Затерялся на лодке, как в рудах я,
ну, а мимо по гребням косым
чинно лайнеры мчат белогрудые,
важно мачты задрав и носы.
Заманила в бездонную глубь река,
я сижу, тупо в воду плюю,
с верхних палуб блестящая публика
тычет пальцами в лодку мою.
Но не всем корабли и комфорт, и уют,
есть ещё на земле бурлаки,
и ещё – те, что между громадин снуют
в хрупких лодках на стрежне реки.
Корабли чертят белые борозды.
Я устал и веслом не веду.
Неуютно мне в лодке и боязно,
что кому-то под киль попаду.
Исчерпал все лимиты и сроки я.
Мне б на берег, где в солнце луга,
но кругом берега всё высокие,
всё чужие кругом берега.
Неужели одно остаётся – на дно…
я на дно не хочу, я кричу, -
господа! Прихватите меня заодно
я ж, как вы… и проезд оплачу.
Лучше б лёд. И листва, чтоб опала бы.
У меня не хватило рубля.
В мегафон мне пролаяли с палубы, -
жди, мужик, своего корабля.
Знать, не всякий корабль выбирает сам,
и не всем по карману платить,
но до берега тот добирается,
кто гребёт, не сбиваясь с пути.
Это значит, не плакаться вёсла сложив.
Это значит, на вялость – табу.
Это значит, я есть, это значит, я жив
и гребу, и гребу, и гребу.