А Л Е К С А Н Д Р З А Г О Р У Л Ь К О
У П О Е Н И Я
стихи
***
Поросенок играет на дудочке,
Дребезжит за окошком капель.
Хочешь, милая, кофе на блюдечке
Я подам тебе прямо в постель?
Развалившись, как в мифах античности,
Мир познаем с другой стороны
И обсудим значение личности
В исторических судьбах страны.
Драма на яхте
Штильное олово
Залито в голову.
Стильная женщина,
Сильный моряк.
Парус морщинист,
Как щеки старухи.
Липкая кожа,
Сонные мухи.
Гюйс горделивый
Бессильно обмяк.
Приступы скупости –
Призраки глупости.
Колокол дремлет,
Безмолвствует медь.
Жалкая мачта,
Отзвуки плача.
Жарко. А сердце
Ничем не согреть.
***
Слова – как орудийные раскаты,
Когда внезапно подступает страх.
Младенцы не бывают виноваты
В отпущенных родителям грехах.
Не заглушить, заткнувши уши ватой,
Ни стонов жертв, ни смеха подлецов.
Младенцы не бывают виноваты,
Но им бывает стыдно за отцов.
Не нам судить и требовать расплаты,
От душ и судеб не у нас ключи.
Младенцы не бывают виноваты,
Но ведь из них берутся палачи.
***
Ах, тщетное славие –
Нищенство духа,
Слепая ошибка
Природного слуха!
Бездарным – утеха,
Потеха – шаманам,
Таланту – помеха,
Отрава дурмана.
О, жадная радость –
Из почестей покер!
О, гадкая жалость
Освистанных опер!
Свершения – сводкам,
Предчувствия – снам.
Хвала самородкам,
Хула орденам!
***
Кто не взлетал в заоблачные выси,
Тот не поймет, в свою забившись щель,
Как ум дурманит терпкий запах мысли
И голову кружит предчувствий хмель.
Кто не ходил по краю нервной дрожи,
Не слеп от озарения во мгле,
Тот из двух слов в душе своей не сможет
Связать двух строчек жизни на земле.
Осень
Желтеет утомленная трава,
И увядает быстрый цвет левкоев.
Как мало в этих красках торжества!
Как много в них стремления к покою!
Далёко позади остался страх,
Порывы душ и бурных рек разливы,
Но жив еще румянец на щеках
И птицы ожиданий наших живы.
Impessa
Остынь, мой адский пыл,
Мой пламень, жар, уймись!
Дай отдохнуть чуть-чуть
В прохладе водопада
И вынянчить в себе,
Как плод любовный, мысль,
В которой все грядет:
И мука, и награда.
Дай ощутить в себе
Предчувствие дождя
И влаги быстрых струй
По коже щек скольженье,
Чтобы, в одну строку
Две ниточки сплетя,
Почуять острый ток
От их прикосновенья.
***
Рукописи не горят.
М. Булгаков
Явились вдруг слова
Из ада или рая,
Вечерняя ль звезда
На небосвод взошла,
Но рукопись горит
И пальцы жжет, сгорая,
И выжигает все
В душе моей дотла.
Истерзаны листы
Штрихами бичеванья,
И на сердце следы
Полуночных рубцов.
Прозренье наших слов –
Презрение к мычанью,
К бессмысленности дней
И лет в конце концов.
Спадают с наших глаз
Невидимы покровы,
Где лгали напролом,
Любили невпопад,
И сдавливают грудь,
Как тяжкие оковы,
Обычаи вранья
И клятвы наугад.
Пусть все вокруг – молва,
Пусть все – судьбина злая,
Пусть гол, и бос, и нищ
Ниспосланный мне дар,
Но рукопись горит,
Святым огнем пылая,
И пышет мне в лицо
Ее небесный жар!
Мой путь
Островитянин в хаосе светил,
Разгадчик тайных числ и сновидений,
Чему свои века я посвятил?
К чему пришел сквозь жгучий ад сомнений?
Когда-то по веленью мудрецов
Я шел свой путь под бич и свист скандальный,
Но вопреки желаниям лжецов
Остался в камне след моих сандалий.
Так долог и тернист заветный путь!
Все долгожданней миг обетованный,
И с каждым веком все размытей суть,
Все меньше Слов, все больше толкований.
Уже уста устали ждать питья,
Уже ничто не жажда в этом мире.
Сиюминутность выше бытия,
Смысл заменен удобствами в квартире.
***
Пусть, о чем ей угодно, судачит молва,
Пусть я буду изгоем у сброда,
Мое мужество там, где перо и слова,
Где рождается в сердце свобода.
Это божия честь – быть на вечных часах,
На охране любови и света.
Это горше, чем боль, это больше, чем страх,
Это высшая мера поэта.
***
Коварная горечь отравы
В бокале всегда под рукой.
Я болен желанием славы,
Как страждущий нищий – цингой.
Меня поманили зарницы
И запах лавровый венца,
Но смотрят пустые глазницы
Печально в начало конца.
Свеча без остатка сгорает,
И дивная даль не видна.
Когда же меня покарает
Своею наградой страна?
И я, приручен и обласкан,
Шатаясь, пойду сквозь века
С медалью, украсившей лацкан,
Как пьяница из кабака.
И кто-то, с кем вместе кутили,
Окликнет из пропасти лет:
«Смотри-ка! Опять наградили!
А жалко – хороший поэт!»
***
Как трудно выходить из ссор
И неожиданных размолвок,
Когда пылает гневом взор
И слог пронзителен и колок.
Вновь обретенный балансир
Своею тяжестью привычен.
Как больно возвращаться в мир
С его тактичным безразличьем,
Ступать по пламени углей
И лить из мерного стакана
Отравой спрыснутый елей
На затянувшиеся раны.
Закон раздора строг и крут:
В притворной ругани площадной
Любить до онеменья рук
И ненавидеть беспощадно.
***
Вот миг, достойный
Кисти Бога:
Два путника
Пересекают солнце,
Висящее над горизонтом…
Нарцисс
Глядеть в себя из года в год
С хрустальной пристальностью вод
Ручья, бегущего из века
В грядущий бесконечно век,
И принимать забаву эту –
Как смысл земного бытия,
И умирать от вечной жажды,
Боясь губами прикоснуться
К зерцалу вод и тем разрушить
Неповторимость отраженья…
Пустая трата вожделений!
