О детской литературе и детском писателе

Елена Евсеева
   Что побуждает писателя браться за перо, ручку, компьютер и прочие приспособления, способные помочь ему оставить свой след если не в истории, то хотя бы на листе белой бумаги?.. Вопрос  интересный, хотя и слегка риторический. Вот и меня давненько тянет к чему-то большому и чистому, а тут как раз идея подвернулась: а не написать ли статейку на тему «О детской литературе вообще  и детском писателе как таковом – в частности». Тем более - в некоторой степени  конечно  - тоже отношу себя к детским поэтам. А голова у любого творческого человека устроена так, что её иногда мысли посещают, философские и не очень, а так же желание непременно увековечить их в напечатанном варианте, создав себе (с известной оговоркой, разумеется), нерукотворный памятник.
   Статья моя ни  коим образом не претендует на фундаментальное исследование как в силу ограниченности журнального формата, так и в силу ограниченности самого автора. И всё же, и всё же… позвольте начать. Дабы избавиться от груза нелёгких мыслей и ненужных знаний – а вдруг кому-нибудь да пригодится!
   Для начала давайте договоримся, какую литературу следует считать детской, т. е. о литературе для какого возрастного периода речь пойдёт. Не станем относить к детской литературе ряды произведений, которыми зачитываются (надеюсь, что и в наше, не слишком богатое читателями время) подростки и даже некоторые особо продвинутые представители младших классов. Я имею ввиду всю классику приключенческого жанра, научную ( и не очень) фантастику и другие подобные книги, которые авторы и не для детей вовсе писали. И вообще, подростки, при соответствующей подготовке конечно, вполне способны воспринимать и взрослые вещи – вспомним  хотя бы школьную программу! Впрочем, несколько слов об отдельных произведениях подростковой литературы я всё таки скажу, т. к просто не могу обойти их молчанием. Непосредственно же к литературе для детей отнесём сочинения, написанные для детсада, начальной школы и самого младшего подросткового возраста (с некоторыми допущениями  конечно), когда детское сознание, ещё не замутнённое вопросами о смысле жизни, тяжёлыми бытовыми проблемами и взрослой циничной мудростью, требует соответствующего к себе отношения. К сожалению, это понимали не всегда.
И вообще, детская литература по сравнению с литературой взрослой – явление довольно молодое. Ну не думали большие дяди и тёти о душевных потребностях маленьких человечков, и читали детишки всего мира вплоть до… да практически до начала двадцатого века Святое Писание и… Святое писание. Хотя литература для больших уже к 19-му веку имела солидную биографию и библиографию. Впрочем, существовал фольклор (во всех странах мира и во веки веков), а народное мышление очень и очень сродни детскому (не по глупости и неопытности, а по глубине и яркости восприятия). Так что деревенским ребятишкам, которым бабки рассказывали сказки, загадывали загадки, пели песенки на ночь, повезло в этом плане несколько больше, чем их высокородным сверстникам, для которых-то и одежда шилась по образцам взрослых туалетов, сковывающих движение и мешающих радоваться бытию. Однако, чтобы дать народным произведениям литературную жизнь, требовались талантливые обработчики имеющегося обширного материала, т. к. в первоначальном варианте непривычному человеку фольклор, мягко говоря, воспринимать довольно затруднительно из-за обилия вульгаризмов и откровенно нецензурных выражений, а так же натуралистических подробностей. Уж не знаю, в каком варианте бабки своим внукам сказки сказывали, но как сейчас помню: сидим мы, девятнадцатилетние девчонки, участницы фольклорной экспедиции в Архангельскую область в старой русской избе, а древняя поморка пытается извлечь для нас из своей памяти частушки поприличнее, чтоб без «картинок» были. Кстати, если хотите прочитать народные сказки, так сказать, в «непричёсанном» варианте, советую обратиться к прекрасной книге
В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки», где автор приводит фрагменты фольклорных произведений в их первозданном виде, а так же блестяще анализирует мифологические истоки российских сказок и сказочных персонажей. А теперь на правах рекламы: от книги невозможно оторваться, как от увлекательного детектива, и по сему, дорогие мои читатели, настоятельно советую в неё заглянуть, и да пусть не смутит вас объём этого замечательного произведения. И ещё одно небольшое лирическое отступление по поводу обработки народного творчества, чтобы более уже не возвращаться к этому вопросу. Фольклорные вещи  как алмаз –
от огранки и то, и другое только выигрывает. Я вот, к примеру (да простят мне читатели  полнейшее отсутствие патриотизма по этому поводу), всегда задавалась вопросом: ну почему английские народные песенки для детей по сравнению с русскими резко отличаются в лучшую сторону? А всё очень просто объяснить. Кто у нас занимался переводом данных произведений на русский язык? Правильно. С. Я. Маршак  ( прежде всего) и К. И. Чуковский. А вот для переработки аналогичных вещиц отечественного производства равновеликого таланта, очевидно, не нашлось. Кто имеет на этот счёт другое мнение, пусть первым бросит в меня камень.
   Итак, существовал фольклор. И только к 19-му веку первые ростки литературы для детей начали, наконец, пробиваться на поверхность. Несколько слов скажу о зарубежной литературе. В Англии Джонатан Свифт (1667-1745) пишет откровенно сатирическое произведение «Путешествие Гулливера»  и пишет его, разумеется для взрослых. Но сама сказочность сюжета, мастерство изложения и наличие крохотных (соразмерных маленькому читателю) героев позволило – конечно  в адаптированном варианте и значительно позже даты создания – войти этому произведению в золотой фонд детской литературы. Немецкие филологи, братья Якоб (1785 – 1863) и Вильгельм (1786 – 1859) Гриммы – занимаются обработкой и адаптацией народных сказок. И кто, скажите, не знает сейчас «Мальчика-с-пальчик», «Золушку», «Красную Шапочку»… В Дании работает великолепный сказочник Ганс Христиан Андерсен (1805 – 1875). Льюис Кэрол – логик и математик – в 1865 году пишет свою «Алису в стране чудес», а в 1871 году – «Алису в зазеркалье» и фактически даёт жизнь такому распространённому приёму детской литературы, как игра словами, подхваченному и взятому на вооружение многими детскими писателями и поэтами. В 1906-1907 гг. прекрасная шведская писательница Сельма Лагерлёф, тончайший мистик и романтик в своих «взрослых» произведениях, пишет волшебную сказку для детей «Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона по Швеции», красота которой до сих пор завораживает миллионы читателей (как взрослых, так и маленьких) по всему миру.
