Притчи

Шило, Израиль
5752 г.


Предисловие.

Книжечка, которая перед Вами – маленькая часть хасидских притч, высказываний, шуток. Все они нанизаны на один стержень – как нужно нам наполнять содержанием нашу жизнь на земле. Как и эта Святая земля, притчи – наследство моих предков, погибших в Катастрофе. Каждую я читала сердцем и душой, и они, как ток крови, наполняли меня радостной силой, рассказывая о жизни сегодня и в следующий час. Понятно, я пыталась наполнить стихи запахом современности. Прикасаясь к их мудрости, старалась передать глубину веры во Всевышнего, да будет Он благословен вечно.
Хочу думать, что наибольшую пользу они могут принести русскоязычному читателю, который начинает путь к истинной жизни, ведь это хасидское дитя – притча – родилась там, где и мы. Небольшие еврейские местечки, далёкие от городов, и огромная тяга к Торе и Вере – стали благодатной почвой притчам, бобемайсам, анекдотам. Ну, где вы видели еврея без юмора, сквозь слезы?!

А сила его, а надежда – Вера!

Хася Майзус.


Об авторе

   Я думаю, что книгу эту можно смело назвать уникальной. Её автор Хася Майзус – представительница того еврейского мира «штетл» - маленьких еврейских местечек Восточной Европы, который канул в лету. Хася удивительно тепло передала атмосферу особого очарования «штетл».
   Удивляешься, как в сегодняшнем, «висячем на волоске» мире, могла появиться такая книга. А всё дело в душе её автора. Такие души Создатель воплощает в «безумном мире» для того, чтобы мы видели свет в конце туннеля, подумав о духовном состоянии сегодняшнего рода человеческого евреев. Свет таких душ не даёт нам отчаяться, даёт надежду и веру. Веру в скорое Избавление мира.

С уважением, Гидеон Бродский.
Г. Иерусалим, сиван 57


ВСЕВЫШНИЙ И МЫ

Душа и Всевышний.

Однажды Душу новую для тела
Всевышний из запасника достал,
Но без него шалунья не хотела,
Иного обитания причал.

- Ну, хорошо! Но договор - не лишний,
С тобой одна забота-маята,
Я обещаю, в жизни сытой-нищей
Не разлучусь с Тобою никогда.

Душа смиренно в облако свернулась,
При ней охранник, вдумайся, каков!
Случайно раз на Б-га оглянулась,
Ан нету рядом преданных шагов.

В заветный час явилась горделиво,
Чуть от порога - кинула в упор:
- А, где ты был на линиях разрыва,
Ты почему нарушил уговор?

- Обманывать, обманываться - скверно,
Коли умишко собственный зачах.
Мои следы невидимы, то – верно,
Когда тебя качаю на руках!

В маленькой колыбельке.

В маленькой колыбели
Маленький  человечек,
Месяцем  без  недели
Освободились плечи.

Не по своей воле
Ты забывал утробу,
Где без забот и боли
Не ощущал злобу.

Не по твоей воле
Определён финиш,
Не по своей воле
Мир суеты кинешь.

Но по своей воле
Идешь, говоришь, плачешь.
И участь своей доли
Выбором ты означишь.

Скиталец.

Г-подь, скажи мне, где Ты?
Где будешь ночевать?
Откуда шлешь рассветы
На звёзд густую рать?

Бездомный Б-г, где слёзы
Отечески прольешь?
Небесный путь, мой Б-же,
Перед Тобою сплошь.

Мои слова, как ветер,
Не для твоих ушей,
Но крики сердца эти,
Всевышний, пожалей.

О, грустный и усталый,
Без места и тепла,
Скиталец запоздалый,
Входи, я так ждала!

Желание.

Один аптекарь местечковый
Пурген и кальцекс только знал,
Тот самородок «просвещенный»
Частенько ребе донимал.

- В Танахе мудрые писанья.
А я желаю видеть сам,
Чтобы Всевышнего деянья
Мы приравняли к чудесам.

- Ну, хорошо, зовите сына:
Вы говорили - вундеркинд.
Пускай сейчас на пианино
Хоть что-нибудь изобразит!