***
Чередою бессонных мгновений
Монотонная каплет вода.
В полуночных секундах сомнений
Протекают сквозь пальцы года.
Ночь старательно сеет сквозь сито
Сбор из наших явлений и дел,
Отделяя чистейшее жито
От бессмысленных в сути плевел.
Где мы были безумны и слепы,
Там сорняк бесполезно пророс.
Из любви получаются хлебы
С горьким привкусом пролитых слез.
Горло крики неслышные сушат,
Преклонения сходят на нет.
Из бессонниц, терзающих души,
Появляется совесть на свет.
Эволюция
Изменяется качество снов
От натужных полетов к паренью.
Обретается истинность слов
В неуемном порыве к творенью.
Распрямляется контур пространств:
Из кубических граней в полотнах
Прорастают цветы постоянств
Камышами на мшистых болотах.
Из былых толкований времен
Изымаются тайны и тати,
Подновляются лики икон,
Гибнут вновь бессловесные рати.
У вчерашних убийц и ворья
Появляются светлые нимбы.
Из вторичного напрочь сырья
Сочиняются новые гимны.
Только сколько эпохи ни множь,
Прочь не сгонишь паяца с арены:
Остаются константами ложь
И предательский привкус измены.
***
Я уже не боюсь, когда к плахе ведут,
Когда целятся в рабскую спину.
Я уже не ропщу, когда в душу плюют
И смеются вослед беспричинно.
Мне не страшно давно, если друг предает.
Всем предательствам – Божия кара!
Мне не больно совсем, если пламенем жжет
Стыд кровавой перчаткой удара.
Смысл понятен и горек: страшись ни страшись
Неизменен итог лотереи!
Я всего лишь люблю. Это выше, чем жизнь.
Больше я ничего не умею.
Земля
Ты – вечный покой,
Бесконечное наше ристалище,
Светлый терем и храм,
Зной пустыни и сумрачный лес.
Ты – судьба и закон,
Ты – волшебное наше пристанище,
Как уютная гавань
Летучим Голландцам небес!
***
Когда, очнувшись полночью от снов,
Внимаю свету звездной высоты,
Я слышу, как по трубочкам цветов
Струятся к небу соки красоты,
Как в хрупких табакерках тубероз
Рождается волшебный аромат
Еще никем не выплаканных слез.
И страстью наполняет сонный сад
Ночь тайных дум, ночь сладостных отрав,
Томительных наивных ожиданий,
Час шепота, миг буйства спелых трав,
Плач угрызений, жажда оправданий.
И капельки, слетевшие с ресниц,
Звенят, коснувшись трепетной струны.
И росчерки случайных черных птиц
Пересекают чистый серп луны…
Вдруг вздрогнут тени призрачных дерев,
И сад вздохнет, прошелестев листвой,
В конце концов из памяти стерев
Мучительно печальный облик твой.
***
За подлости мгновенные
Я вечностью плачу.
Оплакав убиенного,
Заплачь по палачу.
Душа не зарываема,
А совесть – не калач.
Безгрешен убиваемый,
Хотя бы и палач.
Гамбург
***
Бывает, что сердцу недужно
И страшно бывает ему.
И стыдно, что это не нужно
На свете почти никому –
Пустая беда и печали,
Любви безысходной штришки,
Какие-то томные дали
В презрительном слове «стишки».
И сердце печаль свою множит,
Но волю сжимает в кулак,
Ведь сердце иначе не может,
Поскольку не ведает - как.
Гамбург
***
Я волен знать, как строить мирозданье,
Взяв циркули и плоскости рейсшин.
Но чем измерить шаткое сознанье,
Безумье достигающих вершин?
Как мне проникнуть в их огонь и смуту,
Пригубить миг из чаши торжества
В ту тайную, заветную минуту,
Когда судьбой становятся слова,
Когда суровый беспощадный гений
Не спит, терзаясь, мучаясь всю ночь,
И падает под утро на колени
Не в силах эту силу превозмочь,
Не в силах подавить в себе Икара,
Не в силах впредь терпеть в себе слугу,
Ни похвальбы не требуя, ни кары,
Ни адского возмездия врагу?
Кому сей миг по воле божьей ведом,
Кто призраком свершения влеком,
Тому подвластно век лететь над веком,
Бродить по райским травам босиком.
Лоснятся щеки сытого злодейства,
И горький хлеб у славы не в чести,
Но груз самодовольного плебейства
За свой земной порог не унести.
Майсен
***
За мертвую зависть, за страх неудач,
За трусость назначена «вышка».
Но, если заплакал заплечный палач,
У нас еще есть передышка.
На то и даются века и года,
Чтоб было наплакаться вволю,
Чтоб больше уже никогда-никогда
Не ведать бессмысленной боли.
У нас еще времени станет взахлеб,
Любви удивительной вдоволь:
Детей нарожаем, познаем полет
И вырубим высохший тополь.
Тангермюнде
Старые мастера
Ах, вот последняя забава
Всех мастеров в конце концов:
Смеяться весело, на славу
Над геометрией глупцов.
Над тщетной алгеброй пропорций
В желанье истовом, пустом
По ветхим знакам старых лоций
Попасть в бессмертие ползком.
Но все дается нам по праву,
Когда порою и не ждешь:
Кому - бессмысленная слава,
Кому – со сладким вкусом ложь.
Монетке путь – дыра в кармане.
Сквозь пальцы липкие скользя,
Она поманит и обманет.
Но обмануть себя нельзя!
Кому дано дрожать от страха,
Не будет зван к богам на пир.
И смотрит Троица Кранаха
На бесконечно юный мир…
Крым, 1920
(отрывок из романа
«Фарфоровые чашки»)
Ах, как сладостен крымский сентябрь!
Солнце гладит, лаская, природу.
И горит виноградный янтарь,
И туманы ложатся на воду.
Как любилось нам тем сентябрем!
Ах, как дивно, что мы повстречались!
Помнишь, чистым и солнечным днем
Мы с тобою на лодке катались?
И угрюмый по виду рыбак
Нашу страсть не заметить старался,
И покашливал робко в кулак,
Потаенно в усы улыбался.
Ах, за что нам Господь даровал
Эти дивные краткие встречи?
Был грозою закрыт перевал,
Плыли в церкви волшебные свечи.
Нас случайный священник венчал,
Словно чуял грядущие беды…
Ты все чаще печально молчал,
У камина укутавшись пледом.
