Вытряхивая облака весь вечер,
являются слова, заводят речи,
когда исподним козыряет ночь,
а Бог, он слишком жив и человечен,
чтоб каждому и вовремя помочь.
Свободные, мы вычерчены в клетку,
и любим делать рамочки для ветра.
Орущей убегая тишины,
недолго облюбовываем ветку,
не замечая отблеска блесны.
Подпилим спички и – упали веки,
но всё, что есть прекрасно в человеке,
восходит с выделением тепла,
покой приёмный не оценят реки,
и ночь на удивление светла.
***
Ты не бойся, колобок, я не съем,
намотай свою дорожку на ус.
Заморили червячка не совсем,
чтобы лёгким был на цвет и на вкус.
Перепахано всё поле чудес,
но не вывели с тех пор дураков:
докопаются до умных людей,
мол, подать до чуда левой рукой.
А не верите, так я вам шепну,
что все истины замочат в вине,
что волшебную в пупырчик страну
бросят в лунке прорастать по весне.
***
Всё образуется, поверьте,
из звёздчатого вещества,
из скорой жизни, верной смерти,
из удивления едва –
едва пробившегося света,
едва забытых с детства слов
и преломленья тонких веток
при обхождении углов.
И лишь стенам стоять не больно,
уже оглохшим без дверей,
смотреть, как на путях окольных
грохочут веки фонарей.
Всё образуется, на кочках
нашишковав болящим лбом,
за радужностью оболочек
останешься самим собой.
Не смоешь ежевичных точек
с крахмальных лацканов зимы,
мы ночью так беспозвоночны,
но бесхребетны – нет, не мы.
Так безнадёжно, беспощадно,
так безнаказанно звеня,
глазастое сияет счастье
что вдоль, что поперёк меня.