Служить капризам сын не должен,
Своё искусство доказав.
- Но и Г-сподь свободен тоже
«Прищучил» деятеля рав.

Рука Всевышнего повсюду,
Нам доказательств «с головой»,
Есть час и место ныне чуду,
Да у желаний выбор свой.

Свидетель.

По делу бедного еврея
В Суд вызван ребе из Бершад,
Он, правду говорить не смея,
Солгать не может, сам не рад.

Тяжелый случай – врать негоже,
Признанье ближнего убьёт,
Взмолился ребе – Милый Б-же!
Дай лучше смерти без хлопот!

В молитве праведника сила,
Когда свой выбор так вершат,
Взяла свидетеля могила,
Скончался ребе из Бершад.

Еврейский народ.

Веками судили еврейский народ:
Всё Б-гу Израиль - на блюдечке мёд.

Гордилась солома, что ради неё
Весною хозяин посеет зерно..

- Хвастунья, солома, жнивью не указ
Хозяин ласкает одну среди нас.

- Хоть я и мякина – пуста голова,
Но в голод спасала не раз и не два!

И только пшеницы тугой колосок
Решился по осени сделать урок.

- Кого повезут продавать на базар,
Хозяин упрячет в широкий амбар.

За ветром мякина летит кувырком,
Солома гниёт на полях под дождём.

В кострах ребятишки спалили жнивьё
В амбар уносили сухое зерно.

С простою буханкой - и голода нет,
Глядят королями и дом, и обед.

Жил полубог.

Жил полубог среди людей,
В далёкой Греции, Антей.

Когда кончалась мера сил,
У матери-Земли просил.

И сила полная не раз
В могучий стан рекой лилась.

От обновления Антей
Вставал и выше, и сильней.

Непобедимый исполин
В своём величии один.

Вот так и маленький народ
У Торы праведность берёт.

На всякий день Отца завет,
Над нами множит нити лет.

Алеф, бет.

Необразованный бедняк поднялся в синагогу,
Взывает эдак он и так к Единственному Б-гу.

От «алеф», «бет» до «гимел», «заин» и дальше по порядку,
Никто из сытых горожан не ведает загадку.

- Глянь, деревенщина твердит все буквы алфавита,
- Нет обязательных молитв, - зашикали сердито.

У грамотеев смех застрял, когда гримасу скорчив,
Им полуграмотный сказал, свой алфавит окончив:

- Владыка мира, не учён найти слова святые,
Прими молитвою Души те буковки простые!

Азбука.

К ребе из Коцка заехали двое –
Учителя, совпаденье, какое!

Смотрят на ребе внушительно - строго
Оба любимых его педагога.

Старый учитель, знакомый до боли:
- Эко с тобою намучился в школе!

-Нет, - возражает наставник ешивы,
- Много из хедера что-то нашли Вы?

- Ох, - разобиделся ребе из Коцка,
-Судите хедер заносчиво, плоско.

В дебрях Талмуда запутаться можно,
Азбука до запятой непреложна.

«Алеф» есть «алеф», ничто не другое,
Только ешиву оставьте в покое...

Если я не для себя.

Ребе Михал объяснял
Нам слова Гиллеля,
Точно в банке капитал
Для души еврея.

Если я не для себя
Людям делал что-то,
Ближний сердца не щадя,
Для меня работал.

Когда только о себе,
К ближнему с ленцою.
Точно с дыркой в голове
Ничего не стою.

В зале суда.

Залу суда пояснили решенье,
Дали расстрел - опоздало смягченье.

С пулей в затылке подводит итог
Жизни короткой Исаак Геникшток.

В эти минуты, когда успеваем,
Г-споду думы мольбой  устремляем.

Пальцы в замок – на седины кипой,
- Шма, Исраэль, – онемел часовой.

В строгом покое судебного зала
Долгая пауза рты завязала.

Рвет тишину и вопрос, и ответ:
- Борух Шем квод . . . леолам ваэд.

Это судья, у стола одинокий,
Договорил непонятные строки.

Мыло и душ.