И касанье двух трепетных рук
Разливало по телу истому.
И казалась нахлынувшей вдруг,
Без причины, тревога по дому.
Сердце девичье – тайный озноб
И неверие радостям мига.
Как предтеча, шагнет на порог
Ощущение хрупкости мира.
Под ногами листва шелестит.
Звезды путь обозначили Млечный.
Как любовь безоглядно летит!
Как мелькает, скользит быстротечно!..
Лодка носом уткнется в песок.
Что привиделось сбудется после.
И рыбак, тронув белый висок,
Унесет бесполезные весла…
Актер
В тисках румян, под маскою белил
Влачу судьбы блистательной лохмотья:
Дом из песка, обманчивый берилл,
Пожар, буран, лавина, половодье.
Я – светлячок в ладони божества.
Огнем фофористическим сгорая,
Я повторяю дерзкие слова,
Свет высших звезд покорно отражая.
От частых лепок горбится душа,
Черствеет хлеб, вконец дубеет кожа.
Провал и взлет не стоят ни гроша
Для тех, кто в эту шкуру влезть не сможет.
***
Где-то искорки гаснут жилья,
Ночь под кожею жилкою бьется.
Как тонка паутинка… живья!
Тронешь пальцем неопытным – рвется!
Кто-то встанет, раздует рассвет,
Солнце выкатит в поле с ладони.
Море смоет загадочный след,
И цветы заалеют на склоне.
Вечер Аю-Дага
…и он склонился над водою,
чтобы выпить море…
Базальтова грань. Перемена времен.
Антракт. Полумгла. Новый круг декораций.
И снова герой безнадежно влюблен
В одну из пожизненно избранных граций.
Торжественный век – отмирающий день.
Не гибнет любовь – времена опадают.
Лежит на лице нестареющем тень
И очи огнем негасимым пылают.
Забавное слово – не вечная честь.
Забава легка, мимолетна нередко.
Но в страстной тоске упоение есть,
Как в зове давно опочившего предка.
Вдохновение
Представь себе, что ты – Рамо
Иль мало ведомый Пьяццола.
Твое стремление – само
Твое томление. Оно –
Огонь и дар, прах и крамола.
Оно – твой стыд, оно – твой век,
Твое проклятие и дыба.
Неукротим твой дух, твой бег,
Разлив твоих священных рек,
Твой гнет, твой гнев, твой плен и глыба.
Слова и музыки легки.
О них – тоска, о них – забота.
Вокруг - смешки, вокруг - плевки,
Вокруг – зевота и блевота.
И все ж! Представь, что твой верстак
В глуши, в далеком заточенье.
Какой трагический пустяк!
Но дай же Бог, пусть будет так:
Лишь в жажде жизни упоенье!
Пусть славы суетный фурор
Других крылами покрывает.
Знай: там, в краю небесных гор
Твоим речам Господь внимает!
***
Говорю о чувстве
Вспомоществования,
Как о возносящем
В небесные выси…
Человек – только
Форма существования
Мысли!
***
Пускай обозначены болью
Последние вехи судьбой,
Спешу насладиться любовью,
Спешу насладиться тобой.
Презрев неизбежную кару
За вольное прежде житье,
Я ставлю, рискуя, на карту
Последнее счастье свое.
Забвенья предательской пылью
Подернулись прошлого дни.
Я чувствую, чувствую крылья!
Как вольны, как хрупки они!
Усталое сердце не стерпит
Прощального взмаха руки.
Осенние ягоды терпки,
Осенние вина крепки.
***
А постылые слова
Перемелют жернова,
Из любви моей напрасной
Свяжет мама кружева.
Замолчи, не говори,
Жар-огонь горит внутри:
То ль пожар твоей измены,
То ли алый свет зари.
Отвернись, ой, не гляди.
Сердцу боязно в груди.
Что случилось, то случилось.
Что осталось… впереди?
Чайка кличет над волной,
Ходит счастье стороной,
То покажет медный грошик,
То отнимет золотой.
Что у сердца в тайниках -
То журавлик в облаках.
Ах, не любится нам вволю,
Воле тесно впопыхах.
А постылые слова
Перемелют жернова,
Из любви моей напрасной
Свяжет мама кружева.
Бог
По прихотям моим вершится мир:
Гончарный круг, ладони и лекала,
Да заполночь приснившийся клавир –
Истоки, вдохновение, начало.
Мне ведомы исчадие греха,
Азарт и страсть, и жажда узнаванья,
И колдовская звукопись стиха,
Рождающая тайные желанья.
Все есть мой труд, мой жар, мой острый ум.
И ход светил в безбрежности вселенной,
И жалкий раб в оковах тяжких дум –
Всё предо мной коленопреклоненно.
Но даже я, Владыка и творец,
Строитель судеб, разрушитель зданий,
Не знаю, где положен быть конец
Предвиденьям моих предначертаний.
***
Высоких дум и низких устремлений
Вся жизнь моя волнительная смесь.
И полон я догадок и сомнений,
Во мне угода, рабство, жадность, спесь.
Они живут зачатком дикой твари
И отравляют вольное житье,
Пропитывая едкой вонью гари
Мне душу, как вчерашнее тряпье.
Но миг придет, и эта карта бита.
Покинут в судный час меня друзья.
Жаль, королей всегда играет свита,
Жить королям без пышных свит нельзя.
Судьба у одиночества – дорога,
К итогу жизни пройденная зря.
Любой алтарь не стоит свеч без Бога,
Как невозможен Бог без алтаря!
***
Мой дорогой, мой ветреный, мой милый,
Мой безрассудный баловень судьбы,
Не сомневайся: мне достанет силы
Любить тебя в пылу твоей борьбы.
Пока в тебе вовсю бушуют грозы
И молнии столкнувшихся стихий,
Я буду молча жить, глотая слезы,
Замаливая адские грехи.
В твоих ночных полетах я бессильна
Меж звезд парить с тобою наравне,
Но если воск в твоих растает крыльях,
О мой Икар, ты вспомнишь обо мне!
И я перед тобою онемею
И преклоню, покорная, главу,
Но будь всегда уверен: я сумею
Вновь натянуть на луке тетиву.
И сердцу приказать, изнемогая:
«Не бейся в такт беде, не прекословь!»
Перед тобой душа моя нагая,
У ног твоих безмерная любовь.
