1648 – 1659
Россия к зною не привычна
И так веками повелось -
Зима всегда желает лично,
Отведать наших горьких слёз.
По этой-то простой причине,
Уж нам ли этого не знать,
В мехах быстрее, чем в овчине,
Увидишь божью благодать.
Мздоимцев армия лихая,
Дорогой длинной и хмельной,
Ни сна, ни отдыха не зная,
Везла в Москву ясак пушной.
Просторы - зависть для Европы!
Тоска в глазах и боль в груди,
Ведь край Руси увидеть что бы,
Бывало, год тряслись в пути.
Не просто дань собрать с народа,
И Север ждал всегда лишь тех,
Кому рискнуть была охота:
Чем дальше в тундру – лучше мех.
Рассказ мой долго может длиться,
Но первым, кто из казаков
Увидел чукчей злые лица -
Семен Иванович Дежнёв….
Явив пример морским походом,
Всем тем, кто шёл за ним потом!
Он был отважным мореходом,
Он был отважным мужиком.
Любое сердце вздрогнет, право,
При виде этих злобных мест
По праву жёсткого устава
Здесь, кто сильнее – тот и ест..
Чукотка воинов суровых
Давала, спрятав в снег свой стыд -
При виде панцирей моржовых,
Соседи плакали навзрыд.
Всегда подвижны и при деле,
Не зная тяжесть животов,
Они везде легко умели
Отнять оленей у врагов.
Им мало сделать дырки в брюхе,
Чтоб в тундре жил холодный Страх,
Сверлили пленным черепухи,
С весёлой песней на устах..
У них врагом считался всякий,
Чужое брали, как своё -
И даже ушлые казаки
Познали длинное копьё.
Дежнёв бельмом туземной своре,
Хотя он к ним весьма не строг,
Но как печать на договоре,
Возник Анадырский острог.
Мехов желанных было мало,
Зато нашли здесь «рыбий зуб»
И это очень утешало –
Царю хватало тёплых шуб.
Чукоты явно не желали
Платить России свой оброк,
Чтоб образумить их, пищали
Спускали чаще свой курок.
Ни счастья, ни казачьей воли
Ни денег, ни горячих баб!
А там, где след Тяжёлой Доли
Следы больших медвежьих лап.
В Якутск Дежнёв сумел добраться
Спустя двенадцать долгих лет –
По пунктам каждого абзаца
Он с честью выполнил обет.
Затем в Москву уехал вскоре,
Мундир парадный свой надев.
Но там где радость, там и горе –
Он умер, тяжко заболев……
Чукотку, вроде как забыли,
Укрыла сопки пледом мгла
Отчёты спят под слоем пыли -
Всегда важнее есть дела!
1727 г.
Что блеск дворцов, что грязь аула -
Но дань в казну всегда отдай.
Наживы тень едва мелькнула
И Питер вспомнил дальний край.
Сенат заслушал Шестакова –
Майор, с душою игрока.
Павлуцкий тоже вставил слово –
Драгун Тобольского полка.
Пообещали два героя
Прислать в Москву пушнины кладь
Ведь дело, в общем-то простое,
Чукотов злых завоевать.
Сенат велел всё делать миром –
Скудна расходная статья,
А если нет, то командирам,
Конечно, только Бог судья.
Смекнули верно, наши люди:
Тут надо хитрым быть, как тать,
Ясак никто не даст на блюде,
И дань у мёртвых проще взять:
«С фузеи лишь пальнём малёхо,
Как все поскачут наутёк!
Уж нам совсем не будет плохо,
Задать зазнавшимся урок!»
И кровью брызнула Чукотка!
Чукоты охнули гурьбой
Секла нещадно спины плётка
И пуль запел смертельный рой.
От кругло-глазых нет покоя,
Они не ведали вину,
Кругом видны следы разбоя -
И шапки мёртвых шли в казну.
Павлуцкий гнал коряков к югу
И что ни слово, то приказ!
А, несмотря на злую вьюгу,
Майор у чукчей душу тряс.
Но эти славные вояки
Терпеть друг друга не могли,
Бывало, что хлебнув из фляги,
Пускали в дело кулаки.
