Приключения Гольдензона Крузо. Часть 3-я

Наум Сагаловский
       (небольшой роман в стихах)


       Этот роман был написан в 1982-м году и посвящался памяти замечательной газеты ”Новый американец” (”НА”, читать “эн-а”), где редактором был Сергей Довлатов, а я числился по разделу ”Юмор”. Газета выходила под девизом: ”Это ваша газета, она делается вами и для вас”. Упоминаемые в тексте Рыскин, Батчан, Меттер, Поповский, Гальперин, Орлов, Генис, Вайль – сотрудники газеты. ”Ослик должен быть худым” – новелла С. Довлатова. ”НРС” – газета ”Новое русское слово” (читать “эн-эр-эс”).


КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ЧАСТЕЙ

Аркадий Львович Гольдензон отправился в круиз.
Смог, наконец, позволить он себе такой каприз.
При нём был грузный чемодан, из тех, что брали в Чоп,
свались он с трапа в океан – он тотчас бы утоп.
Куда он тащится, хохмач? Зачем на нём одет
надутый, как футбольный мяч, спасательный жилет?..
(А он, приемля столько мук, прекрасно знал одно –
на всякий случай, если вдруг корабль пойдёт на дно).
Ему несёт официант бутылочку вина,
ты эмигрант, не эмигрант – уплачено сполна.
Оркестр играет рок-н-ролл, ликует шумный порт.
Корабль снялся и пошёл, и начался курорт...

Каюта – люкс, чиста, светла, весьма уютный вид.
Аркадий Львович, как дела? Неплохо – говорит.
Вокруг – Гоморра и Содом! Сейчас он съест банан,
попьёт коктейлю, а потом достанет чемодан…
И значит – время подошло раскрыть большой секрет:
там было двадцать пять кило газет,
       газет,
       газет!
Читатель скажет – вот те на! Чистейший мишигас!..
Конечно, там лежал «НА», что ”вами и для вас”.
Он все газеты взял с собой, весь годовой комплект.
”НА” – не то, что их ”Плейбой” – восполнит интеллект,
он даст отраду лишний раз и сердцу, и уму.
Хочу сказать, что первый класс способствует тому.

Аркадий Львович Гольдензон вторую ночь не спит,
он весь в газету погружён, в родимый слог и быт.
Ему б гулять, крутить роман, в роскошестве поспать,
а он раскроет чемодан и бодрствует опять,
не дегустирует вина, не пьёт ни джин, ни скоч.
Вокруг покой и тишина. Но вдруг на третью ночь
случился шторм. Поднялся смерч и двигал напролом.
Сперва он, как Дамоклов меч, повис над кораблём,
потом обрушил водопад, как щепку, закружил!..
Такого шторма, говорят, не помнит старожил.
Забыли все – и млад, и стар дневную суету…
А тут – удар! Ещё удар! Пробоина в борту!
Alarm! Тревога! Все наверх!..
       Но дело решено –
корабль треснул, как орех, и падает на дно.
Качнулись стены. Свет погас. Кромешный ад – ни зги.
Оставь свой самый первый класс – беги, беги, беги!..
Корабль ходит ходуном. Прощай! Ни зим, ни лет…
Но, слава Богу, есть на нём спасательный жилет!
Он будет жить – пройдоха, жох, с лица земли не стёрт!
Аркадий Львович сделал вдох и с палубы – за борт!..

Его огромная волна накрыла без труда,
и оказалась холодна солёная вода.
Девятый вал, десятый вал… Он думал: ”Утону”.
Жилет-спаситель не давал ему пойти ко дну.