Беги, лети, спеши, мой ангел милый,
Мой безрассудный баловень судьбы.
Я так слаба, но мне достанет силы
Любить тебя в пылу твоей борьбы!
***
Вот так и восходим к вершинам своим,
Втыкая в сердца ледорубы страданий.
Пылаем от страсти, бесстыдством горим
И жаждем нелепым грехам оправданий.
Вот так и восходим к любви и добру
Сквозь таинства гроз и трактирные пляски,
Меняя свой праведный гнев поутру
На милость прощенья и слез без опаски.
Вот так и несем свой пронзительный крест,
Смеемся назврыд, оглушительно плачем,
Охочие к смене насиженных мест,
Живущие в долг в ожиданье удачи.
Вот так и несется судьбы колесо
По пыльным дорогам от края до края,
И дети доверчиво смотрят в лицо,
Великую вечную книгу читая.
***
Как в нищих снах в мансардах на Монмартре,
Влачим свой век в коловращенье дней.
Когда ж придет пора играть на театре,
Мы выйдем на подмостки без затей.
О, наша роль времен всех драм Шекспира,
Всех поражений, гимнов и побед,
Длиною в жизнь от сотворенья мира
До неизбежной гибели планет!
Все в ней полно великих откровений,
Открытых тайн, непознанных глубин.
В ней зыбкая растерянность сомнений
Нам не дает достичь своих вершин.
Залатаны на совести прорехи.
Всяк получил свою судьбу и кровь:
Кто облачен в бесстыдные доспехи,
Кто так же беззащитен, как любовь!
***
В кромешном круге декораций
Утерян замысел Творца.
Нелеп наш мир интерпретаций
Любви, Начала и Конца.
Добром и злом все делим на два.
Мерило счастья – медный грош.
Всему своя готова правда,
В свой судный срок дозреет ложь.
Наивен поиск оправданий.
Запретный плод всегда ничей.
Витиеватость толкований
Опровергает суть вещей.
***
Нам взгляд чужой как будто не указ.
Но если совершаем вероломство,
Нам кажется: нас поведет на казнь
Предательства не знавшее потомство.
Мы ежимся под тысячами глаз,
Повинную главу вжимая в плечи
И поминая Бога всякий раз,
Когда пред миром оправдаться нечем.
И взоры чуждых глаз в нас дыры жгут,
Как линзы, в острый фокус собирая
Презрение и жалость, яд и кнут,
Все доброе из памяти стирая.
Плоды неимоверного труда,
Все сгинет в миг, все страшным боком выйдет.
Мы станем жить, сгорая от стыда,
Хоть этот стыд никто вокруг не видит.
Вот так и познается тайный грех.
Не ясным днем, но прячущей все ночью,
В пустых, как рай, домах, вдали от всех,
В людской толпе, где каждый – в одиночку.
***
С каждым годом слабее
Желание власти.
Устаю от пожизненных
Глупых речей,
Ударяюсь в тоску
От стремления к счастью
В неком дивном краю,
Где прозрачен ручей,
Где мне руку не жмут,
Изгибаясь в поклоне,
Где я сам не сгибаюсь
Пред очи вождя,
Где поет соловей
В расцветающей кроне,
Где мутнеет окошко
От струек дождя.
Я напился чужих
Унижений и лести,
Сыт по горло враньем,
Будто кровью вампир.
Власть не сделала мне
Ни отрады, ни чести.
Власть мне плюнула вслед,
Дверь захлопнувши в мир.
***
На белой клеточке доски
Ждет нас печальная усмешка,
На черной клеточке тоски
В ферзи шагающая пешка.
Как скоро завершился круг!
Любовь повержена разлукой,
И заменились сотни мук
Одной гораздо большей мукой.
О, пропасть адской глубины!
Какой магнит в тебе упрятан?
Куда влекут нас наши сны,
Когда былой любви нет рядом?
У шахмат жизни свой гамбит.
Хоть все просчитаны прожекты,
Но непредвиденно болит
Душа от высочайшей жертвы.
Коварны игры естества.
Кто чем за миг в раю заплатит:
С кого довольно баловства,
С кого и гибели не хватит?
Кто отречется - и прощен?
Кто громогласно безответен?
Кто поклянется - и казнен?
А кто и вовсе не заметен?
Всему свой путь и свой порог,
Свои спасительные стены.
Кому-то черт, кому-то Бог
И привкус жалящей измены.
Ноктюрн
О бесполезная нетленность
Запечатленного мгновенья!
Окаменевший свод небес
В церковном куполе над нами,
Застывший вскрик в истлевшем горле,
Случайный взгляд, как дуновенье,
И пересохшие потоки
Любви, исхоженной словами…
Вот жалкий жребий всех поэтов!
***
Душа растрескалась. Беда!
Так сквозь сухие доски лодок
Сочится талая вода.
И я, неисправимо робок,
Теряю в этой жизни вкус
К любви, к словам, к природе смеха.
И бед неистощимый груз -
Лишь промежуточная веха.
Кто был ничем не стал никем.
В глазах пустая отрешенность.
Неутолимость бытием –
Как волшебства незавершенность.
Молитва
О, дай сыграть мне музыку Твою
По партитурам высшего порядка,
Где жизнь всегда у смерти на краю,
Где все – любовь без меры и остатка!
Дай скрипок мне Твоих и звука флейт,
Полета, восхищенья, трепетанья,
Дыхания полуночных аллей
И шепота волшебного признанья.
Дай, Боже, мне таких коснуться струн,
Чтоб все сердца им отозвались эхом
И разъяснились тайны древних рун,
Врата судьбы раскрыв перед поэтом.
Своей вселенской волею не дай
Дух ублажить коварной смесью масел
И стихотворный уничтожить дар…
О, как он вымирающе прекрасен!
Угаснет свет, придет беда лиха,
За нею – животворное начало.
Не отлучи мя, Боже, от стиха,
Пока к тому потреба не пристала!
***
Колодец мой, источник вечных тем,
Наполнись вновь любовью, как однажды
Слезами полон был, но лишь затем,
Чтоб я не умер от безумной жажды,
Чтоб мог, испив коварного вина,
Все проиграв и все начав сначала,
Исчерпать вновь себя, свой век до дна,
Чтоб кровь моя твоей водою стала.
***
Волшебный миг любви неповторим.
Жизнь вечна вопреки иным заветам:
Кто недоступен, тот боготворим.
