Песнь двадцатая. Битва богов
Пока ахейцы собирались всем народом,
чтоб сообща на недругов напасть,
троянцы ждали в поле их прихода,
заняв заранее возвышенную часть.
Начнись сражение немедленно и точно
троянцам бы тогда несдобровать,
но в это время Зевс Фемиде срочно
велит к нему все божества созвать.
На зов его от устьев и истоков,
со всех сторон, где только мир стоит,
сошлись и нимфы рек, и божества потоков,
и тьмы орестиад и альсеид.
Явились нереиды и лимнады;
океанид приплёлся караван;
сбежались даже смертные дриады…
Отлынил только дряхлый Океан…
Олимп доселе скопища такого
не видел, сколько существует он…
Туда за прочими со дна морского
явился и смущённый Посейдон…
Промежду Олимпийцами уселся
черноволосый бог, властитель вод,
и тут же стал выспрашивать у Зевса,
какое дело замышляет тот:
«О смертных, громовержец, рассуждаешь?
И как распорядишься их судьбой?
Но торопись, не то ведь опоздаешь:
с минуты на минуту грянет бой!»
Зевс брату отвечал: «Как будто в воду
ты, прозорливый Посейдон, глядел:
хочу на помощь вас послать к народам
и отдохнуть здесь в одиночестве от дел.
Мне кажется, троянцам не под силу
с ахейцами сегодня совладать;
к тому же и не хочется Ахиллу
их на расправу просто так отдать.
Все ниц ложатся перед этим хватом!
Ему и Троя сдастся – одному!
Но Ахиллес тогда преступит фатум:
ведь город предназначен не ему…
Сегодня ночью, поразмыслив здраво,
решил я, чтоб сражались наравне,
богам всем прочим предоставить право
помочь – какой кто хочет стороне».
Объятые соперничеством вечным,
и действуя друг другу вопреки,
прямым путём с Олимпа к подопечным
пустились боги наперегонки.
И прояснилась общая картина,
кому какая ближе из сторон:
отправились к ахейцам Гера и Афина,
Гермес, хромой Гефест и Посейдон.
К троянцам – Ксанф, Арес и Афродита,
а также матушка с двумя детьми:
то были – Лето, Аполлон и Артемида,
на Геру обозлённые вельми.
Пока под Трою боги добирались,
ахейцам уже грезился успех,
а у троянцев ноги подгибались –
приход Ахилла в ступор их поверг.
Но вот явились боги, и Эрида
восстала, разжигая в смертных злость;
Афина крикнула; завыл Арес сердито…
И эхо по долине понеслось.
Как в горне, где чуть уголья чадили,
мехами раздувают кузнецы огни,
так боги в людях лютость возбудили,
и убивать друг друга бросились они…
А Зевс с Олимпа разразился громом.
В ответ из недр раздался страшный гул:
то Посейдон вдруг море вздыбил комом
и землю беспредельную встряхнул.
Заснеженные горы закачались,
и с якорей сорвало корабли;
цунами к дальним берегам помчались
и тысячи селений погребли.
Волна дошла и до земного лона…
Казалось, свод над Тартаром дрожит…
Тряхнуло так, что в преисподней с трона
вскочил и криком закричал Аид.
Он испугался, что над бездной мрака
разверзнется сейчас земной покров
и перед смертными откроется клоака,
пугающая и самих богов.
Так ходуном ходила вся округа;
утёсы рушились; дома тряслись,
когда попарно, друг напротив друга,
бессмертные в сражении сошлись.
Но Ахиллес, одну мечту лелея,
лишь Гектора искал, чтобы убить…
Однако Феб против него Энея,
коварствуя, решил восстановить.
Под видом Ликаона бог явился
и, каверзный, спросил: «Эней, ведь ты
расправиться с Ахиллом на пиру грозился,
а как дошло до дела, так – в кусты?»