Воюют все без остановки –
Война, что детская игра!
Корякам чукчи впились в глотки,
Да так, что их спасать пора!
Коряки молят Шестакова:
«Спаси, родимый от беды!
Платить ясак даём мы слово,
Ведь чукчи нам страшней нужды…»
Всё было так, а не иначе!
Майор, как Бог, в глухом краю,
Решать военные задачи
Собрал он «армию» свою:
Служивых было два десятка,
Коряки дали сто голов,
Ламуты, словно для порядка,
С пол сотни выдали бойцов.
Корову трудно впрячь в телегу –
Вся эта, прямо скажем, «рать»
Брела по мартовскому снегу,
«Немирных чукч» завоевать.
Отряд шагал, давясь ехидством,
Но вдруг опешили, все враз –
На них глядели с любопытством
Четыре тыщщи узких глаз!
Коряки, сбросив клятвы путы,
Явили быстро зад врагам,
За ними «храбрые» ламуты,
Спешили, будто по делам.
Судьёю быть я им не смею!
Когда чукотский лук запел,
Майор был сразу ранен в шею,
Но «ПЛИ!» скомандовать успел…
Туземцам храбрость не в обнову
И не пугает их стрельба,
Понятно стало Шестакову:
В Москву вернуться не судьба.
Недружный залп свалил немногих
И чукчи хлынули толпой,
Окрасил кровью склон пологий
Короткий, но кровавый бой.
Майор хрипел на чьей то нарте.
Олень, почуяв седока,
В ему лишь ведомом азарте,
Привёз беднягу в стан врага..
Под бубен старого шамана
Копьё пробило шубы мех
И чукчам тело атамана
Досталось для иных утех.
Они, разрезав труп умело,
Кидали волку мясо в пасть,
Чтоб дух его в его же тело,
Никак уже не мог попасть…….
Павлуцкий пил, страшась укора,
Ведь совесть жарче, чем угли,
Но от убитого майора
К нему погоны перешли.
Смириться б с горькою потерей,
Да жить с холодной головой!
Но злобно выли в тундре звери,
А месть тащила за собой.
И вновь трещали чьи-то кости,
Лизал олень кровавый снег,
Но больше снега было злости –
Таков уж русский человек.
Раздумья – повод для печали!
Кого поймали – тот и бит,
Тогда, пока ещё, не знали
Простого слова….. геноцид.
Но чукчи тоже не дремали,
Стрелы ударник костяной,
Частенько был острее стали,
Быстрее пули озорной.
У Смерти, этой злой старухи,
Всегда прекрасный аппетит.
Ей верно служат Злые Духи –
Павлуцкий также был убит……
1778 г.
Сенат не спал и был в печали!
Мужи чесали долго лбы,
Казалось лёгким всё вначале,
Но их настиг удар Судьбы.
Им все затеи вышли боком,
Да так, что бьёт колени дрожь!
Клочок земли, забытый Богом,
Навряд ли «русским» назовёшь!
На наших вся Чукотка злая!
Но объявился как-то вдруг,
Британским флагом раздражая,
Пока не съеденный, Джеймс Кук!
Скрипели снасти от мороза
И в парус куталась Луна -
Сея английская заноза
Была нам явно не нужна.
Тогда уже Екатерина
Делила праздничный пирог,
Увы, не каждый наш мужчина
Умишком с ней тягаться мог!
Не любим долго мы креститься
И Катя зря не тратит дни,
Смекнула умная царица:
Забудем МЫ – возьмут ОНИ….
Нам трудно жить без славной драки -
За пояс, сунув свой топор,
По тундре храбрые казаки
Тащили русский триколор.
Теперь без крови, и без пули,
Простою «огненной» водой,
Злым Духам ясно намекнули,
Что чукча русским не чужой!
Уже забыли про оброки,
И реки водки потекли.
Прибив в своём хмельном потоке
К России мёрзлый край земли.
Всегда лиха беда начало!!
На карте ныне имена,
Всех тех, кого Чукотка знала....
За них я пью…… и пью до дна!
*