со мной". Вот тут-то включилось сознание, и рука резко разграничила две стороны измерений. Прости! Я остаюсь здесь, с детьми.
Четыре, пять... Я вспомнила его движения во время танца. Малейший жест ладони ложится в ритм извивающейся мелодии. Её нарастающий темп и быстроту твоих перемещений по полу и воздуху - в подпрыге, в касании пола, в быстрой смене ног при повторе ты был таким настоящим, родным и незаменимым.
Шесть. Твой танец невозможно наблюдать не участвуя - глазами ли, бровями, руками или покачиванием головы, легонько, но ритмично, становишься соучастником мелодии. И сопротивляться ей бесполезно. Она уже покорила твой мозг. Стала частью тебя. Раздавила все частности и распростерла свои объятья тебе навстречу. Чтобы стать целым. Общим, стать частью тебя, стать тобой. Расправленные орлиные крылья дарят полёт над удивительными красотами той стороны - над стеной Шахдага, над склонами, укрытыми выцветшей зеленью, - именно по ним нужно подниматься на Пир - святое место...
Семь - число гармонии. За семь дней Бог создал все, от малых форм до Абсолюта.
Внизу - гибкая быстрая река. Берега её увиты ежевикой, пахучей и сладкой. А выше...
Выше мне, увы, не дотянуться. Ты даришь мне прощальный взгляд. Юный и ласковый. Знакомый и нежный. И наконец-то я вижу твою улыбку.
"Кусар - дом родной, мы живем одной семьей... "
Обрывки мелодии саднят в моем мозгу окровавленную память, и куски разбросанного мира воспринимаются как неприступные холодные стены, - не иначе, - и пробиться сквозь которые либо туда, либо сюда, пока не предоставляется возможным.
Еще одна весна пришла в мой родной город. Снежный покров смыли недавние ливни, и лишь заиндевевшие на лужицах льдинки напоминают о былом величии зимы.
С каждым новым солнечным лучом земля отогревается, и я жду-не дождусь, когда серость утра сменит свежая зелень молодой листвы.
Как жаль, что иногда до весны кто -то не доживает. Не видит этого обновления природы. Хотя, в нашей ли власти их жалеть?! Хмурое. Хмурое. Неприветливое мартовское утро! И все-же, эту хмурость оживили капли слез на моих ресницах, когда встревоженное солнце коснулось меня своим ласковым взглядом...
Вспомните о тех, кто не дожил до весны. Отломите краешек хлеба, чтобы заглушить слезы и тоску. Живите для тех, кто рядом! Для тех, кому нужна ваша защита и незримая любовь!
Мария Кириллова
Тамбов, 2004-2007-2018 (печатается в сокращении)