Встретились однажды  рав и мыловар,
- Ребе благородный, ты учён и стар,

Почему упорно цорес и навет?
На башку еврея жизни таки нет!

Ходишь, уверяешь - с мылом чисто рай
Его в мире горы - мойся, намывай.

А ребёнок грязный, ходит, почему?
Где же твоё - чистым быть ему?

- Мыло помогает, - тянет мыловар,
Там где в ход пускают чаше мой товар.

Отвечает ребе: - В сторону гляди,
Видишь, карапузик по уши в грязи...

В лужах кувыркаться - эка благодать!
То не на базаре к бабам приставать!

Ты же уверяешь - мыло красота,
Мойся на здоровье - хворь от живота
Если повседневно жалуют товар,
Тотчас пропадает нечисти угар.

- Верно, - засмеялся удивлённый рав,
Мысли убежденья нужные поймав.

- Вера – это мыло и горячий душ,
Так необходимы для еврейских душ.

В дремучий лес.

В дремучий лес трёх сыновей
Послал отец с заданием,
- Не слышать вам моих речей
За дальним расстоянием.

Но трижды в день на связь со мной
Включаться вы обязаны,
В глуши затеряны лесной,
Мы будем прочно связаны.

Я ваши просьбы буду знать,
Приемлю с пониманием.
Их стану, дети, выполнять
С любовью и старанием.

Пускай кричат: - Оборвалась
Та ниточка незримая!
В молитвах тоненькая связь,
Вовек неистребимая.

Зарплата.

Когда-то в Бродах жил еврей,
Жена и семеро детей.

Такого, право, не сыскать,
Что обрекает голодать.

С утра до ночи, день за днём
На Б-га жалуясь бытьём,

Петляет ворохом забот,
Других не ведает работ.

К нему под вечер глянул рав,
Про горе горькое прознав.

- Бывает цорес, ой-ваавой,
Когда страдают головой.

А выход там же, где и вход,
Попробуй всё наоборот.

За капиталом не гонись,
Душой несчастною займись.

Где набожность ценнее злата,
Не потеряется зарплата.

Наводнение.

В наводнение бегут люди из посёлка,
Слышно - ребеле зовут, не добьются толка.

Уж последний грузовик место покидает,
А докучливый старик Б-га ожидает.

Опустевшие дома затопили воды,
Ждёт упрямец без ума у моря погоды.

Дед на крышу, за трубу. Мчат баркас и лодка.
- Я без веры не могу! - повторяет чётко.

Вот на помощь  вертолёт: - Ребеле, спасайся!
Что придумал, идиот! Майсе фин а майсе!

Набежавшая волна смыла скандалиста.,
Упрекает старичок  Б-га-афериста:

-Ты не знаешь, почему, врун, глухой тетеря,
Я молился, но кому, на слово поверя!

- Стой, стой, стой...  Когда не раз отвергал подмогу -
Отчего же ты, сейчас, прицепился к Б-гу?!

Есть автор.

Философ к раву Меиру
Зашёл на чашку чая:
- Я ни во что не верую,
Танах не исключая.

Ведь, по научной логике,
Союз камней и пыли
 Из достоверной хроники
Землёю учинили.

Вот ребе в дом философа -
С поэмой для визита.
Не видит лучше способа
Одёрнуть паразита.

Хозяин любит новое,
Он к свитку - так и эдак...
- Ах, что-нибудь особое,
Как выразился предок!

Но кто же автор, ребеле?
Не стоит отпираться?
- Такого вовсе не было
У чудного богатства!

Ни даты, ни писателя,
И буквы - вензелями.
Когда рука Создателя
У нас перед глазами.

Лежал пергамент, около
Доступные чернила,
Что вылетело соколом -
Поэмой воспарило.

Локоны.

Цадик Леви очень просто
Распахнул окно.
Петухом стоит подросток -
До чего смешно!

Суть волнения - причёска,
Задирает нос
Точно вывескою лоска
Задавака нёс.

Подзывает он красавца:
- Расскажи, мой друг,
Локоны, чтоб любоваться
У тебя вокруг?