    Это за рубежом. А как же в заявленный временной период обстоит дело в России? Ну, тут мы, как всегда, впереди планеты всей. На этот раз в плане отставания. В России литературы ( и взрослой, и детской, кроме, разумеется, вездесущего народного творчества) очень долгое время – практически до 18 века – как таковой не существовало. И не кидайтесь в меня гнилыми помидорами, вспоминая «Слово о полку Игореве» и «Повести временных лет». Это лишь отдельные утёсы, а речь идёт о литературе вообще. Поверьте на слово: не было её! И что тому причиной – татаро-монгольское ли иго (не на всю Россию оно, в конце-концов, распространялось!), или, как я считаю, общинность (коллективность) национального сознания русского народа, судить трудно. Поясню, что я имею ввиду под общинностью сознания. Дело в том, что авторская литература (подчёркиваю, авторская, т. е. не подразумеваются такие глобальные произведения коллективного творчества, как мифы, легенды, сказания и т. д.) возникает тогда и только тогда, когда в обществе начинает появляться интерес к каждой отдельно взятой личности, когда личность выдвигается на первый план, и её чувства, мысли, поступки становятся значимыми для других личностей, видящих в них отражение своих чувств, мыслей, поступков. В России же, осмелюсь утверждать, личность всегда имела второстепенное значение по сравнению с интересами коллектива, будь то вече новгородское, боярское собрание или крестьянская община. Зато уж если всем миром навалиться надо, то равных нам нет и не будет. И не нужно, дорогие мои, приводить мне в пример наших отечественных индивидуумов, существенно повлиявших на ход истории и даже «Россию на дыбы поднявших». Я в школе тоже училась и про Петра Первого с Михаилом Ломоносовым слыхала. Речь идёт об общей тенденции национального самосознания, о том, что русскому человеку проще ощущать себя частью целого, чем свою ценность в этой целостности. И недаром именно в России возникла (без сомнения  очень красивая!) идея социализма чтобы всем было хорошо, чтобы у всех было поровну, чтобы все были счастливы. А человек при этом назывался винтиком, а статьи Уголовного кодекса предусматривали гораздо более суровое наказание, к примеру, за кражу государственной собственности, нежели за аналогичное преступление по отношению к отдельно взятой личности. А пресловутый приоритет интересов коллектива по отношению к отдельному его члену? О да, на начальных этапах развития общества (при первобытно-общинном строе  к примеру) такая философия была вопросом выживания, но постепенно она превратилась в тормоз, и развитию авторского искусства всё это не способствовало. Причём речь идёт не только о литературе, но и о музыке, и о живописи (иконография – не в счёт! Это Боговдохновенное произведение, авторским не являющееся. И хотя до нас дошли – практически, чудом, ибо подписи свои под иконами ставить было не принято – имена некоторых художников, всё равно считается, что рукой живописца водил Бог.)
   И всё же, несмотря на вышесказанное, к 19-му веку авторская литература в России развернулась с невиданной силой и мощью благодаря гениям, чьи имена знает каждый школьник. Но это к 19-му веку. Конечно, Тредиаковский, Сумароков, Ломоносов, Дмитриев, Державин, наконец… И всё-таки на небывалую высоту русскую поэзию поднял именно
А. С. Пушкин. Для сравнения: Джованни Боккаччо свой бессмертный «Декамерон» написал в 1350-1353 годах, Франсуа Рабле великого «Гаргантюа…» - в 1533-1552 годах, а в 1605 г. в мадридских лавках появился гениальный «Дон Кихот» Сервантеса. А Данте свою блистательную «Божественную комедию» начал писать в 1307 году, а Петрарка, а Шекспир, наконец, а… а… если ещё древнегреческих поэтов и драматургов вспомнить… короче, отстали мы, русские, от зарубежных братьев по разуму, ох, отстали!
   Но вернёмся к нашим баранам, а вернее  ягнятам, раз уж речь идёт о детской литературе. В России она появилась лишь в 20-м веке.  А сказки
А. С. Пушкина, а «Конёк-горбунок» Ершова?! - возразит информированный читатель. Да, конечно. Так-то оно так, но произведения эти предназначались не для детей, а для взрослых, но поскольку написаны были прекрасным, близким к народному языком и пересказывали сюжеты народных же сказок,
то на «ура» были приняты ребятишками и вошли в золотой фонд детской литературы. Кто-то из совсем искушённых читателей, возможно, вспомнит рассказы Л. Н. Толстого и К. Ф. Ушинского из их «Азбук…» Но? Но… отвлечёмся от обаяния личности гения и  положа руку на сердце  подумаем, насколько хороши рассказы для детей Л. Н. Толстого в литературном отношении. Ну да, они просты, доступны и для обучения чтению, безусловно, годятся. Для этого они, собственно, и предназначались. Но, увы, с литературой «Азбука» ничего общего не имеет. (О, похоже, меня уже кое- кто забрасывает тухлыми яйцами!) Особенно, сомнительный также и в педагогическом отношении рассказ про сливы, включённый (не знаю, как сейчас, а раньше – точно) в программу начальной школы. И видимо, находясь под «обаянием» данного произведения, тонкий психолог Федор Сологуб пишет своего «Червяка», в котором героиня – маленькая девочка – умирает-таки от воздействия злых слов злого педагога. Ладно, оставим «Сливы» на совести великого Толстого, тем более что от моего мнения ему ни холодно, ни жарко, преисполнимся благодарности за похвальную попытку создать  всё же  что-то для детей и пойдём дальше. Как я говорила, детской литературой (в России – аж до 1-ой четверти 20-го века) была Библия да Жития святых. Существовали также произведения, написанные про детей, но адресованные, всё-таки, взрослому читателю. Назову «Детство», «Отрочество», «Юность» Толстого, «Детские годы Багрова – внука» Аксакова, «Очерки бурсы» Помяловского. И хотя сегодняшним школьникам, смею надеяться, будет интересно читать о переживаниях Николеньки или похождениях юных бурсаков, всё же это литература – не детская.
   В 18…(к сожалению  не могу вспомнить более точную дату) группа студентов сделала великолепную попытку создать альманах для детей. Я, пребываючи ещё в нежном подростковом возрасте, имела счастье держать в руках это издание и была в полном восторге. Ещё бы: фокусы, шутки, шарады, театр теней, загадки, игры и даже! хиромантия!!! А вот литературную часть представляли те же рассказы Толстого, Ушинского (кстати  вызывающие у меня бОльшую симпатию) и ещё нескольких недетских писателей и поэтов.