Аркадий Львоич Гольдензон в преддверии конца
дышал, как загнанный бизон, бегущий от ловца.
Но перед тем, как дать отбой, спасения моля,
увидел чаек над собой и прошептал: ”Земля…”
Назло всей нечисти, назло стихиям и врагам –
земля!..
       Он плыл. Его несло к туманным берегам.
И вот уже окончен бал!.. Во сне ли, наяву –
он вскинул руки и упал на мокрую траву…


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

…Теперь давай передохнём. Покой – карандашу!
И так я, бедный, день за днём пишу, пишу, пишу.
Глядишь – получишь геморрой, протрёшь свои штаны,
и вдруг: ”Читатели порой весьма раздражены!..”
Так обо мне шутил ”НА” среди других острот.
Да что читатели – жена и та меня грызёт.
Увы, я сам тому виной – кому нужны стихи?
Из них не сделать отбивной и не сварить ухи,
и не появится с утра вчерашнее число,
и не прибавится добра, и не убудет зло…

Ложишься вечером в кровать и не смыкаешь глаз –
не знаешь, как зарифмовать счета за свет и газ,
в какую строчку вставить билл за дальний разговор.
Легко сказать – ”Я вас любил”,
       трудней – ”I’ll pay you for…”
Я кто? Весёлый инженер, не рвущийся в верха,
усталый каторжник с галер российского стиха.
Менять себя? Держи карман! Ругайте, кройте всласть!..
А я для вас пишу роман, видали – третья часть!
Я – вам, вы – мне, гора с горой, и без строки – ни дня.

Привет, а где же наш герой? – вы спросите меня.
Пока мы тут, ведя трезвон, стоим на голове,
Аркадий Львович Гольдензон валяется в траве,
лежит без памяти и сил. Проспится, отдохнёт,
затем…
       Но я бы вас просил не забегать вперёд.

…Он спал. Тем временем гроза прошла над головой.
Потом он вдруг открыл глаза и понял, что живой.
Но где же бури и шторма, и гибель в полутьме?
Такой кошмар – сойти с ума! В своём ли он уме?..
И сколько времени прошло, где завтра, где вчера?..
День разгорается, светло, полдневная жара.
Вода спокойная кругом, и ряби не видать,
как прокатали утюгом – такая тишь и гладь.
И нет родного корабля – растаял в пух и прах,
и – незнакомая земля, вселяющая страх…
Так значит – это был не сон, так значит – это явь,
повержен в бездну и спасён, ушёл от смерти вплавь!
Свидетель Страшного суда, невзгоды превозмог!..
И что? Ленивая волна полощется у ног,
искрится синий океан, отрада и печаль…
А он стоит, как истукан, и молча смотрит вдаль,
со всей вселенной тет-а-тет, на краешке земли…
На нём трусы, носки, жилет и джинсы фирмы ”Lee”.
Ушёл, красавец, бос и наг, от суеты мирской.
Ни документов, ни бумаг – неясно, кто такой.
Попить, поесть – бери разгон! В кармане – мокрый цент.
Не прежний мистер Гольдензон, а шлэпэр и студент.
Остался жив – кричи ”ура”, бездомный иудей!..

Но – шутки в сторону. Пора разыскивать людей.
Уйми душевный стон и скрип, и помощи проси,
скажи, что твой несчастный ship на bottom of the sea,
что ты без money и без food, два дня не нюхал хлеб,
ты им скажи, они поймут простое слово ”Help!”
И он пошёл.
       А с высоты спадал звенящий зной.
Повсюду пальмы и цветы, и море за спиной.
Растёт банан, цветёт кокос, прохлада, глушь и мрак.
Сюда бы наш родной колхоз, так тут бы рос буряк.
На ветках – птицы какаду, висят и смотрят вслед,
как в ботаническом саду, но только пива нет.
Сплошные тропики, стена нетронутых лиан.
Какая это сторона, что смотрит в океан?
Какой забытый Богом край? Не скажешь наугад.
Гавайи? Куба? Уругвай? Гаити? Тринидад?
Аркадий Львович Гольдензон со школьных лет, увы,
был в географии силён, как, скажем, я и вы…

Он шёл, в руках жилет неся, от злости сер и сир.
Уже он проклял всех и вся, протёр носки до дыр.
Напился где-то из ручья, смочил усталый лоб.
Ни человека, ни жилья, ни мусора, ни троп…
Но вот вдали мелькнул просвет! В надежде сердце мрёт.
Как нас учили с юных лет – вперёд, вперёд, вперёд!..
А там – всё та же синева, и луч наискосок,
такой же берег, и трава, и пальмы, и песок…
Проклятье! Тысяча чертей! Из этих передряг
ему, как рыбе из сетей, не выбраться никак!..
Он сел. И вдруг его на миг пронзил внезапный ток:
а если тут не материк, а только островок?
И он, приняв удар судьбы и сердце сжав в кулак,
пошёл вдоль берега, дабы проверить, что и как.
Пошёл в надежде и тоске, как некогда в ОВИР,
жилет оставил на песке, чтоб был ориентир.

