Все чаще наутро похмелье без пьянки,
Мешки под глазами, унылость во взгляде,
И гребаный Мёбиус дразнит изнанкой,
Того, что могло бы… Могло бы, но вряд ли…
Часы саранчой пожирают секунды,
Стучат как отбойник, ломая и правя,
Толкают нас в спину к конечному пункту,
К той точке Омега, вне ада и рая.
Где что-то да будет, а что неизвестно,
Весь смысл бытия – лишь игра перспективы -
Надежда – забавна, забвение – честно,
Но с вечностью рядом все истины лживы…
Заняться бы спортом, найти себе хобби,
Построить свой замок из кости слоновой,
Сидеть у окошка, младенцем в утробе,
Сидеть и гордиться, как все нехуёво.
А может, проникнувшись тонким лиризмом,
Нырнув с головой в омут страстных экспрессий,
Искать сумасшедшую искорку жизни
В унылости посткоитальных депрессий.
В конце-то концов, накопать идеалов,
На кладбище мудрости мегавселенской,
Уехать в Дамаск, побродить по Непалу,
И пьяным очнуться в районе Смоленска,
Чтоб там похмелиться и остепиниться,
Стать славянофилом, бродягой, мессией,
Ходить босиком, перестать материться,
И притчи читать воробьям и стихиям.
А может завеяться в нищие духом,
И в Царствие Божие льготным транзитом,
Там грешным - проруха, а праведным – пруха,
И всем по делам их, а нам по пол-литра,
Ведь водка как лодка - пороги сомнений
Минует, беспечно наполнив ветрила
Братаньем, прозреньем и дружеским пеньем,
И знаньем того, что незнание – сила.
А может… Но утра насмешливый ластик,
Бесследно стирает все сны и ответы –
На кой тебе, дядя, сдалось это счастье?
Зачем тебе веры нелепая ветошь?
Уймись и умойся, и кофе погорше,
Все будет как было, все было как будет,
И хватит пугать зеркала своей рожей,
Нелепый, смешной и унылый ублюдок.
И это пройдет, как всегда проходило,
Вернется улыбка привычной гримасой,
Все вновь будет славно. Все вновь будет мило.
И сахарным сахар, и масляным масло.
Мне 34… И утро крадется,
Бесшумно как хищник, оскалив сомненья…
И утренний гимн восходящего солнца,
Лишь реквием нашим ночным откровеньям…