  Были также и попытки писать именно для детей. Но произведения получались какие-то сюсюкающие, слащавые  либо наполненные ненужной экзальтацией и истеричностью, как у Л.Чарской, великолепную критическую статью о творчестве которой написал К. И. Чуковский. С него-то, смею утверждать, и началась российская Детская Литература. И как бы теперь ни оценивали творчество Корнея Ивановича, (я слышала – и не единожды –
 мнения людей, которых раздражали некоторые моменты, присутствующие в его произведениях, в частности, всеобщий перепляс героев), он был Первым и остаётся и есть великим детским писателем. А первым быть – это с какой стороны посмотреть – и просто, и крайне сложно одновременно. Конечно, горизонт не загораживает спина впереди идущего, зато и дорогу надо прокладывать самому. И для детской литературы Чуковский сделал практически то же, что и Пушкин для взрослой. И посему снимем шляпы, господа! А книга Корнея Ивановича «От двух до пяти» просто должна стать настольной для всех детских писателей.
   И вот дело пошло. Феерический Хармс – мастер абсурда, великолепный Маршак, блестяще владеющий формой, Агния Барто, хоть и чрезмерно увлекающаяся педагогической назидательностью, но создавшая галерею запоминающихся образов, а так же гениальный цикл стихотворений «Игрушки», адресованный детям 2-х – 3-х-летнего возраста (попробуйте сами написать нечто подобное и убедитесь, насколько это сложно), Сергей Михалков – «главный дядя Стёпа страны», интеллектуальный и остроумный  Борис Заходер, стихи которого интересны как детям, так и взрослым, Юнна Мориц, обладающая необыкновенной яркостью и глубинной индивидуальностью восприятия,  Андрей Усачёв, Михаил Яснов, короче, всех перечислить всё равно не удастся – бумаги не хватит; а из прозаиков – Аркадий Гайдар, между прочим, а также Николай Носов, придумавший Незнайку и его друзей, весёлый Виктор Драгунский, прекрасно понимающий детскую психологию,     обожаемые детьми Эдуард Успенский и Григорий Остер, о некоторых произведениях которого я напишу ниже, а также Лев Давыдычев, несколько слов о повестях которого «Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника» и «Лёлишна из третьего подъезда» я скажу прямо сейчас (ну люблю я этого автора, что уж тут поделаешь!) Так вот, на страницах своих книг Лев Давыдычев создал великолепные типические образы героев, настолько яркие и многогранные, что и во взрослой, серьёзной литературе не всегда встречаются, и при этом настолько детские, что ребёнку от чтения оторваться трудно. Отдельно скажу о языке этих литературных произведений. Он (язык прежде всего, но и сюжет, конечно, тоже) великолепен по своей динамичности – в тексте практически не встречается длинных (впрочем, и коротких тоже) описаний, и вообще, прилагательные как части речи употребляются только в случае крайней необходимости, и при этом создаётся свой неповторимый стиль – действенный, остроумный и доступный даже восприятию детей со сниженным интеллектом, не говоря уже о нормально развитых малышах (проверено на практике!) Хотя, к примеру, так же очень любимые мной Михаэль Энде и Дж. Р. Р. Толкиен прекрасно, причём без ущерба для детского восприятия, справляются с описательной стороной своих повествований, даря им красоту, обстоятельность и авторскую неповторимость. Но это в качестве лирического отступления. А возвращаясь к творчеству Л. Давыдычева, замечу, что     повесть «Лёлишна из третьего подъезда» - ещё и новое слово в области формы. Изложение построено по принципу циркового представления и начинается с парада – алле всех участников, и дальше события развиваются в соответствии с правилами циркового действа. Пожалуй, (хотя я могу и ошибаться!) из отечественных детских писателей только Григорий Остер создал свою оригинальную форму в «Сказке с подробностями», заставляющую (возможно, конечно, только меня, за других говорить трудно) вспомнить по ассоциации произведения Кафки и Марселя Пруста. На этом вынуждена прервать свой словесный поток и извиниться перед теми прекрасными писателями, которых просто в силу ограниченности места не смогла упомянуть в своей статье, и перейти к зарубежной литературе.
   Заграница тоже не дремлет. Помимо Сельмы Лагерлёф, Швеция рождает ещё одну великолепную писательницу, давшую, в свою очередь, жизнь обаятельному толстяку  Карлсону, – Астрид Линдгрен. В Италии работает прекрасный ( несмотря на всю свою чрезмерную политизированность) сказочник Джанни Родари. Финская писательница  Туве Янсон создаёт весёлую семейку муми-троллей, а из немецких авторов не могу не возвратиться к своему любимому Михаэлю Энде, в «Бесконечной книге» ненавязчиво и очень доступно для детей давшему (ни много ни мало) основы эзотерической философии. В Англии Роальд Даль создаёт свои повести, в том числе и произведение «Чарли и шоколадная фабрика», образ главного героя которого – Вили Вонка – гениально воплотил на экране неповторимый Джонни Депп, английский же писатель Алан Сноу в Детской книге «Здесь живут монстры» даёт элементы вполне взрослой антиутопии. Два блестящих автора – Толкиен и Клайв С. Льюис, работающие в жанре фэнтэзи, на спор (кто лучше справится с задачей!) пишут книги – соответственно «Хоббит или туда и обратно» и «Хроники Нарнии» - и детская литература обогащается двумя великолепными произведениями. Короче, держите меня семеро, ибо монография по данному вопросу в мои планы всё-таки не входит! И всё же позволю себе ещё одно лирическое отступление по поводу вещи, получившей огромный резонанс по всему миру. На этот раз речь пойдёт о литературе для подростков – пресловутом «Гарри Потере», явлении, безусловно, неординарном, потому и вызвавшем неоднозначное к себе отношение, а также, как и всякое неординарное явление, породившем волну эпигонских произведений, из авторов которых лишь один – Дмитрий Емец –  достоин вообще какого-то упоминания. Итак, «Гарри Поттер»… Я не буду касаться религиозной стороны вопроса. Буча по этому поводу и так была поднята огромная, надеюсь, что до анафемы в адрес автора дело не дошло. Обращу ваше внимание лишь на психологические и литературные аспекты проблемы. Когда Джоан Кэтлин Роулинг написала первую книгу эпопеи о мальчике-волшебнике, её не приняли ни в одном издательстве, редакторы которых оказались на удивление слепы и глухи, не предугадав стопроцентного коммерческого успеха данной вещи и лишившись таким образом огромных доходов. А успех этот основан на элементарных знаниях детской психологии. Дело в том, что ребёнок рождается волшебником и какое-то время остаётся им – он может ВСЁ! (Отсюда, кстати, миф, культивируемый некоторыми взрослыми, - о безусловной талантливости всех детей). Нет, нет и ещё раз нет! Каждый ребёнок талантлив лишь в той мере, в какой его наделил талантами Господь, просто никто ещё не успел объяснить ему, какой он бездарь и