- Нет, я – вывеска живая,
Образец на «ять»!
От неё клиентов стая
Будет залетать.

- Состриги, даю рублишко!
- Нет! – А если три?
Для еврея лучше стрижка!
- Даже не проси!

- Хорошо, а ровно двадцать?
Положи в карман.
- Хватит, ребе, издеваться, -
Буркнул мальчуган.

- Если б долю обещали Б-жью...
- По рукам!
Сразу локоны упали
Цадику к ногам.

Кто он?  Ученик-мальчишка.
Погляди, бедняк!
Своей доли на рублишко
Не меняет, факт!

О, Владыка, Ты – свидетель,
Этот нищий «гвир»,
Всё отдаст на белом свете
За грядущий мир.

Так сильна в нём духом Вера,
К Г-поду любовь,
Кто сказал, что деньги – мера?
Мера – его кровь.

Homo sapiens.

Homo sapiens на щит
Человек вознёс однажды,
Кто не скромно возомнит,
По пути умрёт от жажды.

Раби Хаим суп хлебал,
Был на ужин у соседа,
Всякой ложке повторял:
- Снова б мисочку отведал!

Мучит странность похвалы,
Угадаешь мысли раби?
Побогаче есть столы,
Так чего старался ради?

Здесь хозяюшка в углу,
Прячет щеки за передник,
Слышит ребе похвалу,
За труды её намедни.

Благодарствуй день и ночь,
Благодарствовать старайся,
Хамством сердце не порочь,
Homo sapiensом знайся.

«Наасе вэ - нишма».

Не забывайте исполненье
Еврейской жизни соблюденье.
То ключик  - заповеди Торы,
А всё другое -  разговоры.

Не посторонним будь приятель,
Как будто с вышки - наблюдатель.
В закон еврейства облачайся,
Что с кожею не расставайся.

Так предки детям завещали,
Моше и Б-гу обещали.
Тысячелетья вторим – Шма!
И наасе и ве - нишма!

Толстая маца.

Вам попадался нынче рав?
Бывают молодцы-
Ему законы, что устав
По выпечке мацы.

Он грубо требовал всегда:
- У теста не возись!
Скатай его туда-сюда
И в печку, знай пекись!

Но уж зато маца была -
Толстенная мадам,
На всю округу тяжела,
Другим не по зубам.

Спросили умного – зачем
Мацу бегом сажать?
- Пускай рискует с ней Ашем,
Не всё же мне страдать?

Раби Амнон.

Жил у левады рав Амнон
Ума и Веры кладезь.
Им местный герцог раздражён –
Винит цицит и талес.

- Чтоб я сих тряпок не видал,
- Вам следует креститься!
- А-га, а-га, - Амнон кивал,
- Попробуй не явиться!

Но в срок назначенный никто
Крестом не обольстился.
Связали, бедного, за то,
Что словом защитился.


- Казните ветренный язык,
Что много обещает.
Но, как ты, герцог, не велик,
Жид Веры не меняет!

- Не язычок тому  виной,
Раз ноги отдыхали,
На знак согласия с тобой,
Невесть где заплутали.

И ноги тотчас отсекли,
Безумные холопы,
Живая кровь - на кровь земли,
Обрубком видит стопы.

А в судный день Рош ха Шана,
В рыданьях синагоги,
Амнона  голос, что струна,
Кончал земные сроки.

Душе открылся мир иной,
Благословенный  вздохом.
Над синагогой суд земной
Вершился ненароком!
Мы ходим все под б-гом.

Древо жизни

Когда-то высадил А-шем
По центру эдемского сада
Святое древо, славно тем,
Питало Верой Б-жье чадо.

Вот из могучего ствола,
Двенадцать паростков воспряли
И люди, завершив дела,
Уют ветвей благословляли.

Склевали певчие цветы,
Объели гусеницы ветки,
И сад, лишённый красоты,
Предстал орудием кокетки.

Народ земли простить не мог,
На получение скрижалей,
Где чуть замешкается Б-г,
Тотчас же наново клевали.