Сойди, любовь, с небес на землю эту,
Сверши свой рай в моем пустом дому,
Здесь утверди во всем законы неба,
Храни меня и хлеба дай тому,
Кто голоден, не зная вкуса хлеба.
***
К чему мне быть терзанием твоим,
Напрасным ожиданием и мукой?
Жесток урок, преподанный двоим
Мудреною житейскою наукой.
Всему виной картавость честных слов
И нежности натужная чрезмерность.
Когда уходит женщина из снов,
Теряет смысл изменчивая верность.
Ценитель чуда скуп на похвалы,
Поскольку сам ему цены не знает.
Полшага от восторга до хулы,
Миг ревности судьбу любви решает.
Зачем же быть терзанием твоим?
В стремленье к обреченному покою
Казним я буду тем, что был любим,
И милован казнящею рукою.
Из книги «Акушер»
Бог не дал ему музыки и слов,
Кисть не вложил в его слепые руки,
Не наградил блаженным чувством жеста
И нимбом танца шаг не освятил.
Его тщеславье требовало взрыва,
А лава чувств искала изверженья.
Искала, билась в тонкие виски,
Стучала, жадно требуя свободы!
Но он не знал, во что ее облечь,
Какие жажде предложить одежды,
Чтоб наконец-то утолить ее.
И варево внутри перекипело
И сделалось отравой, стиснув мозг
В ладонях тупикового бессилья
Извлечь хоть звук из этой мертвой арфы.
И он оглох к чужим мольбам и песням
Лишь потому, что был не в силах петь.
Так ненавидит немощный счастливца,
Способного с улыбкою небрежной
Пройти по краю пропасти бездонной
Без тайной неосознанной боязни,
Себе не повинуясь, рухнуть вниз.
Он должен был найти конец мученьям
И выпустить, как птиц на волю, силы,
Бурлившие в чуланах тайных в нем.
Он был никем, пока вокруг не видел
Признания и криков восхищенья.
Он должен был найти такое диво,
Чтоб все, что в нем дремало до поры,
В себя оно одно вместить смогло бы
И выплеснуть чрез очи человечьи
Ковром наиискуснейшей работы
И безупречным ликом красоты.
И путь был найден.
О, это было страшное злодейство -
Зачать, родить и умертвить живое
Лишь только потому, что показалось:
Младенец всё твое не воплотит
В блистательные храмы и концерты,
В бессмертные полотна и баллады,
Лишь оттого, что он таким же будет,
Как был ты сам, – беспомощным и низким…
Так, озлобляясь, рвут черновики…
Своих глубин неведомая тяга,
Боязнь разбиться в собственном сознанье
И обнаружить в девственных чащобах
Способность убивать и предавать,
Оправдывая всякое деянье
Лишь благостью наивных намерений –
Вот корень древа всякого плебейства.
Страх высоты есть просто страх себя.
Кому дано испытывать мученья
Преодоленья собственного страха?
***
Не в тягость, не в свой срок, не на беду,
Так, невпопад, дорогою изгоя
В твою судьбу однажды забреду
Я, вечный странник, в поисках покоя.
И ты качнешь устало головой,
И спросишь, преклонившись к рукоделью:
«Зачем ты здесь, мой ангел, мой герой?
Что ты принес в мою пустую келью?»
И будет свет не ярок и не тускл,
А как и должно в день от Сотворенья,
И капельками вздрогнет сирый куст
В предчувствии грядущего цветенья.
***
О, я могу себя не торопить,
Не гнать взашей, за всем поспеть стараясь.
Какая, право, роскошь - просто жить,
Страдая, забывая, упиваясь!
И падать ниц, и целовать в уста,
И врачевать запекшиеся раны,
И знать, что все на свете неспроста,
Что всласть любить - не поздно и не рано,
А лишь в свой час, в свой миг, в свой добрый срок,
Который быстротечен, безупречен
И благодатен тем, что каждый смог
Вкусить свой век от жизни бесконечной.
Анонимное письмо
Подметных писем жалобная суть,
Где ненависть замешана на грязи
И замок мщенья мнится на крови,
Но трусость не дает свершиться драке,
И выпады - как пляска на углях:
И пятки жжет, и больно оступиться!
И стыдно с постной рожей наблюдать
За тем, кому письмо попало в руки.
Как хочется надеяться, что тот,
Кто духом тверд, прочтя, вот-вот захнычет,
Замечется, забегает в тщете
Узнать, чей почерк ненавистью дышит…
Но суть страшна не тем, что в ней укор
И страх угроз. В ней ужас подозрений,
Когда вокруг все видятся врагами.
Вот это месть! Вот это кнут так кнут!
Не дрожь, что совершенное раскрыто,
А то, что крах стремлений видят все!
И каждый может быть на адском стуле,
Присев за сатанинское письмо!
Вот боль, где в друге видится предатель,
В возлюбленной мерещится змея,
А каждый шорох кажется… отмычкой!
На что мне в этой боли хватит сил?
Закуклиться, забиться в кокон страха?
Залебезить, отречься, отступить?
Иль сделать вид, что все окрест так мило,
Как было прежде? Господи, мой спрос!
……………………………………….
Прости, Господь, завистливую душу!
***
Когда переступается черта
И поиск безупречных оправданий
Становится мотивом бытия,
Ум изощрен в спасении от смуты
И в укрепленье флешей и редутов,
Препятствующих натиску опаски
Лгать там, где в этом нет иной нужды,
Чем достиженье славы и успеха.
И мы себя обманчивостью тешим:
«Так дышат все, из смеси лжи и правды
Вдыхая с наслажденьем морок лжи…»
О, утешенье: «Цель и есть свобода,
Чье достиженье спишет все промашки,
Сотрет, как кляксы, адские слова
И вычеркнет из памяти крамолу,
С которой начался в душе разлад…»
Вот так мы гладим собственное эго,
Уравнивая с чревом здравый ум
И пряча страх предательства подальше
От глаз людских и собственного взора.
И вопль восторга тех, кто в нас не знает
Сомнений и неведомых тревог
Возносит нас на трон над ними всеми!
Тем горше неизменный путь назад!
***
Когда стоим, ломая руки,
В предощущении весны,
Как недоступны наши муки,
Как неприступны наши сны!
Как ненавистны наши думы,
Полны ошибок прошлых лет,
Но как мы молоды, как юны,
Как ярок вновь манящий свет!
