Мы читали стихи им здорово!
Плохо слушали нас сперва.
На колючие бритые головы
Им ложились наши слова.
А потом там, в бараке мглистом,
Загорелось радушье глаз.
А потом в ответ колонисты
На концерт пригласили нас.
Вышел целый оркестр на сцену
В кирзачах под начальство трубы.
Тени крупно качались на стенах,
Словно символ нелёгкой судьбы.
И запел симпатичный парень -
Не пижонился он от похвал.
Он искусство с голосом спарил
И теперь сердцам раздавал.
Парень пел о дорогах жестоких,
Что с любимой его развели.
Пел о девушках синеоких,
Пел, хитрец, о красивой любви.
И труба, тосковавшая сольно,
Мне казалось, заплакать могла.
Было ей и печально, и больно,
И металась труба, и звала.
У солиста сомкнулись ресницы -
Заставлял он её только петь.
Его брови взлетали как птицы,
И никак не могли улететь.
Этот парень в родимой сторонке
Жизнь и женщин наверно, любил.
Мне начальник промолвил негромко:
- Этот тип человека убил. -
И померкли в глазах оркестранты,
Удивленье смело как рукой.
И теперь не казался нам странным
Их одежды немодный покрой.
Было больно. И было грустно.
Вольный ветер стучался в окно...
Что ж, искусство - везде искусство,
Но приятней, коль честно оно.