Наст в крови, а над полем ворон
метит точно в глаз мертвеца
клювом, прочным как сталь. И скоро
будет месиво из лица.
Тут, на рваной стерне, не счесть их
под шинельками на снегах:
избежавших костра бесчестья
и согнавших всю спесь с врага.
Вон, мальчишка лежит без каски:
пуля-дура вошла в висок,
лоб обрызгав багряной краской,
будто пролит вишнёвый сок.
А вон там, впереди, летёха
(как живой, будто он во сне)
весь в осколках очковых стёкол
бездыханным уткнулся в снег.
Эту роту повёл в атаку,
точно зная её исход:
ведь ему перед этой дракой
комполка запретил отход.
Ну, а может свёзёт кому-то,
проскочить сквозь фонтан огня.
Вдалеке - уцелевший хутор.
Их задача его занять.
Километр по пустой равнине
пробежать, проползти... Кто как...
Только вот на растяжках мины
ждут отчаянного рывка.
Там, на ближнем пригорке, немец
смотрит глазом в прицельный «Цейсс».
Вспоминает былое время
знатный снайпер из «Эдельвейс».
Заклевали смертельно пули
оттолкнувшихся от земли.
Все до цели не дотянули:
так вот сотней и полегли.
Их потом трамбовали танки
многотонно с немецким злом,
а раздавленные останки
позже вьюгою занесло.
Вот с набитой утробой ворон
еле взмыл - угостился всласть.
И быльём порастёт нескоро
той войны людоедской пласт.