На картине

 

       Повесть эту услышав однажды,
       Все, что смог я запомнить тогда,
       То, что в ней для меня стало важным,
       Не забуду уже никогда.
       
       * * *
       Это было в военные годы,
       Днем и ночью в кровавых боях
       Гибли люди, страдала природа,
       В городах, деревнях, на полях.

       Смерть косила и малых и старых,
       Не взирая, кто прав, виноват.
       В пепел все превращали пожары,
       Где недавно стоял дом и сад.

       Все по прихоти чьей-то свершалось,
       Жажда власти к безумью вела.
       От которого то разрушалось,
       Чем Россия хоть как , но жила.

       Далеко от сражений армейских,
       В небольшой деревушке одной,
       Как обычно в заботах житейских
       Жил крестьянский народ трудовой.

       Друг за другом стояли избушки,,
       За которыми речка текла.
       На окраину к старой церквушке,
       Извиваясь, дорога вела.

       Воскресеньями звон колокольный
       Приглашал на молебен людей,
       Собирался приход богомольный
       На крыльце у церковных дверей.

       Заходили, в притворе крестились,
       Кто от сердца, а кто для того,
       Чтоб при встрече потом не косились,
       Называя безбожным его.

       Пели псалмы и хором молились,
       Повторяя слова за попом,
       А при выходе снова крестились
       У картины с распятым Христом.

       Шли домой, иногда рассуждая,
       Что же батюшка им говорил,
       Но писание толком не зная,
       Кто как понял, так верил и жил.

       И казалось бы, дальше так будет,
       Как всегда поутру, на заре,
       Голосистый петух всех разбудит,
       Взрослым труд, а игра детворе.

       Но менять образ жизни привычный,
       Как в домах, так и в душах людей,
       Продолжала война безразличной,
       Хладнокровной рукою своей.

       И дыханье ее ощущалось,
       Где-то близко, стрельбой за рекой.
       И зловещим раскатом стучалось
       Над деревней, нарушив покой.

       От нависшей угрозы у многих
       Тень тревоги на лица легла.
       Прекратились в избушках убогих
       Повседневные жизни дела.

       Главным было теперь, чтобы выжить,
       Все равно как , любою ценой.
       Страх заставил друг к другу быть ближе,
       Озадаченных мыслью одной.

       Как же быть, как все спрятать надежно,
       Скот и утварь, детей и себя.
       Стали делать все то, что возможно,
       Слез бессилья в глазах не тая.

       Но услышав, что скоро солдаты
       В дом ворвутся и будет беда,
       Каждый скрыться старался куда-то
       И метался туда и сюда.

       Всюду паника, крики, смятенье,
       Плачь детей, рев скота, лай собак.
       Вмиг пришла вся деревня в движенье,
       Лезли в погреб, в подвал, на чердак.

       Где угодно, но только бы скрыться,
       От несчастья подальше уйти.
       И дыханье сдержав, притаиться,
       Чтобы недруг не смог их найти.

       А которые толком не знали,
       Как им участи злой избежать,
       Растерявшись, у дома стояли,
       Не решаясь куда-то бежать.

       Вдруг на улице голос раздался:
       - В церковь, в церьковь бегите, скорей,
       Враг в деревне уже показался,
       Пошевеливайтесь же, быстрей!

       Будто этого только и ждали,
       Подхватив и прижав малышей,
       Что есть силы крестьяне бежали
       По дороге к церквушке своей.

       Наконец-то знакомые двери,
       А за ними спасенье для них ,
       Где надеялся каждый и верил,
       Что не тронут их в стенах святых.

       И еще не успев отдышаться,
       Люди начали к Богу взывать,
       К разным ликам святых обращаться
       И на помощь к себе призывать.

       - Ну за что нам страданья такие,
       Так одни причитали молясь.
       - Боже наш,- говорили другие,
       Защити от погибели нас.

       В это время уже раздавались
       За стеною солдат голоса.
       Дети к взрослым сильней прижимались,
       Широко открывая глаза.

       Скрипнув жалобно вдруг распахнулась
       Офицером открытая дверь.
       И отпрянув, толпа пошатнулась,
       Будто в церковь вошел страшный зверь.

