После праздника шумного лета тишью нас оглушили поля,
Ждя с небес потайного ответа, жрицей замерла в трансе земля.
Плавно стронулось всё на рассвете, как во сне, наш туманится взор,
И в задумчивом, том менуэте закружился бездонный простор.
Средь него затерялись мы где-то, хоть вокруг и прозрачная даль,
Из неё принесло бабье лето, нам, приятную сердцу, печаль.
И от этой печали, как дети, у каких ещё вера мягка,
Видим всё в необычном мы свете, словно вдруг заблудились слегка.
Видим мы, как неспешно под вечер, сделав всем колыбель из берёст,
Наши души баюкает ветер на ладонях дремотных берёз,
Как, вино бирюзового цвета щедро льёт виночерпий-простор,
Как, прохожие, словно поэты, стихотворный ведут разговор.
Как, друзья, что смуглянки, брюнеты, с каждым днём всё белей и светлей,
Как, любимых людей силуэты тают в небе звеном журавлей.
И уже не поймать их портрета, наших глаз росяным зеркалам
Миг прозрения в нас – бабье лето, сладость с горечью в нём пополам.
Не сдержать нам в объятьях всё это, упоённым сполна бирюзой,
И теплом нас вечернего света, как небесной омыло слезой.
Песня таинства мира пропета, луч закатный зажёг небосклон,
И прощаясь, от нас, бабье лето прячет в даль этот призрачный сон.
Ник БорхонЭ