Но жизнь доказывала вновь –
Нельзя евреев уничтожить,
Играет молодости кровь,
Стремясь, былое преумножить.

Пока сохранна в чистоте,
Корней единственная вера,
Бессильны черви в темноте,
Ослабить крепости барьера.

Б-г рядом.

Порою нам сдаётся,
Всевышний – далеко,
И раз - другой икнётся,
Вздохнётся глубоко.

Но для того, чтоб детка
Осмелилась ходить,
Не всё ему конфетка,
 Попробуй отпустить.

Коль упадёт ребёнок –
Беда не велика,
Добавится силёнок
От шага у сынка.

* * *

Рабу нэ шель ойлэм,
То слёзы погрома,
Кровавой резни и беды,

Пожарами крыши
Еврейского дома
На все успевают лады.

 Рабу нэ шель ойлэм,
За умыслом дальним
Кто господа верно поймёт…

Он точно кузнец
На хребет наковальни
Веками бросает народ.

Любовь

Летят года, десятилетья,
Но факт печален, твёрд и прост –
За что евреям лихолетья;
За что народу Холокост?

Не к Б-гу заверять послали
Исписанный грехами лист,
В аду нацистском убивали,
Кто сердцем и Душою чист.

Винили нацию, не боле,
Где каждый мученик святой,
На всей земле не хватит боли,
Чтобы равняться боли той.

Вопрос остался без ответа –
Необъяснимое разъять.
Одних в огонь, другие -  в гетто,
Яры и балки заполнять.

Детей Всевышнего судили,
Когда позволено судить,
Но главному не обучили –
Умейте ближнего любить!

Религий всех и направлений
Души живой живая кровь,
Объединеньем поколений
Живой останется любовь!

Заглянем в Душу.

Задумки пестуя благие, -
Карал Г-подь сурово змия.

Всем в назидание подряд,
Теряет шкуру умный гад.

И в этом - главное, поверь.
Невидимо открыта дверь,

Движенье малое вперёд
За сердце трепетно берёт,

А я иду, сдираю кожу,
Невольно пытки этим множу?

Под острым лезвием ножа
Благословляется  Душа.

Отмени приговор.

Торопился в Йом Кипур
Раби Зуся в синагогу,
Там община на ногах,
Кается, взывает к Б-гу.

Лица хмуры, строгий пост,
Страх накатывает тени,
На молитве Кол-Нидрей
Повалились на колени.

Возмутился Зузя-рав,
Или, Старый, ты не видишь?
Всё грехи пересчитав -
Дай в конце концов и финиш.

За признание грехов
Покаяние и Веру.
Ты бы вовсе отменил
Им карающую меру.

Браха.

Арабская пуля задела
Отважное сердце мальчишки,
За ратное, правое дело,
Косая снимает излишки.

Врачи колдовали покуда
Исполнила долг хирургия
Внушали надежды на чудо
Без цели методы благие.

Живые минуты считали
Отцовские горькие слёзы,
Над койкой больного метали
До страха лихие прогнозы.

Скорее, молчанье в потребе,
А врач - за плечо: - Погодите!
Вот доллар с брахою от Ребе,
Под руку его положите.

И снова - часы упованья
Несносную боль распороли,
Свечи одинокой мерцанье
Послушно Единого воле.

По лбу разметались седины,
Отцовские веки сомкнулись.
А мальчику прежние силы
С брахою от Ребе вернулись.

Широкая гордость.

Хасид гордынею расцвел,
Что хмель, до самой крыши.
Случается, хоть не осёл,
Он критику не слышит.

- Скажите, ребе, чем грешу,
Теснят от центра к боку
Немедленно, едва вхожу
На «минху» в синагогу.

- Ах, наступают на тебя
Входящие миряне!
Ты разве шире корабля,
Что ходит в океане?

Не помешает людям тот,
Кто гордо хмелем  не растёт.

Пешеходы.

Он был переписчиком Торы -
Прохожий ночлега искал,
- Какие еще разговоры?
Отзывчивый мастер сказал.

- Садитесь, вот старый диванчик,
Гостями испытанный друг!
Вот гость опустил чемоданчик,
И тут оглянулся вокруг.

