Любовь Рыжкова
Селена,или Лунный свет
(Поэма)
В основе поэмы – два древнегреческих мифа. Один из них – о созвездии Большой Медведицы. Он повествует о том, как однажды Зевс увлекся земной женщиной Каллисто, но за этим последовала месть его жены Геры. Она обратила свою соперницу в дикого зверя – грязную медведицу. Расстроился Зевс и чтобы ее случайно в лесу не убили охотники, Зевс вознес Каллисто на небо. Так появилось созвездие Большой Медведицы.
Другой миф – о богине Луны – Селене и ее любви к земному юноше Эндимиону.
За красоту свою Эндимион был взят богами на Олимп, где им увлеклись многие, в том числе и жена самого Зевса – Гера. И тут уже Зевс начинает мстить ей за это. С помощью бога сна Гипноса (Морфея) он усыпил юношу.
В одну из ночей спящего Эндимиона увидела Селена. Она влюбилась в него всей душой. Но горько было ей узнать, что сон юноши вечен.
Страдания любящей женщины – богини, обреченной на безответное чувство, легли в основу поэмы.
Пролог... на земле.
Опять проснулась среди ночи.
Вся комната озарена.
Нет больше сил. Нет больше мочи.
В окне – печальница луна.
В который раз меня тревожит
ее щемяще нежный свет.
И я подумала: быть может,
здесь кроется какой секрет?
Быть может, я должна изустно
услышать, отчего она
в окно ночами смотрит грустно,
зачем, как женщина, бледна?
Что это? – Воздух заискрился
и даже будто задрожал.
Ах, это лунный луч вонзился
и в сердце, кажется, попал.
Я вскрикнула. Какая сила
меня заставила вскричать?
С пера закапали чернила.
Так, значит, велено писать.
Но только что это за чудо
среди реалий бытия?
И чем теперь писать я буду? –
С пера кровь капает моя.
И полетели строчки, словно
я тку серебряную нить.
Теперь душой владеет Слово,
его нельзя остановить.
На небесах.
Месть Геры
Давным-давно, когда вели
титаны в небе состязанья,
теряется в седой пыли
начало этого сказанья.
Зевес – владыка – всех богов
сумел объединить умело
в единый олимпийский кров
и смело принялся за дело.
И скоро стал его Олимп
обителью высоких нравов.
Но сам Зевес был многолик
и скор на легкую расправу.
Да, он бывал неприхотлив,
порою даже добродушен.
Но Боже, как он был кичлив,
ревнив и клевете послушен.
И в личной жизни он не стал
образчиком и совершенством.
Он часто Гере изменял,
вкушая на земле блаженство.
Но Зевс был истинный тиран:
себе давая послабленье,
другим – грехи он не прощал.
Ему хватало подозренья,
чтобы легко решить судьбу
любого бога иль богини.
Все трепетали потому,
трепещут, видно, и поныне.
***
Однажды Зевс среди дубрав
земную женщину Каллисто
заметил. И смутился нрав.
Он стал божественно неистов.
Склонился он к ее ногам,
поступком не смутясь нимало.
Какой поднялся тарарам,
когда жена о том узнала!
«Немедленно ее сотри
с лица земли – вскричала Гера, –
ты слаб, ты низок, посмотри,
ты можешь стать плохим примером!»
Но не послушался Зевес
такого грозного наказа.
Он спрятался с Каллисто в лес,
и вскоре был за то наказан.
Разгневанная Гера зла,
смутила разум злая сила.
И отомстила, как смогла –
Каллисто в зверя обратила.
Что делает дурная власть! –
Безумец лишь ее обрящет!
Со страшным стоном понеслась
Медведица в глухие чащи.
А там – охотник – ее сын,
погнался он за зверем быстро,
не ведая, что перед ним –
родная мать его – Каллисто.
Расстроился тогда Зевес.
И скоро грянуло возмездье!
Ее он поднял до небес
и поместил среди созвездий!
Но озлобление слепит
любую женщину и ныне.
Она не знает, что творит,
пусть даже это и богиня.
«Так вот тебе и мой ответ:
где красота твоей Каллисто?
Она не смоет грязи, нет!
И шерсть ее не станет чистой.
Ей не умыть теперь лица
в прохладных водах океана.
Ей, представляешь, до конца
бежать средь звездного тумана!