Жара, и вохдух раскалён. Поесть бы – и вздремнуть…
Аркадий Львович Гольдензон идёт в последний путь.
Там где-то – Польша, и детант, и схватка двух миров,
а тут – несчастный эмигрант, чтоб он нам был здоров.
Идёт устало, наугад, предчувствием томим,
и возвращается назад, где след оставлен им.
И от надежд – одна зола, и люди – вдалеке…
Замкнулся путь. Земля кругла.
       Один на островке!..
Он знал, конечно, назубок, скиталец молодой,
что остров есть часть суши, ок-
       ружённая водой,
где нет ни друга, ни родни, где ходит смерть с клюкой…

Аркадий Львович, извини
за то, что я такой,
что, приключения любя,
как недруг и злодей,
забросил бедного тебя
на остров без людей!..
Я, правда, знаю – почему:
я увлечён игрой,
мне этот остров самому
мерещится порой.
Устал от вечной беготни,
от дел, от слов, от лиц,
мелькают прожитые дни,
как номера страниц.
Во мне такой заложен ген –
страдаю, но живу.
Я не разрушу Карфаген
и не сожгу Москву,
не выйду в греки из варяг –
на что они нужны?..
Не денег хочется, не благ,
а просто – тишины.
Постыло всё – качать права,
выуживать гроши,
забраться б в глушь, на острова,
где нету ни души,
уйти от мелкой суеты
кругами по воде…
Сказал поэт: ”Мечты, мечты,
где ваша сладость, где?..”

Аркадий Львович Гольдензон, вот почему ты тут.
Не бойся – ты не гравитон, тебя ещё найдут!
Смешна растерянность твоя, уйми свой жар и пыл.
Скажи спасибо мне, что я тебя не утопил!
Чего ты жалуешься, друг, чего повесил нос?
Смотри, полно еды вокруг – бананы и кокос,
напиться – дал тебе ручей, где пресная вода.
Хотел икры и калачей? А рыба – не еда?
Огня не дам, огонь добудь посредством двух камней.
Как говорится – в добрый путь!
       Дай Бог нам лёгких дней!..

Аркадий Львович Гольдензон, признаюсь вам, везде
жил, как растительный вазон в питательной среде.
А тут – один на островке. Туманная земля.
Синица дохлая в руке заместо журавля…
Не просто вжиться в роль борца за столь ничтожный срок,
и в поте честного лица свой добывать кусок.
Уж так – простите за старьё! – устроен белый свет,
что жизнь всегда берёт своё, когда чужого нет…

…И потянулся день за днём.
       Способный ученик,
сперва он вёл войну с огнём, потом огонь возник.
Унял душевный ералаш, окреп, зажил, как хан.
Соорудил себе шалаш из веток и лиан,
прохладный в сушь, надёжный в дождь,
       он был не так красив,
как тот, где жил великий вождь на станции Разлив.
А разве наш родной Ильич, пыхтя из-под усов,
срывал банан, ходил на дичь с резинкой от трусов?
Питался пищею простой, чтоб не заплыть жирком,
как всем известный граф Толстой, и тоже босиком?
Лежал и пел, раздев штаны, свободный человек,
”Хотят ли русские войны” и ”Йошкэ форт авэк”?..
Конечно, нет! А Львович – да!..
       Недели, дни, часы…
Росла седая борода, курчавились усы.
А что там дальше будет с ним? Воздастся ль за труды?..

Он сделал рыбу основным источником еды.
Он добывал её, ловя то в сети из лиан,
а то на муху и червя, и просто на банан.
Варил, коптил, вставал, чуть свет, исполненный забот.
На завтрак рыба, на обед, на суп и на компот.
Такую б жизнь моим врагам!..

