Он не любил смеяться. Никогда
Не отвечал улыбкою на шутку
И не шутил в ответ. В его года -
Когда девчонок дергают за юбки -
Он был угрюм и замкнут, потому
И не имел друзей. Зато ему,
Как никому другому на районе,
Искусство ремонтировать часы
Досталось по наследству, как вороне,
От Бога получившей в басне сыр.
Потом он переехал, и о нём
Забыли в тот же миг, как чемоданы
Протиснула в пустой дверной проём
Его рука: ничто не просит дани
Такой, как память, - только лишь за то,
Чтоб вечно помнить тех, кто далеко
От нас. И вот прошло семнадцать лет.
Я - инженер-метролог в "Агромаше",
Женат удачно, породил на свет
Троих детей, но пристрастился к чаше,
А он, - его я повстречал в метро
Случайно, как в Москве всегда бывает, -
Он выглядел так мрачно и старо,
Что даже шрама линия кривая,
Оставшаяся с детства на щеке,
Морщиной стала выглядеть. В руке
Он нёс футляр и на вопрос немой
Ответил, что купил на распродаже
Часы ручной работы. Он со мной
На станции не попрощался даже,
И сколько я ни наблюдал за ним
Во время разговора - ни глазами,
Ни уголками губ, ни чем иным -
Не выдавил улыбки, словно замер
Навеки на лице какой-то нерв,
Эмоции и чувства заперев.
И вновь я потерял его из вида
На долгих двадцать лет. Была весна.
Застигнутый врасплох радикулитом,
Я шёл домой, натянут как струна,
Но, не дойдя до дома метров пять,
Спиной больной о дерево опёрся,
Чтоб отдохнуть. И увидал опять
Лицо того, который-не-смеётся.
Он подошёл, держа в руке футляр,
В котором что-то тикало, и я,
Расслышав вдруг его негромкий смех,
В его глазах нашёл свой тайный страх.
Достав часы, он их завёл и мне
Вручил их, молодея на глазах.