тупица, а посему блока на творчестве у малышей, как правило, не стоит и они могут ТВОРИТЬ и в этом равны Богу. По мере взросления ощущение собственного могущества, конечно, утрачивается, но остаётся мечта (да, да, и у взрослых тоже, а не только у подростков!) о чуде, которое можно сотворить собственными руками. Вот тут-то как раз и появляется книга, безусловно, талантливая, о ребёнке-колдуне, да ещё в придачу о школе, где этому колдовству обучают. Есть от чего потерять голову многочисленным детям даже и весьма солидного возраста, тем более, автор обладает блестящим умением вести интригу, что делает «Гарри Поттера» необыкновенно интересным и занимательным. А занимательность, между прочим, одно из основных условий того, чтобы детская литература состоялась, ибо скучные книги (за исключением учебников, конечно, да и то не всегда) ребятишки просто читать не будут. Но пойдём дальше. Две вещи в произведении Кэтлин Роулинг всё же взывают у меня возражение. Первая в общем-то безобидна, т. к. её не каждый способен заметить. Дело в том, что автор на протяжении всей эпопеи проводит мысль (совершенно правильную и философскую, заметьте!), что человек, наделённый исключительными способностями, неизбежно лишается в жизни некоторых очень важных вещей, без которых жизнь теряет смысл. Убирая по ходу действия сначала родителей Гарри, потом крёстного отца, затем любимого и мудрого учителя –Далмбдора (кто будет следующий – не знаю, т. к. не успела ещё прочесть последней книги серии), автор обрекает своего героя на одиночество. (Помните, у Пушкина: «Ты царь. Живи один.») И что в результате остаётся царю? Вечная борьба с Волан де Мортом? А ежели победа? Как строить жизнь дальше? Проблема серьёзная -  и не только для Гарри Поттера. Так вот, вся серьёзность и жесткость данной проблемы не то  что у ребёнка или подростка, но и не у всякого взрослого в голове уложится. Но, повторюсь, эта вещь довольно безобидна. Гораздо менее безобидна вторая. Тут мы подошли вплотную к одному из самых серьёзных вопросов нашего времени – для меня во всяком случае - вопросу борьбы добра со злом. Дорогие мои детские авторы, ну если появилось у вас искушение написать на эту тему, не облекайте её хотя бы вселенским масштабом! Когда добрые зверушки наказывают злого волка или Тимур со своей командой даёт урок хулигану  Квакину, это ещё куда ни шло. Это нормально, т. к. все мы человеки и про «добро с кулаками» со школьной скамьи усвоили. Речь пойдёт об иных величинах. Дело в том, что у добра-то НЕТ кулаков! Кулаки – не его методы. А иначе получается:
На исходе века
Взял и ниспроверг
Злого человека
Добрый человек.
Из гранатомёта
Жах его, козла…
Да, видать добро-то
Посильнее зла!
К сожалению, не знаю имени автора стихотворения, но низкий ему поклон за понимание сути проблемы! Добро не борется. Оно побеждает своим присутствием. Там, где есть свет, нет места мраку. Кстати, уже упоминаемый мною Михаэль Энде показывает это очень хорошо. В книге «Волшебный пунш» кот и ворон, пытающиеся предотвратить катастрофу, которую уготовили миру злые колдуны, не стараются им морды набить, а просят помощи у Святого Сильвестра, и тот даёт им всего одну ноту церковного колокольного звона, и недобрые чары тут же пропадают. Но это Михаэль Энде, а другим, менее компетентным в понимании сути таких вещей авторам, не надо выдавать разборки людей, отстаивающих свои принципы жизни, за нечто большее. К чему я всё это (возвращаясь к «Гарри Поттеру») пишу? Дело в том, что Кэтлин Роулинг в данном вопросе ещё в каких-то рамках держится. Всё-таки и Гарри, и Волан де Морт у неё – люди, хотя и обладающие исключительными способностями. Впрочем, Волан постепенно всё больше и больше утрачивает свою человеческую сущность, превращаясь в некую запредельную тварь. (Кстати, ещё одна очень интересная философская проблема!) А вот один из последователей Роулинг – наш отечественный автор - Дмитрий Емец - пошёл дальше. Безусловно талантливый, обладающий хорошим стилем и блестящим остроумием писатель, воспользовавшись чужой идеей, создаёт сначала серию книг о Тане Гроттер, а затем о Мефодии Буслаеве. И в этой последней битва добра со злом разворачивается аж на уровне ангелов и демонов (хорошо, что ещё Господь Бог не помянут!) Ох, дорогие мои, хорошие, не надо кормить детей боевичками да ещё на астральном уровне! Не в нашей это компетенции, за такое и по ауре схлопотать можно! И пусть книги Дмитрия Емца безусловно занимательны и интересны, всё же нельзя идти на поводу как собственной интересности, так и некоторых интересов детей, потакание которым ни к чему хорошему не приведёт.
   И тут мы вплотную подходим ещё к одной части моей статьи – пассажу об этих самых детских интересах. Внимание, приготовились! Вдохнули поглубже… Ныряем! В 1988 г. научно-исследовательский центр Ладомир в издательстве «АФТ» г. Москва в серии «Русская потаённая литература» выпустил книгу под названием «Русский школьный фольклор (от вызывания пиковой дамы до семейных рассказов)», составитель – А. Ф. Белоусов. Вот уж в ней как на ладони представлены моменты, интересующие школьников от младших классов до среднего и старшего подросткового возраста! И иметь представление о данной стороне жизни тех, кому мы, собственно, и адресуем свои книги, просто необходимо, и не для того только, чтобы возмущаться некоторыми её проявлениями, но и приобрести возможность творчески использовать их в своих произведениях. Итак…
Меня простите, Бога ради:
Я думал, здесь собрались…девы.
Откройте нотные тетради.
Я вам спою куплеты Евы –
цитируется в одном из разделов этой замечательной книги. Что поделаешь, издержки полового созревания, проявляющиеся уже у младших подростков! И таких куплетов Евы – целая серия (к слову о детских интересах!) Но что замечательного можно заметить в них, так это мастерское использование приёма «нарушенного ожидания», когда ожидается одна рифма (в меру испорченности каждого, разумеется), а выдаётся совсем другая. При этом в куплетах не содержится ни одного слова ненормативной лексики, но обо всём можно догадаться, даже не особенно напрягая воображение:
Зашёл в аптеку князь Гвидон,
Чтобы купить себе…таблетки,
Но деньги он забыл в жилетке,
Чем был немало огорчён.
А вот в других стихах, цитировать которые даже я (при всей своей свободе в данном вопросе) здесь не посмею, нецензурные слова присутствуют в полном объёме, а кроме этого – ещё блистательное копирование стиля наших великих русских поэтов, набивших, к сожалению, оскомину благодаря чрезмерно заидеологизированной методике преподавания литературы в советской школе.
   Ещё один раздел посвящён т. н. «садистским стишкам», когда-то появившимся в детском фольклоре в ответ на сюсюкающие попытки взрослых, считающих, что с младшими только так и надо разговаривать –
ути –пути, кто пришёл:
Маленький мальчик на вишню залез.