Эней вспылил: «Зачем ты понуждаешь
меня с Ахиллом драться, Ликаон,
когда о том и сам прекрасно знаешь,
как гнал меня от самой Иды он.
Мне с ним встречаться снова нет резона…
Он разорил и Лирнесс, и Педас,
а я лишь при поддержке Аполлона
позорной смерти избежал в тот раз.
За ним повсюду следует Паллада,
а спорить с ней, милок, напрасный труд:
того, кому она подпора и ограда,
копьё неймёт, и стрелы не берут.
Ещё бы перед ним мы не робели,
бросок завидев дальний, локтевой:
где видано такое, чтоб до цели
огромное копьё летело по прямой!
Чем следовать твоим советам, умник,
дождаться надо помощи богов –
отыщется достойный мне заступник
и я с Ахиллом встретиться готов!»
Феб возразил: «У матери защиты
ты почему не просишь? Ведь прикинь:
Фетида много ниже Афродиты
по рангу в иерархии богинь!
С такою матерью грешно бояться
Ахилловых насмешек и угроз –
иди смелее! Надо в бой ввязаться,
а кто там победит – ещё вопрос!»
Феб не напрасно всё-таки трудился…
Надеясь, что Ахиллу нос утрёт,
Эней на поединок с ним решился
и сквозь толпу отправился вперёд.
Но не укрылось это всё от Геры
и молвила она другим богам:
«Глядите, боги, Феб ретив сверх меры!
Пришла пора вмешаться в дело нам.
И действовать должны мы адекватно –
подать сигнал из них кому-нибудь:
или Энея развернуть обратно,
или в Ахилла мужество вдохнуть.
Пусть знает, что ему ещё бояться
пока что нечего – в руках у Клото нить,
а мы сильнее тех, кто за троянцев,
и не дадим её укоротить…
Не то Ахилл, возможно, убоится,
решив, что послан от богов Эней…
Но как проявимся, ведь наши лица
невыносимо видеть для людей?!»
Тут Посейдон заспорил: «Не хватало,
чтоб мы передрались между собой!
Богам такое, Гера, не пристало –
пускай герои всё же вступят в бой.
А мы воссядем на высокой сопке
и, если встрянут Феб или Арес,
тогда уже и зададим им трёпку –
как ветром сдует их из этих мест!»
И боги разместились на кургане,
где от кита Геракл спасался встарь:
им было видно всё, а их в тумане
не зрела ни одна земная тварь.
Себе Калликолонские вершины
приспешники противной стороны
облюбовали, но ни те, ни те дружины
не понуждали к продолжению войны.
Войска заполонили всё пространство
и замерли… Но Зевс их торопил.
И вот, сверкая воинским убранством,
Эней на середину из рядов ступил.
Он шёл, с Ахиллом встречи вожделея;
броня звенела на его груди;
светился медью тяжкий шлем Энея,
и лёгкий щит держал он впереди.
Но не замедлил и Ахилл явиться!
Так легкораненый свирепый лев
на удалых обидчиков ярится
и к ним идёт, опасности презрев.
Стрела его движения стесняет;
струится кровь по морде и усам;
и лев себя всё время распаляет,
хвостом стегая по крутым бокам.
Спросил Ахилл: «Эней, куда ты лезешь?
Решил удачи попытать, энтузиаст?
Надеешься, что если одолеешь,
Приам тебе корону передаст?
Пустые чаяния! Всяк тебе ответит –
короны не увидишь, как своих ушей!
Тебе царём троянским быть – не светит:
хватает у Приама сыновей…
Или тебе троянцы посулили
поля под хлеб и выпасы для стад?
Посул достойный разве простофили!
Коль хочешь жить, так осади назад…
Надел в два метра как бы не достался!
Или уже успел ты позабыть,
как в Лирнессе от моего копья спасался
и удирал от Иды во всю прыть?!