- Да-а, Вы небогато живёте.
На ужин лепёшка и квас.
- А Вы чемоданчик несёте?
Какие «брульянты» у Вас?

- Я, братец, проездом, в дороге,
Ты мой особняк навести...
- Неведомы бренные сроки,
Мы все пешеходы в пути.


Подвиг Ханы.

Её забрали с сыновьями,
Толкнули в черный каземат,
А выводили  батогами
На милость царскую палат.

- Нам за страдания награда, -
Прозрели очи сыновей,
Слетела юная бравада
Пушок весенних тополей.

Пытает старшего из братьев
Немилосердный Антиох:
- На Тору вызови проклятье!
- Да никогда! - Умри, щенок!

Удар меча! В крови по плитам
Скатилась буйна голова.
Уже не терпится бандитам...
Другого вывели едва:

- Так я за первым не сробею!
Блеснул палаш, и третий тут.
Повсюду чудится злодею -
За меру мерой воздадут.

Все шесть голов в кругу забитом
Пред Ханой стали у дверей.
И белым саваном покрыты,
Недвижны трупы сыновей.

Седьмой, за братьями - ягнёнок...
Какой чудовищный налог!
Хоть миг раскаянья недолог -
Бледнее мела Антиох.

- Царя и веры не чурайся
Как сумасшедшие братья!
- Ты, Антиох, не издевайся,
Одной крови меж ними я!

Схватилась мать: - Не погубите! -
Искать сочувствие... Но в ком?
И только шёпот на иврите
Завис над гордым малышом:

- Спеши, сыночек, к Аврааму,
Он Б-гу жертвенник воздвиг.
За то, что радовали маму,
Вручаю Б-гу семерых!

И тотчас стала бездыханна,
За сыновьями - след во след.
Но в подвиге живая Хана -
Живая мама в вечность лет!

Главный врач.

Один еврей собрался в путь
К профессору из Польши.
Когда приспичило вернуть
Гезинт любимой теще.

Хорош совет, а ты изволь
Тащиться на кулички,
И где тот чёртов Аннаполь,
Где врач для истерички?

Но вот село, сбежался люд:
- Профессор?! Хлопот лишний!
- А если хвори нападут?
- На что же нам Всевышний.

- Ах, я, дурак, потратил час,
Догадкою накрыло,
Повыше Г-пода у нас
Нет в медиках светила.

Прятки.

Мальчишка прятки разыграл
С соседским пареньком.
Он очень долго ожидал
За старым сундуком.

Но стало скучно ожидать
В пыли и темноте,
Пошел товарища искать,
Ан нет того нигде…

И понял - вовсе не играл
Соседский мальчуган.
Заплакал, к деду побежал
С обидой на обман.

Ребёнка обнял старичок,
Чтоб слёз не показать,
- Б-г тоже прячется внучок,
Да, не спешим искать...

Хлеб и зерно.

Акива и наместник
Решали важный спор -
Его дела на месте
Мы ладим с коих пор.

- Всё в мире совершенно,
Наместник крутит ус.
- Я доказать мгновенно
Обратное берусь.

Пошёл домой Акива:
- Спеки нам хлеб, жена,
Чтоб выглядел красиво,
И брось в платок зерна.

На спор людей и Неба
Важнее факта нет,
Зерно - буханка хлеба –
Наместнику ответ.

- Что лучше, угадаешь?
- Конечно, хлеб, узнал?!
- Кто миром управляет,
 Труд в заповедь отдал.

В работе наше благо,
Совсем не важно где.
Чтоб с маленького шага
Мы знали хлеб в труде.

Машиах явится.

В изгнание, в страну чужую
Дочь императора попала.
За сельского пустилась замуж,
Но за дворцами тосковала.

Убога ветхая хатёнка,
Леса и пашни нелюдимо,
Наскучили простые блюда –
Картошка, бублики и пиво.

Гармошка под окном лепечет…,
Фальшиво до смерти играет,
Любуясь юною женою,
Сидит мужик, куски глотает.

