И подруг до небес возвышали,
Кинув под ноги белый бурнус.
На одном из виртуальных форумов обнаружилось, что и людям с высшим гуманитарным образованием, к тому же москвичам, может быть незнакомо слово «бурнус». И тогда я привел оба его значения: плащ с капюшоном – верхнее одеяние бедуинов из плотной шерстяной ткани, большей частью белой; женское пальто типа накидки с широкими рукавами.
Слово «бурнус» было обычным, расхожим для горожан России 18-19 веков. Читаем в рассказе Н.С. Лескова «Воительница»:
«Жалкая такая, бурнусишко старенький, стоит на коленочках в уголочке и плачет».
Или:
«На другой день ворочаюсь опять домой, застаю ее, что она опять сидит себе рубашку шьет, а на стенке, так насупротив ее, на гвоздике висит этакой бурнус, черный атласный, хороший бурнус, на гроденаплевой подкладке и на пуху».
Бурнусное общение на форуме послужило одной из ступенек, приведших к изложению следующих соображений.
Николай Лесков – по-моему, самый великий из великих русских писателей, самый великий из великих русских рассказчиков, носитель и неповторимый выразитель великих чувств и мыслей простого народа и среднего класса, непревзойденный знаток быта русской жизни, самый русский из великих русских людей. Я даже не знаю, кого можно поставить рядом с ним во всей мировой литературе. В том смысле, что описания мельчайших подробностей у Лескова настолько плотны, органичны, функциональны, что читаются с огромным интересом. Невозможно пропустить ни одной строки, ни единого слова, в то время как у других авторов, кого бы то ни было, хоть и всеми признанных гениев, чрезмерная детализация вызывает отторжение, раздражение и желание «перескакивать».
Вообще-то говоря, мне никогда не нравилось склонение слова «самый» применительно к любым качествам, способностям, делам, творениям и деяниям какого-либо человека или к общественно-социальным явлениям. Читатель, надеюсь, в контексте всего эссе не будет слишком строг к моему максимализму в данном случае, пожалуй, единственному среди всех моих серьезных высказываний.
Читая у Лескова ту же «Воительницу» или же «Запечатленного ангела», я не раз всплескивал руками, хватался за голову и восклицал в упоенном восхищении: «Как он пишет! Как он пишет! Уму непостижимо!»
Говорят, что рукописи не горят. Но имидж и авторитет писателя, а также мнения всякого рода законодателей мод, читателей и просто зевак, могут, скажем так, пострадать от неосторожной искры или, того хуже, намеренного огня недоброжелателя, и, обугленные, даже через полтора столетия держать литератора в дискриминации его законных прав. Это – именно о нем, Н.С. Лескове. А намеренный «поджог» совершил в свое время не кто иной, как Дмитрий Писарев, знаменитый, авторитетный, но, как мы теперь понимаем, не всегда уравновешенный в характере своем, творчестве, оценках, критике.
В 1864 году выходит в свет роман Лескова «Некуда». Он был воспринят как злобный пасквиль на прогрессивное общественное движение и видных его деятелей. Итоги последующей травли писателя и подвел Писарев в своей статье «Прогулки по садам российской словесности».
«Меня очень интересуют следующие два вопроса: 1. Найдется ли теперь в России – кроме «Русского вестника» – хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера Стебницкого (псевдоним раннего Лескова. – MAN) и подписанное его фамилией? 2. Найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожным и равнодушным к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами Стебницкого?» (Д.И. Писарев, «Литературная критика», в трех томах, Ленинград, «Худ. л-ра», 1981; т.3, стр. 275)
Приговор этот немедленно приводится в исполнение: перед Лесковым закрываются все двери...
ТАК ЧТО, КОРНИ ЗЛОСТНОЙ, ЖЕСТОКОЙ, ПЕЧАЛЬНО ЗНАМЕНИТОЙ "СОВКОВОЙ" НЕТЕРПИМОСТИ К ИНАКОМЫСЛИЮ БЕРУТ СВОЕ НАЧАЛО НЕ В ЛЕНИНИЗМЕ-СТАЛИНИЗМЕ, А УХОДЯТ ГОРАЗДО ГЛУБЖЕ.