       Взгляд пронзительный, злой, леденящий
       Никому он добра не сулил.
       Осмотрел перед ним всех стоящих
       И с усмешкой злорадной спросил:

       - Что, решили сюда перебраться,
       Чтобы здесь свои шкуры спасти?
       Или время пришло собираться
       И молебен святой провести?

       - Что молчите? Никто не ответил.
       Офицер ухмыльнулся, потом
       Оглядевшись, картину заметил
       С изможденным распятым Христом.

       Подошел к ней, небрежно потрогал,
       Постоял, видно что-то решал.
       Снял и бросил ее у порога,
       Повернувшись к крестьянам, сказал:

       - Христиане, как видно, попались.
       В Бога верите вы или нет?
       - Верим.., верим..,- негромко раздались
       Голоса наконец-то в ответ.

       - Вот как ! Ладно, сейчас мы проверим,
       Кто для вас на сегодня важней.
       Тот лишь выйдет живым через двери,
       Кто поступит по воле моей.

       На картину, что здесь у порога,
       Тот, кто плюнет, пусть дальше идет.
       Если нет, то отправится к Богу,
       Вот и все, ну, кто первым начнет ?

       Что угодно, но только такого
       Не могли ожидать от него,
       Чтобы плюнуть на образ святого,
       Оскверняя тем самым его.

       Выбор был у крестьян очень сложный;
       И солдатский отряд это знал.
       Командир их жестокий, безбожный,
       Что решил, то уже не менял.

       После паузы, смертельно гнетущей,
       Показавшейся вечностью всем,
       Офицер с недовольством растущим
       Произнес,- смелых нет,- и затем

       Он достал пистолет, угрожая,
       Крикнул грубо,- эй ты вон, мужик,
       Будешь первым, но тот не желая
       Сделать шаг, головою поник.

       - Ну, ступай же, чего растерялся,
       Что картина, кусок полотна.
       Сухо щелкнул затвор.- Испугался?
       Жизнь, как знаешь, лишь только одна.

       Ноги будто свинцовые стали,
       Мысли путались,- как же мне быть?
       Губы, руки, колени дрожали;
       - Плюнуть что - ли, ведь хочется жить.

       Ощутив ствол холодный на теле,
       Встрепенувшись, промолвил,- постой,
       Не стреляй, я пойду - в самом деле
       Он поплелся к картине святой.
       
       Там еще потоптался немного,
       С ноги на ногу, словно хромой
       Плюнул, быстро исчез за порогом
       С глаз подальше, уже сам не свой.

       - Вон как просто, - к толпе обратился
       Офицер, рассмеявшись, - вперед!
       И один за другим потащился,
       Так сказать , богомольный народ.
       
       Только это не долго продлилось,
       Забавляя солдатский отряд.
       Чья-то девочка остановилась,
       Устремив на картину свой взгляд.

       Сняв платок с плеч присела и стала
       Лик святого Христа вытирать.
       Офицер от такого сначала
       Не нашел даже слов, что сказать.

       - Встань сейчас - же, чего тут застряла,
       Наконец закричал он, - живей.
       Но она вытирать продолжала,
       Будто сказано было не к ней.

       Пистолет не нее направляя,
       Багровея от злости сказал:
       - Ты совсем что - ли глухонемая?-
       Замер и на курок он нажал.

       Грянул выстрел – она опустилась,
       К полотну прижимаясь лицом.
       И невинная кровь заструилась
       На картине с распятым Христом.

       Простонала и замерло тело
       На пронзенной груди у Христа.
       Словно с ним сораспявшись висела
       Жертва веры в жертву Креста.

       Тишина на мгновенье, в котором
       Двое мертвых живым остальным
       Молчаливым предстали укором,
       В святотатстве препятствуя им.

       - Все свободны, идите - сквозь зубы
       Процедил офицер и пошел.
       Что – то крикнул солдатам он грубо
       И отряд за собою увел.

       Расходились все с чувством печальным
       И не глядя друг другу в глаза.
       С колокольни поплыл звон прощальный,
       Вслед за детской душой в небеса.

       
       * * *
       Вот и кончилась скорбная повесть.
       Для раздумья момент наступил.
       И спросила меня моя совесть
       - Как бы я в этот час поступил ?


       Январь 2000