Птичьим крапом на белом песке
зашифрована заживо память,
постоянством разъятости
пульс на виске заклеймен,
и на мертвом своем языке
почерневшими шепчет губами
биографию нашу -
без собственных наших имен.
А полцарств нет на картах,
глазков плотоядного блеска -
на дверях в зазеркалье,
и шхун на крючках якорей -
ничего, что осталось за кадром
горячего всплеска
капель крови, впадающих
в лужи бесстрастных морей.
В безрассудном аду
ожидания быстрой развязки,
леденея при мысли о жизни
в беспомощных снах,
спотыкаясь о трупы, иду
по своей обескровленной сказке,
заставляя гореть фонари
над безмолвием плах,
отмежая опилки манежей
пунктиром заживших царапин,
помня плюшевым швом,
излучающим внутренний свет -
вхолостую укачивал нежность
обманутый клапан,
согревая безумное сердце,
которого нет.