Но стены Лирнесса я разметал по полю,
хоть Феб и подвизался среди вас;
детей и женщин всех увёл в неволю
и только Зевс тебя от смерти спас.
Зря думаешь, что чудо повторится!
Один лишь мой удар и ты – мертвец.
Спеши в толпе скорее раствориться,
не жди пока беда придёт, глупец!»
Эней вспылил: «Не задавайся слишком!
Не думай, что останусь я в долгу.
Стращать пытаешься, как малого мальчишку?!
Я сам любого напугать могу!
И о родстве далёком мне известно!
Все сходятся концы, куда ни кинь:
и оба мы с тобой потомки Зевса;
к тому же оба – сыновья богинь.
От Зевса род ведёт Дардан, мой предок…
Он царство Дарданию основал,
когда о Трое и никто не ведал,
никто ещё и слыхом не слыхал!
А Эрихтоний, славный сын Дардана,
в благословенном граде стал царём –
заботам предавался неустанно:
край цвёл и благоденствовал при нём.
У Эрихтония богатств несчётно было;
паслись на склонах табуны коней;
и в табуны, к резвящимся кобылам,
повадился захаживать Борей.
От ветра жеребят пошло немало…
Дивился тем коням честной народ:
Бореево потомство над землёй летало,
трав не топча и не касаясь вод.
Оставил Эрихтоний сына Троса,
а Трос уже троих сынов родил:
мой прадед Ассарак из этой тройки
и прадед Гектора, строитель Трои, Ил…
Их брата третьего, красавца Ганимеда,
Зевс виночерпием забрал на небеса –
богам он кубки наполняет за обедом
и видом нежным услаждает очеса.
И был у Ассарака Капис, сын законный,
и сына одного имел – Анхиза – он.
А Лампа, Клития, Приама и Тифона *
сын Ила породил – Лаомедон.
*Среди потомства Лаомедона фигурирует и «сын Ареса» Гикетаон.
Я смертный сын богини Афродиты;
моим отцом является Анхиз;
как видишь, мы не меньше родовиты!
Не жди, чтобы от похвальбы я скис!
Но что-то заболтались мы с тобою,
как гости на пороге, у дверей…
Друг друга тешим трепотнёй пустою –
язык, он, как известно, без костей.
Намелет столько говорун изрядный,
кому богами красноречие дано,
что и стовёсельный корабль громадный
под тяжестью словес пойдёт на дно.
Хула и оскорбления, как эхо:
влетело в ухо, рот вернул назад…
Но препираться – женская утеха:
базарить могут много дней подряд.
Наш разговор – мужской, а это значит,
что дело не решает болтовня
и одного родители оплачут,
но всё-таки надеюсь, не меня!
Вот это будет на весь мир потеха,
когда копьём тебя пощекочу
и гордеца не только что от смеха,
а то и от зазнайства излечу!»
Эней внезапно в щит копьём ударил,
и от удара содрогнулся щит.
Непроизвольно дальше щит отставил
Ахилл, боясь, что будет он пробит.
Но то была напрасная тревога!
Хотя и бил Эней наверняка,
но он не знал, что сделанное богом
пробить не может смертного рука.
Ковал Гефест изделие чудное:
накладывая плотно слой на слой,
два слоя оловянных и два медных слоя
он разделил пластиной золотой.
Лишь оловянные листы пробило жало;
но в золотой упёрлось дальше слой
и золото червонное сдержало
удар, направленный могучею рукой.
Тут дротик Ахиллес метнул в Энея…
Его удар настолько был силён,
что там, где кожа тоньше, медь слабее,
двухслойный щит прорвался как хитон.
Щит треснул и в лохмотья превратился…
Едва успел Эней припасть к груди земной,
как дротик, просвистев над ним, вонзился
стоймя в сухую землю за спиной.
Ахилл мгновенно вырвал меч из ножен
и бросился к дарданцу, но Эней
огромный камень подхватил и тоже
врага намерился отправить в мир теней.