Горит костер неугасимый,
От бывших болей не вздохнуть,
Но где-то март неумолимый
Готовит вещи в дальний путь
По вешним водам, по цветенью,
По пылким чувствам и словам,
Вдогон неслышимому пенью
По обнажившимся следам.
О ты, бессонница святая! –
Среди ненастья в январе
Прогалинами у сарая
На белом снеге во дворе!
***
От жалких крох прикосновений
До упоенья забытья
Лежит бескрайний путь сомнений
Со вкусом горького питья.
О, нас никто не правомочен
Учить азам зачатья дня,
Пока любовь не смежит очи
В истоме страстного огня.
Дрожь пробежит внезапной строчкой
По чистым девственным листам
И непроставленною точкой
Вдруг все расставит по местам.
***
О, если это вам угодно -
Облечь предчувствия в слова:
Страсть безалаберно свободна,
Любовь с оковами – мертва.
О, если это вам угодно -
Порой не слышать вовсе слов:
Любовь без страсти бесподобна,
Как шар земной без трех слонов…
***
Когда мы не в силах заставить беду,
Минуя наш дом, не вставать у порога,
Мы словно крадемся по тонкому льду,
Где много опаски, а счастья – не много!
Все наши приметы – одна маета.
Ночами кричат ненасытные совы:
Беда у дверей – отворяй ворота,
А счастье в дому – запирай все засовы.
Взгляд – узник любви за решеткой ресниц.
Когда вдохновенье оплачивать нечем,
Как хлебные крошки в кормушках у птиц –
Хвалебные оды и скучные речи!
***
Судьбу безжалостно вершим.
Пласты времен перемещая,
Мы так беспомощно спешим!
Часы свой бег не поспешают!
***
Сорвутся в пропасть дни и годы,
Расступится, редея, лес,
И ангел внутренней свободы
Вдруг снизойдет на вас с небес.
И, переставив все местами,
Как в предпасхальной суете,
Вас освятит любовь перстами
И Божьим светом на кресте.
Вершится жизнь непостижимо,
Дрожит, крутясь, веретено.
Все, что к душе не приложимо,
Обречено, обречено…
***
Морозно, прозрачно… Лишь крик воронья
Над стылой продрогшей округой.
Когда ты устанешь от слез и вранья,
Мы насмерть забудем друг друга.
Что было обновой, сегодня – тряпье.
Ни слова никто не проронит.
Как, харкая кровью, орет воронье,
Как будто кого-то хоронят…
Озеро мертвеца
В тот час, когда из бездны вод
Мертвец полуночный всплывет,
Всем, кто сбежится посмотреть
На эту жуть, на эту смерть,
Откроет страшный миг глаза.
И в небесах сверкнет гроза.
Кто вместе пил, кто рядом спал,
Кто яму ближнему копал -
Все будут пялиться, дрожа,
На рукоять его ножа.
Ночной удар у черных скал
До сердца ближнего достал.
Узнает всякий мертвеца
И проживет всю жизнь с конца,
И вспомнит, кем покойник был
И кто за что его убил:
Один не дал ему вина,
Другой с ним часто пил до дна,
Еще один пускал ко дну,
Лаская всласть его жену,
А кто-то долгих двадцать лет
Привык плевать ему вослед
За то, что он, тогда живой,
Как будто веры был чужой…
Вот так мы все: за ложью ложь -
Хватаемся за страшный нож!
И всяк отвел повинный взор –
Богач, бедняк, скупец и вор,
Гуляка-мот, делец и хам,
Кто был в тот час и не был там,
Но в миг причинный бытия
Вдруг громко выкрикнул: «Не я!»
О, мне известно наперед,
Что час безжалостный придет,
Когда из бездны стылых вод
Мертвец полуночный всплывет…
***
О, если б знать, что значит эта страсть,
Безжалостно сжигающая годы,
Я б, может быть, не смог высоко пасть,
Рискнув войти в стремительные воды!
В людской поток, несущийся стремглав,
Бурливый, пенный, радостный, могучий.
Господь был прав, был, несомненно, прав,
Швырнув меня в сей океан кипучий,
Где ночь и день – все жажда бытия!
Превыше жалких низостей и боли,
Хитер узор небесного шитья,
Смешны глубокомысленные роли!
Пред этой дивной страстью все мертво,
Все оправданья – лепет, а награда –
Ниспосланное жизнью торжество
В цветенье утопающего сада!
***
Меж мною в сей миг
И вчерашним, беспечным,
Цедившим года
Через сито гульбы,
Как разница между
Певучим и певчим –
Проталина звука
И пропасть судьбы!
***
Как выбрать? Что прижизненный удел
Великой славы умопомраченной
С постыдным сонмом рьяных праздных дел
И патокой души самовлюбленной,
С почтеньем феерической муштры,
Вниманием вещательного звука,
С тоскливым обожаньем детворы,
Но и с пером, давно забывшим руку
И выпавшим бессмысленно на стол,
Поскольку непокорная гордыня
Не вознесет божественный глагол
К людским сердцам, как вечную святыню?
Я стану нем. В хоромах и цепях,
Я стану мертв в цветах у изголовья.
Мой ореол, мой нимб, мой гений – прах,
Мой прошлый век, овеянный любовью.
Иль все же так: на грани нищеты,
Но с мужеством и верностью в обнимку,
Где хлеб и соль – лишь вечный вкус мечты,
И падать, разбиваясь, не в новинку?
Что буду я: упреки немотой
В бессилье отмирающего тела
Или полет, отринувший покой
Души на грани высшего предела?
Пробуждение влюбленных
Все станет царственным вокруг:
И плавный жест, и роскошь сада,
Когда как высшая награда
Движенье губ, касанье рук,
Когда душевный ледоход
Освободит от спячки реки,
И дрогнут сомкнутые веки,
И темнота падет вот-вот,
И в сердце боль – лишь эхо сна,
Уже погибшего под утро,
Уже забытого как будто,
Что ночь тревожил неспроста.
***
Чей голос, говор, чье наречье,
Когда, как будто наугад,
В пустом пространстве бессердечья
Два сердца бьются невпопад?
Кто обречен на вымиранье?
Чье излучение – реликт,
Когда тоской непониманья
Душа безжалостно болит?
Зимнее утро
Морозец пробежал по коже дрожью,
И окна затуманились слегка.