Так пусть всегда бежит она
моей лишь мести на потребу!
Она теперь обречена
быть вечной пленницею неба!»
***
С тех самых пор прошли века.
Пласты времен перемололись.
Бежит Медведица, пока
не рухнул наш безумный полис.
Месть Зевса
О мир, исполненный страстей!
О время, что меняет нравы!
Что зря судить простых людей,
когда с богами нет управы.
Ведь это именно они
людей пороком заразили.
И все мы видим: в эти дни
грехи богов в особой силе.
Смешон мой искренний наив:
все это – старые напасти.
Всегда был мир несправедлив,
всегда людей терзали страсти.
И вероятно, потому
страшат нас старые пороки.
Мы верим Богу одному,
и в этом мы не одиноки.
Но мой сегодняшний рассказ
о временах почти забытых,
когда богов любой из нас
увидеть мог вполне открыто.
***
Жил на земле среди людей
и, думаю, что не случайно
прекрасный юноша. Ей-ей,
красив он был необычайно.
И не давала красота
покоя девушкам в округе:
кого он выберет из ста?
И даже ссорились подруги.
Был так хорош Эндимион, –
молва о нем пошла кругами.
И вскоре был замечен он
Олимпом, высшими богами.
Его волшебной красотой
и Гера увлеклась немало.
Она влюбилась всей душой,
хоть это тщательно скрывала.
И Зевс вскричал: «Так ты мне мстишь
за тот проступок мой греховный?
Ты зря мне голову дуришь.
Я вижу все. Я бог верховный!
Эндимиона усыплю
я вечным сном в пещере горной!
Морфею нынче ж повелю,
он дело сделает проворно.
Эндимиону я не дам
любовь постигнуть в полной мере!
Он не достанется богам.
Пусть вечно спит в своей пещере».
Сказал и сделал. И с тех пор
уснул Эндимион безгрешный
среди высоких, острых гор,
в пещере, в темноте кромешной.
***
В одну из сказочных ночей
Селена по небу катила.
От скуки свет своих лучей
кому попало, всем дарила.
Услышит звездный разговор,
сама о чем-нибудь их спросит.
Потом поймает метеор,
посеребрит его и бросит.
Но грустно было ей катить
одной в сияющем пространстве.
Ей так хотелось полюбить
и жить в прекрасном постоянстве.
Она мечтала – о любви.
Не находя ее, – томилась.
Желание любви – в крови,
но это – божеская милость.
Однажды среди острых скал
она пещеру увидала.
И тут же луч ее упал
туда, во тьму, – и тьма пропала.
Там юноша на ложе спал,
как бог в роскошном одеянье.
Он красотою поражал
в ее серебряном сиянье.
И что-то вдруг произошло,
неведомой открылось новью.
Желание любви прошло,
оно сменилось в ней любовью.
И зачарованно она
глядела на Эндимиона.
Смеялась и сама Луна,
и даже звезды небосклона.
Но горько было ей потом –
нет большей горечи на свете –
узнать, что спит он вечным сном,
и никогда ей не ответит.
Сон Эндимиона
А на Земле за годом год
сменяется по воле рока.
Не видит этого лишь тот,
кто спит в пещере одиноко.
Всегда здесь тихо и темно,
здесь не бывает дня и ночи.
Эндимиону все равно,
что день становится короче,
что после радостной весны
приходит сумрачная осень.
Вокруг него витают сны,
и не тревожат его вовсе.
Что после зимних холодов
трепещет юная природа.
Эндимион во власти снов,
ему неведома свобода.
Там, вне пещеры, жизнь кипит,
бурлят нешуточные страсти.
Но юноша спокойно спит,
его не трогают напасти.
А ночью бархатная мгла
на Землю спящую нисходит.
И укрывает ото зла,
все то, что создано в природе.
Плач Селены
И снова бархатная мгла,
как театральная завеса,
с небес на землю снизошла
верховной волею Зевеса.
В пещере шорохи слышны
и тихий голос. Не иначе
среди полночной тишины
Селена горестная плачет.
«Эндимион, моя душа, –
Селена горестно шептала, –
жизнь без тебя, как… два ковша
Медведицы Большой и Малой.
Эндимион, моя душа, –
шептала горестно Селена, –
жизнь без тебя, как… два гроша,
но выручу тебя из плена.