Дед Серафим достаёт свой обрез.
Грянул выстрел, раздался крик…
«Сорок второй», - усмехнулся старик.
Кстати, форму садистских стишков мастерски использует опять же Михаэль Энде в «Волшебном пунше». Далее – цитата из его книги:
Маленький мальчик жабу поймал.
Хрясь! – и головку ей оторвал,
Бросил в канаву и дальше пошёл…
Вот молодец, поступил хорошо!
Предвижу возмущение пуритански настроенных товарищей: «Да как же так можно! Где воспитание доброты у младшего поколения!» А дело тут в мере и уместности использования подобных моментов в своих произведениях. У Энде данные слова вспоминает злой колдун, когда, чтобы сработало вредное зелье, ему на каком-то этапе своей работы нельзя даже мысленно задавать ни себе, ни окружающим никаких вопросов. А как ещё злой колдун может отвлечься-то!? Не Пушкина же наизусть читать!
   Следующий раздел –  детские ужастики. Имеются ввиду рассказы о чёрном пятне, красной руке, гробе на колёсиках и др. Вот тут, по моему мнению, непаханое поле деятельности! Дело в том, что пугаться и пугать – потребность незрелой (а порой и зрелой) психики. Вспомните себя в юные годы: всё таинственное и ужасное вызывало повышенный интерес. И собирались малолетки в каком-нибудь укромном уголке, и чёрный гроб стоял в чёрной комнате, и красное пятно регулярно возникало в положенное время в том же самом месте, и не отличающиеся белизной занавески летали по квартире. Но это всё фольклор. А вот литература ужасов для детей практически не разработана. Я имею ввиду ЛИТЕРАТУРУ, а не многочисленные подделки, стоящие на полках и только вкус нашим отпрыскам портящие. (Ежели я вдруг ошибаюсь, и кому-то из вас известны талантливые детские произведения этого направления, только благодарна буду за подсказку, т. к., естественно, всего знать невозможно и что-то я могу пропустить). А для взрослых в вышеупомянутом жанре создавали свои шедевры такие блестящие литераторы, как Эдгар По, Густав Майнринк, Говард Филлипс Лавкрафт, из современников – Энн Райс (автор «Вампирских хроник», признанных классикой жанра, ежели кто не в курсе) и др. Так что, господа хорошие, детские писатели, не займём мы с вами эту нишу, будут наши дети обречены читать низкопробную печатную продукцию, т. к. спрос-то на литературу ужасов безусловно существует. Кстати, в жанре детектива, тоже, к слову сказать, очень востребованном, оставили-таки свой след прекрасные авторы: Астрид Линдгрен («Суперсыщик Калле Блумквист»), Эдуард Успенский («Следствие ведут колобки»), Анатолий Алексин («Очень страшная история. Детективная повесть, которую сочинил Алик Деткин.»)…
Но оставим, наконец, в покое собрание детского фольклора и плавно перейдём к состоянию литературы для детей на текущий момент. Состояние, как говорится, полного стояния, ибо писать-то пишут, а вот с напечатанием литературной продукции дело обстоит далеко не так, как хотелось бы. Хотя классика (хвала издателям!) в книжных магазинах пока ещё наличествует. Можно купить книги Чуковского, Маршака, Барто, Михалкова, сказки всех времён и народов, а так же произведения современных классиков:  Э.Успенского, Г. Остера, Ю. Мориц, А, Усачёва, М, Яснова и др. Некоторым  авторам необходимо умереть, чтобы их произведения издали в полном объёме. Так произошло с прекрасной детской поэтессой Эммой Мошковской, обладающей уникальным видением мира и детским, абсолютно незамутнённым взглядом на вещи, толстый том стихотворений которой был выпущен только посмертно, а до этого Мошковскую можно было прочесть либо в журналах, либо в тоненьких брошюрках. Так произошло и с гениальным (да, да, именно, т. к. в своих коротких и метких стихотворениях он умудрился дать – ни много ни мало – образ целой эпохи) Олегом Григорьевым. От себя лично благодарю за доставленное удовольствие издательство «Эгмонт Россия Лтд», выпустившее в свет книгу «Классики» (лучшие стихи современных детских писателей), в которую вошли произведения таких авторов, как Игорь Шевчук, Тим Собакин, Артур Гиваргизов, Марина Бородицкая, Сергей Белорусец, Александр Пинегин и многих других. Книга получилась отличная: весёлая, лёгкая, остроумная и до того детская, что и взрослым от неё совершенно невозможно оторваться.
   Ну вот, на этой оптимистической ноте заканчиваю затянувшийся обзор литературы для детей и перехожу ко второй части своего повествования: что же такое детский писатель и какие особенности психологии ребёнка должен он учитывать, чтобы таковым являться?
   И, ох, дорогие мои читатели, интересно мне до ужаса, нарушу ли я ваше ожидание, если о любви к детям НЕ напишу? Тем более, что не считаю эту самую пресловутую любовь необходимым и достаточным условием для рождения детского писателя. Ежели следовать данной логике, то создатель эротических романов должен любить женщин (либо мужчин – в зависимости от пола и ориентации), создатель детективов – обожать убийц и полицейских, а автор научно-популярной литературы тащиться, скажем, от палочки Коха или физики низких температур. «Но ребёнок, - скажет внимательный читатель, - не только объект, но и субъект литературы, т.е. не только тот о ком, но и тот, для кого, собственно, и написаны прозаические и поэтические произведения. А автор своих читателей должен любить!» Замените слово «любить» на слово «уважать» и будете совершенно правы. А уважение предполагает интерес к личности маленького человека и всем её особенностям, отличающим её (эту самую личность) от аналогичной структуры, наличествующей у взрослого. И что ещё действительно нужно детскому писателю, так это несомненная любовь НЕПОСРЕДСТВЕННО К САМОЙ детской литературе. И ежели вы зеваете, читая вашему сыну или дочери «Уронили мишку на пол», вам невмоготу выносить капризы глупого мышонка и слушать всю эту дребедень о гуляющих по полю рыбах, вы никогда не станете автором, пишущим для детей!
Ну вот, и дошла я, наконец, до того места, с которого и не знаю даже, как дальнейшее повествование строить. То ли о качествах детского писателя рассказывать, то ли об особенностях детской  психологии, то ли о чертах, присущих литературе для малышей и условиях, необходимых для того, чтобы эта литература состоялась. Материала и мыслей настолько много, что скоро уже ни в один журнал не поместятся. И посему буду предельно кратка и постараюсь написать обо всём и сразу. Не желая повторяться (всё равно лучше классика об этом не скажешь!) снова отсылаю читателя к уже упомянутой мною книге К. И. Чуковского «От двух до пяти», в которой автор совершенно великолепно и очень доступно объясняет, какими особенностями должна обладать поэзия для самых маленьких. И поскольку этот вопрос рассмотрен им достаточно подробно, дабы не впасть в банальный пересказ чужих мыслей, возьму несколько иную возрастную категорию: младший школьный возраст, а также возраст вполне зрелый, если говорить о психологии детского поэта.