Но Ахиллеса от его удара
надёжно защищали щит и шлем,
а вот Энея тут бы не минула кара –
ведь защититься он не мог ничем!
Дарданец шёл на верную погибель:
глаза Энею застилала ночь;
уже в Аиде ожидалась прибыль,
но Посейдон решил ему помочь.
Воззвал он: «Олимпийцы! Сожалею,
что гибель невиновному грозит:
уже через мгновение Энею
с земли придётся низойти в Аид.
Он за грехи чужие пострадает…
А ведь богам послушен был во всём
и жертвами нас часто ублажает…
Давайте, боги, мы его спасём!
Увы! Нет сыновей других средь клана,
и надо бы Энея поберечь,
чтоб эту ветвь блаженного Дардана
нам против воли Зевса не пресечь.
Предотвратить нам надлежит злодейство –
Эней один лишь громовержцу люб:
ведь только на Приамово семейство,
как мне известно, Зевс имеет зуб».
Ему на это отвечала Гера:
«Не буду я ни помогать, ни возбранять…
Ты, Посейдон, какие хочешь, меры,
такие сам и волен предпринять.
Когда считаешь жертвою невинной
Энея, так спасай, коли не лень,
а мы сто раз клялись уже с Афиной –
троянцев не щадить и в судный день!»
И поле Посейдон завесил тьмою;
И воспарил над поединком сам:
рывком Энея выхватил из боя,
а дрот Ахиллу положил к ногам.
Творятся чудеса по божьей воле:
над лесом пик и толпами людей
до самой кромки рокового поля
пронёсся вверх тормашками Эней.
И божий глас он тут услышал: «Сдуру
с Ахиллом драться ты, Эней, рискнул!
Какой безумец в эту авантюру
тебя по праздной прихоти втянул?!
Пока он жив, беги ты встреч с Ахиллом
и не вступай в неравную борьбу:
запомни, что тебе он – не по силам
и лишний раз не искушай судьбу!
Единственный твой шанс в живых остаться –
ему не попадаться на пути;
погибнет – больше некого бояться,
с любым на поединок выходи!»
И тучи Посейдон прогнал оттуда,
где оставался победитель наш…
Ахилл опешил: «Боги, что за чудо –
противник растворился как мираж?!
Копьё лежит… И щит Энея – тоже!
Но нет передо мною – самого!
Я у богов любимец, но, похоже,
что боги опекают и его…
Презренный трус! Воздать бы по заслугам!
Ведь точно мной он был бы здесь сражён…
Да, пусть живёт! Он до смерти напуган
и больше не полезет на рожон».
И развернулся в сторону другую,
крича: «Ахейцы! Где же ваш задор –
на всём пространстве я один воюю,
а вы стоите праздно до сих пор!
Как понимать мне вашу проволочку?
Такое воинство, как ни хотеть,
не то что мне осилить в одиночку,
и боги не способны одолеть».
И Гектор к бою побуждал троянцев:
«Вперёд, друзья! Пусть будет твёрже шаг!
Угроз Ахилла нечего бояться –
геройствует он больше на словах!
Когда он заявляет громогласно,
что Зевса самого за бороду схватил,
не верьте – и ему не всё подвластно:
против богов спасует и Ахилл!
Пусть говорит, что он сродни граниту;
пусть даже машет огненым мечом,
против него я в поле вскоре выйду
и мы тогда узнаем что почём!»
И ободрённые троянцы осмелели,
подняли копья, и под грозный рёв
троянские фаланги полетели,
надеясь в порошок стереть врагов.
Но молвил Феб: «С Ахиллом не дерзай схлестнуться!
Укройся, Гектор, в воинстве своём,
чтоб ни мечом не мог он дотянуться
и не добросил до тебя копьём».
И поражённый страхом несусветным,
мгновенно Гектор спрятался в толпе;
и сразу стал таким же незаметным,
как просяное зёрнышко в снопе.