Вновь снег в стране присыпал бездорожье
И день приправил речью дурака!
***
Достигнув крайнего предела
Морозов за полсотни лет,
Зима обмякла, одряхлела
И день за днем сошла на нет.
Так сквозь паденья и невзгоды,
Как сквозь игольное ушко,
Пройдя, любви иные всходы
Созреют в сердце глубоко.
***
О, рассуди! О, расскажи,
Зачем вершится превращенье!
Как гениальны чертежи
И как убого воплощенье!
Вот вам загадка, вот секрет:
Все сны младенческие святы,
Но на исходе наших лет
Кругом мы сами виноваты!
***
Есть в хитростях женских шикарная соль,
Щепотка огня на ледышку коварства:
Впадающий в негу врезается в боль,
Теряя короны величья и царства.
Уловка, украдка, намек и мольба,
Царапиной по сердцу лезвием взгляда:
Где жаркая ночь, где крутая судьба –
Поди угадай, что позор, что награда!
Не катаньем в душу любовь, так мытьем!
Обдаст холодком, безразличьем ударит,
Помянет словцом, проклянет забытьем
И павшего новою жизнью одарит!
Мусоргский
Чья тень безумьями полна,
Кто сердцем всем почуял смуту,
Тому дано испить до дна
Горчащей радости минуту.
Тому и страх – не страх, а пыл,
И боль - светла и озарена.
Судьба отряхивает пыль
С лохмотьев гения смиренно.
Что жажда крохотных подлиз
Вкусить торжественные муки?
Вся жизнь – божественный каприз,
Слепая прихоть, свет и звуки!
И талисман его хранит
От обручения с забвеньем,
И вечно памятный гранит
Горит, как пламень вдохновенья!
***
Возревнуй меня, слава, к любви!
Хоть я тем бессознательно грешен,
Что, азартно живя меж людьми,
В суетливых желаньях замешан.
Но лукавой судьбе вопреки
Я не робок, не тих, но – заметен,
Не попался в тугие силки
Пьедестальных скандалов и сплетен.
Избежал, проскочил, миновал,
Не сломался, не канул, не сгинул,
Что узнал, просто так рассказал
И не гнул, раболепствуя, спину.
У хозяев не бился в чести,
Вон не лез из шагреневой кожи,
Потому как, верти ни верти,
С каждым днем все яснее до дрожи:
Руки милой хвалебнее од,
Шелк волос – не чета медным трубам!
Раз прошедший по зеркалу вод
Никогда не пройдется по трупам!
Моцарт
1
Не каприз и не причуда –
Все имеет свой язык!
Восхитительное чудо –
Eine kleine Nachtmusik*. Заменить немецкую u
Кружева роскошных звуков,
Легкость дум, изящный шик.
Прочь, дурные сны и скука
Eine kleine Nachtmusik.
Золотой камзол и букли –
Накрахмаленный парик,
Крылья за спиной как будто
Eine kleine Nachtmusik.
* «Eine kleine Nacht musik»*(нем.) – «Маленькая
ночная серенада» В. А. Моцарта.
2
Он весь нетерпением пышет.
Стремителен бег лошадей.
Едва ли, едва ль он услышит:
«Постой, не лети, Амадей!»
Господня свершается воля:
Богатство прилипло к врагу.
Постой, удивительный Вольфганг!
Увы, господа, не могу!
А скрипка легка и фривольна,
На зависть – упрямая прыть.
Куда ты уносишься, Вольфганг?
Ах, Боже мой! Как же: творить!
Степенны оркестры на смотрах,
Тонка вдохновения нить.
Куда ты торопишься, Моцарт?
Ах, Боже мой! Ясно ведь: жить!
***
Что если между «Уходи!»
И душу рвущим вслед «Останься!»
Такая боль лежит в груди,
Что меркнут время и пространство?
Что если жалкие слова
Рабыни, пьющей униженье,
Куда желанней торжества
В коварный миг преображенья?
И обретение судьбы
В пустом дому – лишь отзвук битвы?
Зачем, зачем тогда мольбы
И бесполезные молитвы?
Как добровольно хрупок век
Любви и сладостны мученья!
Как беспощаден скорый бег
Из светлых храмов заточенья!
Петр Алейников
Не жертвою коронации
Рожден. Но тогда отчего
Велик он, юродивый нации,
Блаженный от мира сего?!
***
Когда человеки, натешивши плоть,
Дерзнули пронзить небосклон,
Безумству толпы ужаснулся Господь,
И рухнул во прах Вавилон.
Когда из меня вырывают язык
И Слово крадут из груди,
В усталое сердце вонзается штык,
И страшно, что ждет впереди.
Последний окопчик, последний редут,
Лишь смерти за ним забытьё.
Падут Вавилоны и троны падут -
Останется Слово моё!
***
Все наши дни и устремленья,
Притворных радостей тщета –
Взращенье чувств и дум взросленье,
Как Божьей милости мета!
***
Когда ты – вершина над пропастью вод,
Над морем житейских затей,
Груз тяжких сомнений и горьких невзгод
Не властен над жизнью твоей.
И мысли, и слезы тогда горячи,
Когда неуступчива цель,
Когда в тебе бьют родники и ключи
Всех близких и дальних земель.
Стань пиком, скалой. Дорасти, дотянись,
Пройди по камням всех дорог –
Разверзнется небо, расступится высь,
И буря уймется у ног.
Предчувствие
Парит чернокрылая птица
Над замершим к ночи ручьем,
Как будто склоняется жрица,
Скорбя, над священным питьем.
Монахиня-дева, молчунья,
Неясной тревоги сродни,
Ты что мне пророчишь, вещунья,
В грядущие ночи и дни?
Твой плач преисполнен печали,
Твой клекот остер, как копье.
Ты целишь с небес не в меня ли?
Не в сердце ли метишь мое?
Постой, ненасытная птица!
Еще не пора на покой,
И я не успел насладиться
Любовью, вином и тоской.
Гляди, пролетают, курлыча,
Собратья твои – журавли.
Я жив, я еще – не добыча.
Я плотью - от плоти земли!
Когда же тепла мне не станет
В достатке, чтоб спеть наяву,
Я сам под крыла твои встану
И тихо тебя позову…
Власть
Переступив мучительный порог
И облачившись в новые убранства,
Швырнуть, смеясь, монет толпе у ног –
Не велика беда! – взойдя на царство.
