Снова зал замирает, ловя момент, снова пульс зашкалит до сотен двух,
Он идет сквозь тень, на софитов свет, превращая в прах, обращая в слух,
Вне себя от лжи, от потерь и зла, он стоит колоссом среди толпы,
Все, что было – сон, все, что есть – зола. Он стоит под лезвием у судьбы.
То охрипший чуть слышный ребячий плач, то лихой и злобный эмоций накал,
Он шут, блаженный, и он же палач; и на вдох тройной заходится зал.
Он в крови смывает свои следы, горьким ядом мажет свои слова,
И вблизи от отцовской могильной плиты, снова танец на пальцах… едва-едва.
Грациозный и светлый безумный Бог, он раз в десять осмысленней всех вокруг.
Его память вечно сбивает с ног. Ему вечно все шалости сходят с рук.
В этой чистой честности пред собой, благородный мститель почти что свят.
Он не верит в то, что весь мир такой, о каком ему все подряд твердят.
В этом небе сложно поверить в рай, и поверить в «лучшее - впереди»,
И из уст сорвется резкое «Дай», а не жалкое «Господи, пощади».
От зеркал, что когда-то смотрели на свет, веет смрадом болотным, окончен бал…
Гамлет умер. Гамлета больше нет. Аплодируй стоя, безумный зал.