Меж тем в ряды троянские вломился,
повсюду щедро сея смерть, Ахилл:
он, как орёл, на поприще носился;
копьём направо и налево бил.
Троянцы побежали, словно стадо.
И пал здесь первой жертвою орла
Ифитион, которого наяда
царю ликийскому Оринту родила.
Ахилл вскричал: «Ифитион, наверно,
от смерти в Трою убежать спешил,
но смерть нашла его вдали от Герма
и Тмола дикого заснеженных вершин».
А кони среди визга, рёва, стона
неслись по трупам, шлемам и щитам…
Сразил тут Ахиллес Демолеона,
а вслед за ним погиб и Гипподам.
Пытаясь от руки разящей скрыться
и понадеявшись на резвость ног,
он соскочил на землю с колесницы,
но от Ахилла убежать не смог.
Едва копьё в хребет его вонзилось,
как Гипподам утробно застонал,
сознание от боли помутилось
и он на землю замертво упал.
При Геликийском храме Посейдона
так, не имея сил избавиться от пут,
волы окрестность оглашают стоном,
когда их в жертву богу волокут.
В другую сторону Ахилл рванулся;
ворвался в гущу вражеских дружин;
и под руку ему тут подвернулся
мальчишка Полидор, Приама младший сын.
У взрослых между ног шнырял мальчонка,
да в играх позабылся чересчур…
Ахилл поддел его на пику, как цыплёнка
насаживает повар на шампур.
И муки умирающег брата
увидел Гектор – свет померк в очах…
И эта невозвратная утрата
его толкнула на запретный шаг.
Всем существом скорбя о брате милом,
жестокосердый Гектор зарыдал,
метнулся сквозь толпу и пред Ахиллом
герой во всеоружии предстал.
Ахилл воскликнул: «Наконец-то вижу
достойного врага перед собой!
А, ну-ка, Гектор, подходи поближе –
на роковой черте проверим жребий твой!»
Но Гектор не смутился: «Зря словами,
Ахилл, меня стремишься устрашить!
Не на того напал – и сами мы с усами:
кого угодно можем подкузьмить.
На острие копья – сражения итоги…
И нам с тобой известно лишь одно:
“всё в будущем”, а там уже как боги
решат, кому погибнуть суждено».
И острое копьё метнул в Ахилла.
Но только цели он достичь не мог:
Афина встречным дуновеньем возвратила
его назад и бросила у ног.
Но и Ахилл пытался безуспешно
копьём доспехи Гектора проткнуть:
перед его глазами мрак кромешный
мгновенно Феб разлил и застил путь.
И трижды Ахиллес копьё впустую,
за разом раз, вонзал в густой туман
и лишь потом, расстроенный вчистую,
он, наконец-то, распознал обман.
И закричал: «Ты, Гектор, трус! Без Феба
боишься выйти на открытый бой,
но ведь и я не без поддержки неба…
И скоро я разделаюсь с тобой!
Пока же хватит дел на поле битвы –
еще я многих в землю положу»…
И в бой пошёл… (Весь перечень убитых
им в этой схватке ниже привожу:
Дриоп, Демух, Лаогон, Дардан, Мумий,
Эхекл, Девкалион, Ригм, Арейфой, Трос)
Последний – Трос, его колени обнял
и о пощаде, весь в слезах, молил,
надеясь уцелеть на месте лобном,
но и его мольбе не внял Ахилл.
Когда пожар охватывает гору,
бушует пламя, полыхает лес,
трава пылает. Так и в эту пору
свирепствовал на поле Ахиллес.
Кровавым месивом залитая, округа
напоминала вскорости гумно,
где грузные волы, идя по кругу,
вытаптывают из снопов зерно.
Но гнал и гнал вперёд коней возница,
и шла по трупам из последних сил
по ось забрызганная кровью колесница,
и, весь в крови, стоял на ней Ахилл.