       В Париже, говорят,
был рыбный день по четвергам лет пять тому назад.
Не так уж дальние года – видать, само собой,
у них во Франции тогда был с мясом перебой.
Везде стоял вопрос остро – Шампань, Гасконь, Турень,
зайдёшь поужинать в бистро – повсюду рыбный день!
Французы – ветреный народ, без злобы и без зла,
но сочинили анекдот про рыбные дела,
а он дошёл до нас в Союз. Его давным-давно
мне рассказал один француз – месье де-Рабино.

В публичный дом на рю Шансон
пришёл один брюнет,
Сказал ”Бонжур”, купил талон
и – к даме в кабинет.
Минут, наверно, через пять
он вышел в коридор
и по-француски стал кричать:
”Бордель, месье, позор!
Я думал – там мадмуазель
во всей своей красе,
зашёл, разделся – и в постель,
а там – русалка, мсье!
Не секс, а форменный конфуз!
Я просто возмущён!..”
Хозяин – истинный француз –
ответил:
       ”Миль пардон!
К чему весь этот фейерверк?
Мон шер, у вас мигрень.
Сегодня что у нас – четверг?
Сегодня ж рыбный день!..”

Французам, ясно, мы не суд, но шутка – высший класс.
И я подумал: ”Во дают! А как дела у нас?
Нам что русалок, что коней – одно, а в чём секрет?
У нас не то что рыбных дней, у нас и рыбы нет!..”

       (Довлатов, друг, простите грех – возьмитесь за роман.
       Пусть будет он про нас про всех, а не про парижан.
       Вы только сделайте пустяк – преодолейте лень,
       и свой роман начните так: ”Был жаркий рыбный день…”)

Однако, хватит лишних слов, а то войду во вкус!
Аркадий Львович, рыболов, живёт и крутит ус.
Уже сошла пора тревог – начало всех начал.
Он вдруг душою занемог и крепко заскучал.
Про душу вспомнили! Сие – томленье и недуг,
но, как известно, бытие определяет дух.
А он живёт – как загнан в клеть, ни слова не сказав,
и песню простенькую спеть – всего-то и забав.
Совсем один – какой тут fun!.. Худые времена.
Сюда бы старый чемодан с газетами ”НА”!
Страдаешь тут наедине – слеза течёт со скул,
а он лежит на самом дне добычею акул!
(Акула, кстати, будет shark).
       Что значит – не везёт!..
Пошли на дно Поповский Марк, Гальперин-полиглот,
на дне Довлатов, и Орлов, и Генис, он же Вайль…
Проклятый мир! Таких орлов ещё найдёшь едва ль.
Жаль непрочитанных статей, где пыл страстей горяч,
стихов, рекламы без затей, программы передач.
Жаль замечательных эссе – хоккей, футбол, бейсбол…
Крутился белкой в колесе, а так и не прочёл.
Куда деваться от потерь? Тут с горя станешь сед –
без сил, без родины, теперь – ещё и без газет.
Хотя бы память сберегу, но время – как метла…
Герой сидит на берегу, печаль его светла.

А даль пустынна и темна, струится лунный свет.
Накатит первая волна, за ней вторая вслед,
чуть-чуть поболе высотой, и рокот чуть слышней.
Её не бойся – бойся той, что следует за ней,
той самой – третьей, что таит подспудного врага.
Она с размаху бьёт гранит и рушит берега!
Что ей твоя живая плоть – погибнешь, как сурок!
Не приведи тебя Господь пойти ей поперёк!..

А где-то лупят в барабан, кричат, озарены:
”Нас, эмигрантов – океан! Нас тоже три волны!
От первой, правда, только горсть – спокойна и умна,
все – господа, слоновья кость, прекрасная волна.
Вторая – тоже ничего – волна народных масс,
не все, увы, но большинство – достойные весьма-с”.
Трубят, как эти две волны бежали от оков,
России верные сыны, враги большевиков.

”А третья – Боже упаси! – евреи из Одесс!
Какой, простите, до Руси евреям интерес?
Не те носы, не те глаза, маршрут их – целевой:
за длинным долларом и за приличною жратвой!..”

И тянет ложью за версту, довольны господа.
Валяйте! Ложь на вороту не виснет никогда!
Какого чёрта я тяну, как на одной струне –
волна, волны, волне, волну, волною, о волне?..
Мы все – евреи из Одесс, мы все – одна волна,
и тот, кто правит в ”НРС”, и тот, кто тут, в ”НА”.
Мы все попали в мир иной, и жить, и петь вольны.

