Сердце чьё-то в клочья псы рвали,
и жрали, давясь. Потом рыгали.
Топтали в зловонную жидкую грязь,
всё, что не лезло в смердящую пасть.
А когда убегали – надсадно брехали,
упиваясь в икоту своими грехами.
Позже, в логове сук своих драли.
И, кончая, утробно с надрывом, орали.
Засыпали. Храпели. Пердели.
Мухи жирные что-то зудели...
Как волкИ приходили, так ссали,
и хвосты свои куцые поджимали.
Жалко скулили, но отдавали
всё, что прежде наворовали.
Снова пили с обиды. Блевали.
Друг у друга последнее отбирали.
Называли себя сторожами,
но от каждого хруста дрожали.
Ненавидели всех. Слабых давили.
До смерти их забивали, или травили.
А кого не могли – унижали.
Или попросту в тюрьмы сажали.
Так в дерьме, где их нарожали,
жили двуногие псы. Не жаль их.