А если все же не смогу, –
ты все равно навек со мною.
Свою любовь я сберегу,
плащом серебряным укрою.
Как ты хорош, Эндимион,
я даже чуточку робею.
Но как разрушить мне твой сон? –
Крепки объятия Морфея.
Просила я его разбить,
рассыпать в прах свои же чары.
Не может он помочь мне, – ведь
Зевес богов не держит даром.
Зевес, могучий из богов,
велел окутать сном глубоким.
Ах, Зевс, зачем ты так суров,
неужто мстишь всем одиноким?
За что? Ведь ты не одинок,
с тобой -- твоя супруга Гера.
Со мной среди ночных тревог --
моя врачующая вера.
Ведь ты любил, ты знаешь сам,
с любовной мукой что сравнится?
Я помню, как по небесам
катил ты грустный в колеснице.
Ведь ты любил Каллисто, ты
обманывал жену нещадно!
Теперь Каллисто с высоты
несет на Землю свет отрадный.
Не столь велик ты, сколь ревнив,
ко многим сам ревнуешь Геру.
Ты часто вздорен и кичлив,
и даже нарушаешь меру.
Эндимион, моя душа, –
Селена тихо повторяла, –
жизнь без любви нехороша,
я это лишь с тобой узнала.
К любви дорога нелегка,
порой теряется из вида.
О, как страшна моя тоска,
страшнее, чем тоска Аида».
Но крепко спал Эндимион,
не мог ответить ей на чувство.
В глубокий сон был погружен
Морфеем он весьма искусно.
Но даже сквозь волшебный сон
он слышал горькое стенанье:
«Душа моя, Эндимион,
за что мне это наказанье?
Впервые в жизни – влюблена,
впервые за века – люблю я.
Но я – богиня, не жена,
и даже вкуса поцелуя
я не узнаю никогда,
хоть мой любимый – предо мною.
Он спит, не слышит, – вот беда,
ее не разведешь рукою.
Как тягостно богиней быть,
как грустно в этой колеснице
всю жизнь по небесам катить
и без любви всю жизнь томиться.
На что мне этот звездный свет
и покрывало из шафрана,
коль я одна, и много лет
болит душа моя, как рана.
На что вся эта красота –
то росчерки метеоритов,
то шлейф кометного хвоста,
коль сердце милого закрыто».
***
И слезы в море уронив,
она покой его смутила.
И тут же начался прилив –
такая в них таилась сила.
И звери, головы задрав,
услышали сей глас печали.
Их обуял дремучий страх,
завыли звери, задрожали.
Цветы ночные от тоски
закрылись, в страхе замирая.
Покрылись влагой лепестки,
сильнее лишь благоухая.
А свет! Какая сила чар
в лучах его с тех пор таится!
Волнуется и млад и стар,
и зверь волнуется, и птица.
Но более всего – людей,
особенно – влюбленных пары
волнует свет ее лучей,
ее таинственные чары.
Эпилог... на небесах
Велик божественный простор,
его постигнуть я не смею.
Грустит Селена с давних пор,
и мы печальны вместе с нею.
И с той поры так повелось
в самой божественной природе.
Луна на небе – краткий гость, –
давно замечено в народе.
Она торопится, спешит,
коней упрямо погоняет
туда, где милый ее спит
и на пороге не встречает.
Она склоняется над ним
в порыве нестерпимой жажды.
Слова Любви звучат, как Гимн.
Их каждый слышал хоть однажды.
Всем, кто влюблен, – они слышны
и кто любим – их слышит тоже.
О Боже, как они нежны
и как на лунный свет похожи!
Объемлет он со всех сторон
и вздрогнешь, будто от удара:
Селена и Эндимион –
небес божественная пара!
Образчик преданной любви,
но и беды непоправимой.
Пресвятый Боже, избави
от муки сей невыразимой!
Но я – поэт. И мне ль молчать.
Я муку выразить готова,
а если надо – и принять.
Дано мне жертвенное Слово.
Эпилог на земле
По-новому воспеть чтоб чувство,
которое, как мир, старо –
большое надобно искусство
и очень легкое перо.
Я им владею полной мерой
и даже более скажу:
с надеждой я живу и с верой,
и очень этим дорожу.
Я о любви пишу с любовью,
секрет мой в том, что его нет.
Стихи взаправду пишут кровью.
Других чернил не знает свет.