   И прежде всего осмелюсь утверждать, дорогие мои читатели и собратья по перу, что детский писатель – человек, в котором детских черт сохранилось несколько больше, чем в любом другом среднестатистическом взрослом. Т. е. внутренний «ребёнок» детского писателя, как чёртик из табакерки при нажатии нужной кнопочки, может появиться в любой момент, и ни «родитель», ни «взрослый» не захотят этому воспрепятствовать. (Понятия «ребёнок», «родитель» и «взрослый» введены американским психологом Эриком Бёрном как составляющие структуру личности человека). «Ребёнок» -   такое состояние психики, которое воспроизводит мысли, чувства и реакции, бывшие у человека в детстве и, собственно, та часть человеческой души, которая просто и непосредственно радуется жизни. Согласно Бёрну, в тот или иной период деятельности человека одна из компонент личности становится ведущей, скажем, на работе доминирует «взрослый», т. к. именно он отвечает за принятие решений, ежели человек мается от собственных комплексов и въедливо критикует себя и других – это епархия «родителя», а «ребёнок»…А что «ребёнок»? Работа у детского писателя такая – быть ребёнком и одними наблюдениями за подрастающим поколением да изучением его психологии тут не ограничиться. А ежели проще – детский автор должен хотя бы помнить и детское видение мира, и детскую реакцию на его проявления.
   Итак, что же роднит ребёнка и его писателя кроме того, что один ещё не вышел, а другой уже практически впал в детство? Кстати, о родстве… позволю себе тут небольшое лирическое отступление. Дело в том, что я всегда задавалась вопросом, является ли биологическое материнство (отцовство) – нужное подчеркнуть - необходимым условием для рождения детского писателя. Дело в том, что у меня (да и не только у меня!) творчество в этой области литературы началось именно с появления собственного сына, хотя до этого счастливого события я работала в школе и детей видела во всех вариантах и проявлениях, да и поэтессой уже являлась, т. к. взрослые стихи кропала вовсю. Впрочем, ничего утверждать не берусь, ибо не располагаю статистикой на этот счёт. Если кто обладает данными знаниями и захочет поделиться ими, буду очень благодарна.
   Но вернёмся к теме. Итак ребёнок и его писатель… Что же объединяет эти два таких разных, но таких близких мира?
   Прежде всего это игра. Игровая деятельность, как известно, является ведущей у детей дошкольного возраста и в значительном объёме выступает у младших школьников (хотя на первое место выходит деятельность учебная). Это не означает, что детские писатели тут же должны взять в руки по совку и ведёрку и дружными рядами отправиться делать куличики. Под игрой я подразумеваю умение перевоплотиться (как в театре) в любой из интересующих тебя персонажей. Вспомните ребёнка: сегодня он – капитан, завтра – доктор, а ещё через пять минут – космонавт. В понятие игры включается также игра со словами как один из приёмов детской литературы. Великолепными мастерами такой игры были Л. Кэррол,
Д. Хармс, С. Я. Маршак и др. Из современников хочу отметить в этом плане Андрея Усачёва и не откажу себе в удовольствии процитировать его стихотворение:
Англичане любят
Есть на ужин пудинг,
Потому что пудинг -
Очень вкусный блюдинг.
Те, кто любит пудинг
И часто ходит в гостинг,
Не бывает худинг,
А бывает толстинг.
   А такие стихи, как «Леталка», «Буль-буль», «Пузово», «Синхрофазотрон» и т. д.! Необыкновенно интересен в этом плане также Григорий Остер, чьи интеллектуальные и словесные построения отлично вписываются в строй мыслительного процесса – ну не самых маленьких, конечно, а ребятишек постарше, возраста, скажем, как минимум, начальной школы. И вообще, о
 Г. Остере ещё несколько слов скажу ниже, когда буду писать о некоторых особенностях детского мышления.
   Второй момент, роднящая детского писателя и ребёнка, – они никогда не бывают скучными. В отношении писателя, конечно, имеется ввиду его творчество, а не личность автора, которая при ближайшем рассмотрении может оказаться довольно занудной! Но скука – как я уже раньше отмечала –  смерть для детской литературы. По отношению к литературе взрослой это правило работает не всегда. Тут уж дело вкуса. Некоторым очень даже нравится отслеживать необычные психологические выверты героев, интеллектуальные изыски и длинные описания, а не повороты захватывающего и динамичного сюжета. Детские же книжки могут быть весёлые, грустные, даже назидательными (с известным чувством меры конечно), но никогда – скучными, как не бывает скучным ребёнок, т. к. никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.