И день за днем в немыслимой тщете
Одолевать постыдное коварство
И плакать в безнадежной пустоте,
Кляня в друзьях врагов, взойдя на царство.
Но ощутив расплавленную ртуть
В висках от ядовитого лекарства,
Как кость, корону под ноги швырнуть
И в мир сойти с поруганного царства.
***
Где сладостно стелят, там с мукою спать –
Перина обманов полна,
И мнится трухлявая старая гать
Над топким болотом без дна.
Где льют разливальною чашей елей,
Там жди приворотной беды.
Чем ярче удача, тем падальщик злей
И горше победы плоды.
Коррозия сердца – духовная корь.
Кинжально безжалостна лесть:
Острейшее жало – притворная хворь,
Как жалкая кровная месть.
Любовь без отрады – поминки легки!
Завьется веревочкой боль.
На черную душу прилажу венки
И: «Бог с ней! – промолвлю. – Уволь!»
Зависть
Спешит пронзительная мгла –
Все жестко, колко, гулко, твердо!
Так зависть бьет в колокола,
Как в оцинкованные ведра.
И звук жестянки в сердце вхож,
Как гость незваного порядка,
Как промелькнувший финский нож –
С оттяжкой, окриком, оглядкой.
И тайный соглядатай-жрец
Все червоточит мякоть духа,
Трубач ущербности, гонец
Дурных вестей, проверка слуха.
Печальна серость поутру,
В туманах мутно солнце всходит.
Все в мире завидки к добру
В конечном счете не приводят.
Так досаждает тяжкий храп
В бессильно опочившем теле.
Так пляшет захмелевший раб
Над трупом гения в постели.
***
О межсезонья пустота –
Всепобеждающая слякоть!
В ангинном горле немота,
Когда нет слов и стыдно плакать.
И спазма жадная петля,
Пережимающая горло –
Как ускользнувшая земля
С насквозь размякшего пригорка.
К теплу! К огню! Скорей, скорей!
Хотя б туда, как пчелы к улью,
Где чародеит брадобрей
В мирском раю своей цирюльни!
***
Росы – на травы,
Дождинки – на камни,
Слезы в усталых
Угасших глазах…
Чувств запоздалых
Алмазные капли
В наших еще
Не остывших сердцах.
Как расточительна
Красками осень!
Глупо стоять
В стороне от любви.
Будто случайно
Обронена, озимь
Буйные всходы
Воздаст по весне.
Юность безжалостна,
Ветер беспечен,
Тает мгновенно
Вчерашняя тень.
Тем драгоценнее
Сладостный вечер,
Чем утомительней
Прожитый день
***
Я от прозрения немею:
Какая жуткая судьба!
На нас лежит печать плебеев,
Клеймо сбежавшего раба!
Так айсберг пробивает днище,
И пароход идет ко дну.
Мы вновь себе хозяев ищем,
От прежних вычистив страну.
И снова жаждем слова-дела,
Прибавок в гривнах и рублях.
Неужто нам не надоело
Купаться в розовых соплях?
Огонь пылает на поленьях.
С нас, как всегда, ни дать, ни взять.
Мы все ползком да на коленях,
Да ручку чтоб облобызать.
И трубы чтоб горели медью,
Чтоб над бараком – лунный свет…
И барин едет, едет, едет…
Тому уж скоро двести лет!
Отец родной все судит, судит,
Бредут понурые стада…
От нас, быть может, не убудет -
Страны не будет никогда!
СОДЕРЖАНИЕ:
«Поросенок играет на дудочке…»
Драма на яхте
«Слова – как орудийные раскаты…»
«Ах, тщетное славие…»
«Кто не взлетал в заоблачные выси…»
Осень
Impressa
«Явились вдруг слова…»
Мой путь
«Пусть, о чем ей угодно, судачит молва…»
«Коварная горечь отравы…»
«Как трудно выходить из ссор…»
«Вот миг…»
Нарцисс
«Чередою бессонных мгновений…»
Эволюция
«Я уже не боюсь, когда к плахе ведут…»
Земля
«Когда, очнувшись полночью от снов…»
«За подлости мгновенные…»
«Бывает, что сердцу недужно…»
«Я волен знать, как строить мирозданье…»
«За мертвую зависть, за страх неудач…»
Старые мастера
Крым, 1920
Актер
«Где-то искорки гаснут жилья…»
Вечер Аю-Дага
Вдохновение
«Говорю о чувстве вспомоществования…»
«Пускай обозначены болью…»
«А постылые слова…»
Бог
«Высоких дум и низких устремлений…»
«Мой дорогой, мой ветреный, мой милый…»
«Вот так и восходим к вершинам своим…»
«Как в нищих снах в мансардах на Монмартре…»
«В кромешном круге декораций…»
«Нам взгляд чужой как будто не указ…»
«С каждым годом слабее…»
«На белой клеточке доски…»
Ноктюрн
«Душа растрескалась. Беда!..»
Молитва
«Колодец мой, источник вечных тем…»
«Волшебный миг любви неповторим…»
«К чему мне быть терзанием твоим…»
Из книги «Акушер»
«Не в тягость, не в свой срок, не на беду…»
«О, я могу себя не торопить…»
Анонимное письмо
«Когда переступается черта…»
«Когда стоим, ломая руки…»
«От жалких крох прикосновений…»
«О, если это вам угодно…»
«Когда мы не в силах заставить беду…»
«Судьбу безжалостно вершим…»
«Сорвутся в пропасть дни и годы…»
«Морозно, прозрачно… Лишь крик воронья…»
Озеро мертвеца
«О, если б знать, что значит эта страсть…»
«Меж мною в сей миг…»
«Как выбрать? Что: прижизненный удел…»
Пробуждение влюбленных
«Чей голос, говор, чье наречье…»
Зимнее утро
«Достигнув крайнего предела…»
«О, рассуди! О, расскажи!..»
«Есть в хитростях женских шикарная соль…»
Мусоргский
«Возревнуй меня, слава, к любви…»
Моцарт
«Что если между «Уходи!»…
Петр Алейников
«Когда человеки, натешивши плоть…»
«Все наши дни и устремленья…»
«Когда ты – вершина над зеркалом вод…»
Предчувствие
Власть
«Где сладостно стелят, там с мукою спать…»
Зависть
«О межсезонья пустота…»
«Росы – на травы…»
«Я от прозрения немею..»