Я ненавижу быть волной!
       Не делайте волны!..

Тут мне припомнилось как раз, по случаю, само:
однажды мир в дерьме погряз (простите за ”дерьмо”,
могу сказать культурней – ”shit”), и весь живой народ,
весь перемазанный, стоит по шею в этом вот.
Такой трагический момент! Дерьмо – ни сесть, ни лечь.
И тут один интеллигент вдруг начинает речь:
”Да я! Да мы! Партком, местком! Да как и почему?..” –
и волосатым кулаком колотит по дерьму,
и воздевает кверху взгляд – мол, дескать, каково?
А те, что рядом, норовят подальше от него.
”Ты не в своём, – кричат, – уме, и убирайся вон!
Ты что? Сидишь уже в дерьме – так хоть не делай волн!..”

Но это – к слову. О волне. Я вам сказал, что знал.
А время движется, и мне пора писать финал.
Пора уже кончать роман, нажать на полный газ.
Нас учат Тора и Коран – всему приходит час.
Сюжет в романе – вот костяк, вот А, и Бэ, и Цэ,
герой страдает в трёх частях и женится в конце.
И этим в чём-то он сродни героям кинолент,
хотя женитьба в наши дни – не самый happy end.
И я героя не женю, пусть это мне – в укор:
женитьба гасит на корню дымящийся костёр.
Герой, конечно, будет рад. Пускай дымит, горя!..
Он не найдёт пиратский клад, не встретит дикаря.
А мы выходим на межу, где кончится сюжет –
я просто-напросто скажу:
       ПРОШЛО ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ...

…За часом час, за годом год – навек ушли, ку-ку!..

Однажды белый пароход причалил к островку.
На мачте – белый флаг ООН, и белый, словно мел,
Аркадий Львович Гольдензон от счастья онемел.
Не приукрашу, не солгу – он высох и ослаб.
Стоит и ждёт на берегу, когда опустят трап.
Выходит грозный капитан, ступая, как удод,
а рядом с ним, ломая стан, красавица идёт.
Благоухающий букет, она б свела со сцен
и Тейлор, что Элизабет, и Дитрих, что Марлен!..
Аркадий Львович – как в дыму, а капитан, сердит,
подводит женщину к нему и тихо говорит:
”My dear mister Goldenzon! Народы всей земли
вам как герою шлют поклон! Мы еле вас нашли.
Страданьям вашим нет цены, и я привёз в ответ,
чего вы были лишены пятнадцать долгих лет!..”

И наш гэлэймтэр молодец подумал: ”Вот оно!”
Его желанью, наконец, свершиться суждено!..
И не стараясь чувств избыть, он громко, как со сна,
вдруг закричал:
       “Не может быть! Вы привезли ”НА”?!..”

…Прощай, мой друг!
       Прощай, роман!
Прощай, приют химер!
Я, к сожаленью, не титан,
как Бродский, например.
Но, слава Богу, не иссяк,
слова бегут, легки…
Пустяк, вы скажете?
       Пустяк.
Всё в мире пустяки!
В печали – смех,
       в улыбке – грусть,
и к звёздам – через тьму!..

Быть может, я ещё вернусь
к герою моему.
Увы, характер наш таков –
мы ищем весь свой век
края кисельных берегов,
края молочных рек,
мы видим золото подчас
в недобытой руде…

Там хорошо, где нету нас.
А нас уже – везде.


       КОНЕЦ


Иностранные слова:

билл - счёт (англ.)
I’ll pay you for... - я уплачу вам за... (англ.)
шлэпэр - оборваненц (евр.)
ship - корабль (англ.)
bottom of the sea - морское дно (англ.)
money - деньги (англ.)
food - еда (англ.)
help! - помогите! (англ.)
“Йошкэ форт авэк” - “Йошка уезжает” (евр. песня)
бонжур - добрый день (франц.)
миль пардон - тысяча извинений (франц.)
мон шер - мой дорогой (франц.)
fun - развлечение (англ.)
happy end - счастливый конец (англ.)
my dear mister - мой дорогой господин (англ.)
гэлэймтэр молодец – недотёпа (евр.)