   И тут я вплотную подхожу к вопросу, который и оставляю открытым, ибо здесь есть о чём подумать: может ли быть детским писателем человек с трагическим мироощущением? Вернее, не так. Может ли человек, обладающий такими особенностями, выплёскивать свои идеи на страницы «детских» произведений? Сейчас я буду говорить только от своего имени и выражать только своё мнение. Если вы со мной не согласитесь, то это полное ваше право. Итак, начнём… Дело в том, что ребёнок-то трагическим мироощущением никак не обладает (это дело наживное), а принимает мир в его первозданной праздничности. И вещи нелицеприятные (такие, как  страдания, смерть) детским сознанием восприняться-то, конечно, воспримутся, а вот чувству необратимости в нём места нет абсолютно. И поэтому плохих концовок в вещах для маленьких просто быть не должно. И недаром С. Я. Маршак, закончив на трагической ноте свою «Сказку о глупом мышонке», пишет её продолжение, в котором не съеденный всё же кошкой герой после многочисленных приключений резко поумнел и даже сумел благополучно вернуться домой. А как же прикажете тогда быть с таким совершенно великолепным автором, автором, имеющим мировое значение, таким добрейшим и христианнейшим писателем, как Ганс Христиан Андерсен? Вот уж у кого плохих концовок предостаточно! И если «Русалочка» оставляет ещё какую-то надежду пусть не на счастье, но хотя бы на посмертное воздаяние, то «Сказка о стойком оловянном солдатике» и вовсе не даёт никакого выхода – вот уж где ни любовь, ни преданность, ни стойкость, противопоставив себя злу, не способны не только победить, но хотя бы элементарно выжить! Ох, как же он глубок, этот Ганс Христиан! Невозможна НА ЗЕМЛЕ победа добра, утверждающего себя только своим присутствием. Это удел иных сфер. И расправляются «хорошие» ребята с «плохими» с помощью кулаков во имя СВОИХ, как им кажется, добрых идеалов… А не желающие кулаками махать сгорают в печке чужих страстей и амбиций, выгребаются на совочек и выбрасываются в мусорное ведро. И, хорошие мои, не для детских нежных душ всё это! Взрослая это философия, взрослая…Да  Андерсен, для взрослых, собственно, и писал свои сказки. И недаром «Русалочка», например, породила впоследствии множество вариантов, где изменён не только конец, но (к сожалению) и сам дух андерсоновской истории. Вспомните хотя бы мультфильм про Ариэль, в котором героиня, утратив всю нежность и беззащитность Русалочки, обретает черты успешной американки, способной вполне продуктивно бороться за своё счастье и ведь, что интересно, добивается же его в конце-концов! Зато дети в восторге: положенный им хеппи-энд скреплён брачными узами и благословлением Морского царя. И не читайте детишкам нежного возраста (по своему горькому опыту говорю вам это) «Маленького принца» Антуана де Сент- Экзюпери. Не поймут они всей глубины этой изумительной вещи, хотя там есть моменты, потрясающие по своему чувствованию детской психологии (один удав, проглотивший слона, чего стоит!) И не даром уже взрослые дяди и тёти, литературоведы, между прочим, испытавшие, очевидно, в далёком детстве шок от финала этого произведения, затевают измышления о том, что якобы маленький принц просто изобрёл новый способ преодоления межзвёздного пространства и вернулся на свою планету. Это с помощью змеи-то! Ничего себе, изобретеньице! Умер он, господа мои хорошие, умер. И смерть для него была единственным способом уйти с ЭТОЙ планеты, а не вернуться на ту, свою. А осознание смерти для ребёнка - всегда трагедия, и не надо искусственно приближать её начало!
   Но оставим хотя бы на время трагические вещи и возвратимся к вещам чисто психологическим, а посему продолжим наш разговор о некоторых особенностях восприятия окружающего мира детьми, которыми, в свою очередь, должны обладать (в той или иной степени конечно), и детские писатели. Не буду заострять внимание на таких вещах, как неумение детей в воспринимаемом предмете отделить главное и существенное от деталей и подробностей, а так же на синкретизме детского восприятия (осмысливании всего предмета по какой-то одной случайной детали). Об этом уже сотни статей написаны и куча диссертаций защищена. Тем более что данными особенностями взрослому человеку обладать совершенно не обязательно, а не то совсем уж клиника какая-то получится! Остановлюсь на другом. Ребёнок – новенький человек, пришедший в новенький, с иголочки (для ребёнка разумеется) мир и этот мир открывающий. Глаза ему ещё не намозолили многочисленные надоевшие вещи, мозги ещё не затуманили различные сомнительные теории и не прокомпостировала та или иная пропаганда. Поэтому и жизнь он воспринимает в её первозданной яркости, и краски для него сияют особым светом, и каждый звук необычайно важен и отчётлив, и запахи из детства запоминаются потом на все оставшиеся годы. К сожалению, взрослый утрачивает эту яркость восприятия и лишь посредством некоторых наркотиков может вернуться к ней. Пробовать не советую, но скажу, что детский писатель должен по возможности сохранить хотя бы воспоминания о былой первозданности этого мира, чтобы потом создавать яркие, запоминающиеся, живые и осязательные образы. Синкретизм детского восприятия – в сущности недостаток – также имеет свою положительную сторону: повышенное внимание к каждой малосущественной с точки зрения взрослого детали. Для детей любая трещинка на потолке – не просто результат осадки дома или плохого ремонта, а явление, наполненное смыслом и значением: в этой – домик жука, это – чья-то рука, а это – другая планета! Внимание к деталям касается также и детской эмоциональности. Дети часто бурно реагируют на то, что взрослые считают пустяками. Мой маленький сын, например, несколько дней буквально рыдал из-за формочки-рыбки, которая, выскользнув из его ручек, упала в реку, была подхвачена бурным течением и уплыла на новое место жительства. И таким это оказалось для ребёнка эмоциональным потрясением, что до сих пор он вспоминает все подробности данного события, хотя давно уже благополучно перешёл в подростковый возраст. Вот и детский писатель должен обладать (о нет, конечно же не такой бурной реактивностью!) обострённым пониманием пустяка как вещи, заслуживающей эмоциональной оценки и умением её (эту оценку) выразить в своих произведениях.
   А теперь перейдём к вопросу о некоторых особенностях детской памяти и детских представлений о предметном мире. Именно о некоторых, а не обо всех, т. к. не ставлю своей задачей написать реферат по детской психологии, ибо цель моей статьи несколько иная: показать, как писатель в своём творчестве может использовать основы психологических знаний, чтобы создавать всё же произведения для несколько иной возрастной категории, нежели та, в которой он сам благополучно пребывает. Итак, представления. У детей они характеризуются смутностью, нечёткостью и фрагментарностью, что обусловлено недостатками восприятия (в частности его синкретизмом). И поэтому:
Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий
Презелёный красный шар! (Сергей Михалков)
Бред сточки зрения взрослого! Но ребёнок-то воспринимает этот шар как нечто просто очень яркое, и все цвета на свете поэтому сосредотачиваются для него в одном-единственном предмете. Соответственно, и представления о вышеупомянутом шарике приобретают такое экспрессионистическое  звучание. Память детская тоже отличается некоторыми особенностями и отнюдь не в лучшую, как это принято непосвящёнными людьми думать, сторону. Конечно, процесс запоминания у детей по сравнению со взрослыми несколько ускорен, но крепче всего запоминаются движения -  и вещи, связанные с какими-то эмоциональными моментами (что, впрочем, можно и у взрослых наблюдать), а вот забывание при этом происходит значительно быстрее. Так что не надо стонов по поводу собственного склероза, дорогие мои! Данные особенности детской памяти (лёгкое запоминание и быстрое забывание) блестяще использует Эдуард Успенский в некоторых своих стихах. Внимание! Вспоминаем:
Я не зря себя хвалю,
Всем и всюду говорю,
Что любое предложенье
Прямо сразу повторю…     и далее:
- Ехал кактус на коне,
Вёл старушку на ремне,
А собачка в это время
Мыла Ваню на окне…
   И вот от таких насущных проблем тотальной забывчивости  плавно перейду к вопросу об особенностях детского мышления и остановлюсь на нём несколько подробнее, ибо, по моему мнению, именно этот вопрос является ключевым и то, состоялся или не состоялся детский автор, во многом зависит от его умения (либо неумения) знания о данных особенностях применять для создания своих произведений. Более того (только больно не бейте, пожалуйста), я возьмусь утверждать, что детский писатель сам должен обладать некоторыми отклонениями в мыслительном процессе по сравнению со «взрослой» нормой. И – поймите меня правильно –  я всё же о норме говорю, а не о клинике, и сумасшедшим при этом человеку, пишущему для детей, быть совершенно не обязательно! И всё же… «Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы стать мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом»(1 Кор. 3: 18-19)
   А теперь от теории к практике! Да, да, мышление младших школьников ещё во многом практическое, и принцип наглядности поэтому – один из основных принципов обучения в начальных классах, т. к., думая, ребёнок действует непосредственно с предметами, его окружающими.  И как я раньше уже говорила, все дети – волшебники. Поглядите, как легко стул у них, к примеру, превращается в космический корабль, цветок – в прекрасную принцессу, да и сами они – во что угодно. Тут, конечно, не только мышление – ещё и воображение подключается и вот уже:
Бегал Петька по дороге,
по дороге, по панели,
бегал Петька по панели
и кричал он : - Га-ра-рар!
