***

Однажды на земли большого селенья
Вступила без страха чужая нога.
Здесь встретили путника все без сомнений,
И приняли на ночь того чужака.
А утром, дождавшись прихода старейшин,
Он пал на колено пред их сединой.
И голосом тихим и даже дрожащим
Он высказал мудрым прошенье свое.
На острове жил он в большом изобилье,
Народ был всегда его сыт и силен.
Но вот уж как год с одной горной вершины
На город его надвигается лед.
Поля замерзают, а скот умирает,
И нет им спасенья от силы его.
И вот на коленях стоя умоляет
Пустить на равнину селенье свое.
Старейшие долго искали решенье,
И дали добро, пожелая взамен,
Лишь должную им его дань уваженья,
А тот обещал возвратиться к зиме.
Полгода прошли как мгновение - быстро
И к землям деревни приблизился флот,
Здесь праздник гремел и пришество было
И был приглашен на него их народ.
И прибыли люди в доспехах с мечами,
Порезали всех они: женщин, детей,
И все, что осталось у них за плечами -
Прожженное поле, до самых корней.
Не многим спастись удалось при пожаре,
 При битве, столь подлой, что не было слов,
А те, что остались, упорно сражались,
И был среди них паренек молодой.
Ему исполнялось примерно двенадцать,
Все ж выжил, и пленным он стал у врага,
На каторгу продан он был за бесценок,
Пред ним распахнулись из ада врата.
И вот на камнях засыпая во штреках,
План мести годами вынашивал он.
 И с болью тяжелой он вспомнил потери,
Что пережил он в сражении том.
Но мог ли он выйти и мстить за селенье,
И жить после с этим клеймом на душе,
Но он и не думал, а сердце веленье
Всем телом его завладело уже.
Он думал о воле, он жил как в тумане,
И ночью и днем отдаваясь мечте,
И с злобой, презреньем смотрел он стражу
За каждый удар по кровавой спине.
Сдирая в кровь руки, стирая колени
Работал, себя не жалея совсем.
И не было шасов и тусклых просветов
Лишь зверския оскал на разорванном рте.
Не раз он вствала, во весь рост, и печально,
Взирал на калеченных, страшных людей
И стоило только начать бы востанье,
Но он будто медлил и прятался в тень.
И вот год за годом, привыкши к колодкам,
На сердеце его набегала тоска,
Ведь нет больше дома, родни и покоя,
Иных, что ошейник и пыль рудника
Он так и погиб под обвалами в шахте
Он думал сбежать, вскарабкавшись вверх,
Но шаткие камни все ж не удержали
Сокрыв паренька в объятьях своих.
И некогда пылкое сердце угасло,
А разум утих, похоронен во тьме,
Но все же надежда его на спасенье,
Осталась, хоть он и останется нем.