Поговорим об одном знаменитом произведении Лескова: «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе».
В «Левше» для меня важнее всего писательское мастерство Лескова. Но для меня это – не быль, не легенда, но сказка. И то, что тульские мастера без «долбицы умножения» подковали стальную английскую блоху, для меня не столько предмет национальной гордости, сколько пример извечного русского бахвальства. И извечного русского «мы за ценой не постоим»: три работника закрылись от всех на неделю, день и ночь «тюкали» и только для того, чтобы подковать одну «соринку»! Коли глядеть на эти обстоятельства не «по-русски», а «по-европейски», то возникает вопрос: а может, если бы с «долбицей», «цыфирью» да «мелкоскопом», хватило бы одного мастера и одного дня?
Юмор Лескова, конечно, великолепен: Аболон полведерский, граф Кисельвроде. Смех сквозь слезы...
Да, Лесков, истинно русский человек, восхваляет Русь и ее талантливый, уникальный народ. Спасибо ему! За восхваление сие и почитают Лескова патриоты и обыватели! Но гротескность, гиперболичность восхваления Лесковым Левши и компании направлены на выпуклое, яркое, однозначное вычленение, показ и обличение извечных бед Руси: бюрократия, проволочки, шапкозакидательство, бахвальство, чванство, равнодушие, преклонение перед «божьим» даром и пренебрежение умением, приобретенным образованием, и т.д. и т.п. Выложились, подковали, обошли англичан, поразили их да заодно испортили чудесное творение: отяжелела заводная блошка от золотых подковок, лишилась способности к «дансе».
Извечные русские беды и сгубили Левшу, свели в могилу. И даже Платов, донской казак, наперсник царя Александра Павловича и знакомец Николая Павловича, патриот, русофил, рубака, «крутой», – и он, в конце концов, не захотел пошевелить даже пальцем, чтобы спасти Левшу, попавшего в глупую – по-русски! от водки! – беду!..
Да, «Левша» – сказка, но не сладенькая, не ублажительная, не восхваляющая гордо, как об этом произведении вещает сложившийся стереотип оценки, а неявно горькая, закодировано-обличительная. И в этом – величие реализма Н.С. Лескова, его дара и мастерства.
Всего через два десятка лет с небольшим после Лескова (1831-1895) свершилась Октябрьская революция. Большевикам Мастер с его критикой «новых людей», неприятием революционного пути для России, с его склонностью к принципам эволюционного развития, не пришелся ко двору, в противоположность иным, скажем, Герцену, Некрасову, Чернышевскому. Потому-то Лескова и не было в школьных учебниках советского периода. Не знаю, есть ли в этом плане положительные сдвиги сейчас. Но с большой долей уверенности могу предположить, что нынешние патриоты, не те озлобленные юнцы, что называются скинхедами, не те фашиствующие молодчики, что избивают и нередко убивают бедных и несчастных иноземцев, вынужденных покинуть Родину ради куска насущного в России, но русские люди, искренне озабоченные судьбами Руси и глубоко задумывающиеся над животрепещущими вопросами, – и даже из них далеко не все, как представляется мне, знают Лескова в должной мере. Между тем русскость и православность Лескова настолько исконны, искренни, истинны и глубоки, что в настоящее время, по-моему, нет более подходящего литературно-идеологического стяга для доброхотного русского национализма, чем произведения Лескова.
РУССКОЙ ИДЕЕ НУЖНО ДОСТОЙНОЕ ЗНАМЯ?! БЕРИТЕ ЖЕ! ВОТ ОНО: НИКОЛАЙ СЕМЕНОВИЧ ЛЕСКОВ!
Ноябрь 2008 г.
Исправления и добавления – 30.10.2009
На снимке: Н. С. Лесков. Рисунок И. Е. Репина, 1888-89 гг.