Я теперь уже не Петька,
Разойдитесь! Разойдитесь!
Я теперь уже не Петька,
я теперь автомобиль… (Даниил Хармс)
И вообще, детское мышление ещё не способно устанавливать в полном объёме логические связи между предметами, а так же элементарно правильно это делать. Даниил Хармс – король абсурда – прекрасно понимал это, и отсутствие логики становится у него своеобразной логикой, которая, конечно же, и на взрослую жизнь распространяется. А в детских стихах:
А вы знаете, что НА
А вы знаете, что НЕ
А вы знаете, что БЕ
Что на небе вместо солнца
Скоро будет колесо?..
И дальше, в полном соответствии с детским мышлением, бред развивается совсем уж до небывалого размера:
- Ну! Ну! Ну! Ну!
Врёшь! Врёшь! Врёшь! Врёшь!
НУ ТАРЕЛКА,
НУ ЛЕПЁШКА,
НУ ЕШЁ ТУДА-СЮДА.
А УЖ ЕСЛИ КОЛЕСО –
ЭТО ПРОСТО ЕРУНДА! (курсив – мой)
В данном случае ещё и несформированность понятий роль играет. Солнце для ребёнка – прежде всего нечто круглое и жёлтое, и поэтому заменить его могут и колесо, и тарелка, и вообще любой подходящий для этого предмет. А что Солнце – ещё и звезда, в недрах которой термоядерные реакции происходят и посему заставить исполнять его обязанности, скажем, блин или лепёшку ну никак невозможно, ребёнок как-то не догадывается! И не пытайтесь, дорогие мои, раскрывать ему глаза на это, а иначе уже энциклопедия получится, а не детская литература! Зато уж если малыш овладевает какими-либо представлениями и понятиями, большое удовольствие доставляет ему переворачивать их с ног на голову. Отсюда – огромное количество путаниц в детской литературе (в фольклоре, к слову, тоже). Форму путаницы использовали К. И. Чуковский в одноимённой сказке, С. Михалков ( «Фома»), Джанни Родари ( «Джельсомино в стране лгунов»), Л. Кэррол (в «Алисе…») и др. И вот тут хочу снова вспомнить о Григории Остере и сказать несколько слов в защиту его «Вредных советов», хотя этот креативнейший писатель, как я думаю, ни в чьей защите не нуждается. И всё же не единожды я слышала мнение, что «Вредные советы» - вещь недопустимая, т. к. учит детей всяким гадостям. Так вот, хорошие мои, произведение это – не что иное как путаница, но не на уровне предметов и персонажей, а на уровне правил и норм поведения. И адресовано оно детям, эти правила и нормы уже освоившим, а никак не 2-х – 5-и-летним малышам! И если учитывать возрастные ограничения (а большой популярностью книга пользуется и у взрослых) это произведение вполне соответствует духу и понятиям детской литературы. Только не пытайтесь всё же идти по стопам
Г Остера, создавая нечто подобное. «Вредные советы» – это ноу хау, а всё остальное будет вторичным и действительно вредным. И здесь, чтобы не быть голословной, приведу отрывок из стихотворения Владимира Степанова из его книги «Детки-конфетки», вышедшей в Москве в 2006 г., причём с пометкой «для самых маленьких», заметьте!
…Лучше, дети, тра-та-та –
Вам за хвост поймать кота,
Потрепать кота за ушки,
Сделать домик из подушки,
А потом схватить за шкирку
И коту устроить стирку…
Как увидит воду кот,
Кот царапаться начнёт.
Отвечайте без утайки,
Симы, Димочки и Майки:
Вам не страшен жгучий йод?
Если нет, тогда - вперёд!
И надо было видеть недоумение на личике моей пятилетней дочери, когда я ей прочла данные вирши! Дело в том, что этот «вредный совет», лишённый бьющей в глаза ироничности Остера, становится действительно вполне серьёзной инструкцией взрослого дяди по эксплуатации бедного животного с целью получения как можно большего удовольствия. И упаси нас, Боже, от такой литературы!
   И последнее, на что я хочу обратить внимание - речь ребёнка и, соответственно, речь литературных произведений автора, для этого ребёнка пишущего. Дело в том, что данная структура у маленького человечка находится в стадии формирования. И не последнюю роль в этом формировании играет детский писатель, и посему мы должны давать образцы узаконенной литературной речи с соблюдением всех известных норм и правил. Ну вот, дорогие мои собратья по перу, в этом месте своего повествования, высказав, в общем-то, совершенно правильную мысль, я уже зевать начала. А как же юмор, словотворчество, уже упоминавшаяся мною игра словами, наконец?! Безусловно, всё это должно присутствовать, иначе детская литература превратится в скучищу назидательную и благополучно почиет в бозе. Но, используя весёлые словесные навороты, писатель должен быть уверенным, что норму литературную ребёнок того возраста, для которого он пишет, уже усвоил и не воспримет его (писательское) слово как истину в последней инстанции или руководство к действию. Короче, писать по возможности нужно так, чтобы ребёнок понимал, когда с ним играют, а когда говорят совершенно серьёзно. И тогда в детской литературе вполне допустимы, например, такие вещи, как в прекрасном стихотворении Игоря Шевчука:
Нету ногов  у микробов –
Только щупальцы одни!!!
   Ну вот, наконец, дорогие мои терпеливые читатели, и подошли мы к концу  моего затянувшегося повествования. Ежели оно пробудит у вас какие-нибудь умные мысли по поводу настоящего, прошлого или будущего детской (и не только) литературы, буду очень рада разделить их с вами, ибо от деления количество существующих объектов, как известно, увеличивается! А дело у нас с вами, как и у всех творческих людей, одно, общее – творить удивительный и неповторимый мир – мир детства.  В нашем случае, разумеется, господа мои хорошие детские писатели!