Здравствуй Миша! Я пишу по праву тёзки.
Ты поймёшь, ты ведь и сам немного странный.
А ты помнишь те плакучие берёзки
У дороги, поворотом на Тарханы?
Я - то помню и недавно сном проведал.
Всё стоят, да только верно это внуки.
У соседа знатно в мыслях пообедал
И соседке чирканул стишок со скуки.
Ты искусен, Миша, надовсем смеяться,
Уязвлять сарказмом едким жизнь пустую,
Но со мной тебе не следует стараться –
Я себя и сам похлеще разрисую.
Не дано мне быть поэтом – ну так что же?
Можно тенью стань и вторить плоским тельцем.
На хозяев тени кажутся похожи,
Как животные, порою, на владельцев.
Верю, бабушка здорова? Что там в свете?
Веселят ещё сердечные победы?
Поболтать хотел бы обо всём на свете.
Может выберешься вместе пообедать?
Как в полку? Что ты планируешь на лето?
Знаю, в тягость , но сердиться не годится.
Практикуешься в стрельбе из пистолета?
Торопись! Искусство может пригодиться.
В белой мазанке сверчёк поёт за печкой.
Лист, перо, свеча горит и время тает.
Как взорвётся тишина над горной речкой,
Ты Печорина спроси, он точно знает.
Так и тянет, Миша, несмотря на годы,
Защитить тебя, им первым вызов кинув.
Слышал я, уже направился на воды
Подлечиться отставной майор Мартынов.
За улыбками – злословье мерзкой рожей.
За злословием – обида с жаждой мести.
Для гостиных скользких честь всего дороже,
Но для Вечности – прощенье выше чести.
Ну и что с того, что в гости он явится
Раз к Верзилиным в черкеске и с кинжалом?
Кавалер Мартынов – вовсе не «мартышка».
Наш язык – наш враг, коль стал смертельным жалом.
Выстрел в воздух не спасает от обиды,
Если честь задета, да ешё при даме.
Старый друг убийцей станет. Не для виду
Он приедет к Машуку. Прощать не станет.
Есть цена за всё, но жизнь за шутку – слишком!
Гордый гений не прощён. Конец печальный.
Ты до смерти, верно, будешь злым мальчишкой.
От рождения навечно – гениальный.
Злое слово возвратится пулей в сердце.
Гений времени, герой его и пленник.
Ты душой поэт, свободный горец Лермонт,
А воспитан был, как Михаил Арсеньев.
Птицей раненой в траве забилось детство.
Мать в гробу. Твою любовь похоронили.
Род Столыпиных, кровь, чванство и кокетство.
Жив отец, но для тебя он как в могиле.
Ты и бабушка. Одни на целом свете.
В смерти матери отца все уличают.
За отцов, конечно, дети не в ответе,
Но, случается порой, что отвечают.
Не понять ребёнку мудрость высших мельниц.
Сердце треснет под давлением жернова.
Предназначен на заклание младенец,
Но из раны в мир фонтан ударит – слово!
Демон мучает. Тесно в границах тела.
Мцыри вырвался. Печорин всё тоскует.
Дух увидел мир иной, где нет предела,
А рука – коли не пишет, то рисует.
В миг когда кусок свинца коснётся кожи,
Сдастся плоть, взлетев, обрушится сознанье,
Мы с тобою станем мысленно похожи.
Не пугайся, бедный гений, до свиданья.
Дрожащий лист
Порыв возьмёт с собою.
Что, фаталист,
Доволен ты судьбою?
Монреаль, Октябрь, 2008