- Нет места скуке, дорогая,
Когда есть пиво, и картошка,
Да, и гармошка забавляет,
Напрасны сетованья, крошка.

Не ведает крестьянский парень
Дворцов роскошные гулянья,
Блистанье королевских залов,
Изысканные пированья.

Что знаем мы о нашей славе,
О прошлом Б-жьего народа,
Довольны колбасою с пивом,
На Веру выветрилась мода.

А чуть беда хватаем Тору,
Там наш Дворец, и Дух и разум!
На дело Г-пода без спору,
И явится Машиах сразу.

Пеняла буква «алеф».

Пеняла буква «Алеф»:
ha-Шему тыщу лет,
За Тору, что в начале
Ей изменяет с «Бет».

Стоит по уговору
За «Алефом» родня.
- Так почему же Тору
Ты начал не с меня?

- Клянусь, - сказал Всевышний, -
Пусть на Синай-горе
Ты первая, всех выше
Поднимешься в Торе.

На заповедях первой
Довольна «алеф» всем,
Сияет королевой
У имени ha-Шем.

Мы «алефом» считаем
Заботы бытия,
«Бет» Торе оставляем
Чредой события.

Творец мешает знаки
Не прихотью Души,
Заботу о рубахе
 Молитвам одолжи.

Льстец Аристофан.

Известный льстец Аристофан
Что кровожадная гиена,
Любил подкусывать мирян,
Не исключая Диогена.

- Уже ли ,братец, не поймёшь -
Грех чечевицею питаться,
Когда талант не ставят в грош,
Чего другим не издеваться?

А подольсти разок, другой,
Гляди и вовсе не убудет,
И станешь пить чаи с халвой
На инкрустированном блюде.

Для дела горы сворочу,
Язык на ветер не пускаю.
Беда, душою не кручу,
Да, за чаи не восхваляю.

Голем

Бывало раньше – селяви,
Не ведал люд покоя.
Навет Пасхальный о крови
Мозги туманил гоям.

Взывал почтенный Магараль
О милости к Ашему.
Он получил на то мазаль,
Слепить живей Голему!

С друзьями Магараль лепил
В рост статую из глины
И тайным словом оживил
Бездействие махины.

А после, Голему сказал:
- Я жил одной мечтою
Чтоб иудеев охранял,
Был стражем их покою.

Огромной силы исполин –
Голема  страж повсюду,
На Прагу молодец один
Достоин Б-жьим чудом.

Десятилетия покой
От Песаха до Пурим,
Голема молния с грозой
Бандитам и ганувим.

Когда евреям отслужил
Тот Голем Б-жьим страхом,
Равин опять его сложил
На берег глиной, прахом.

У пражской ратуши найдёшь
Как Магараль с амвоя
Укутан мантиею сплошь,
И ныне страшен гоям.

Старик, и рядышком Голем,
Суров и грозен ребе,
Рукой указывает всем
На кару в чистом небе.

Цена еврейской жизни

К цадику в Моцей Шабат
Глянул друг-сосед.
Там хасиды в аккурат ,
Кончили обед.

Им учитель объяснял
Новую главу,
В путь житейский наставлял,
Прямо на ходу.

Но едва затих раввин.
Как вскочил сосед.
- Ой, гевалт! Пожар, горим!
Больше силы нет.

Я бежал вам рассказать,
Да никак не мог.
Чтоб уроки не срывать,
Дал себе зарок.

- Ценишь Тору, очень рад!
Равв ему с дверей,
Но дороже во сто крат
Все-таки еврей.

Раби Акива.

Раби Акива нас учил –
Всё в мире под залог,
Вернуть останется потом
На всю «катушку» долг.

Нам жизнь развешивает сеть,
На рыбку рыбачек,
Бедою жалит на лету
Отточенный крючок.

Открыта лавочка всегда,
Свободно получай,
Хозяин под залог даёт,
Скромнее набирай.

Исправно высчитает долг
Торговец в нужный час.
Беда и хвори нападут,
Берёт не долг, - аванс.

Позиция ребе.

В богатый новенький дворец
На свадьбу приглашал отец.

Просватал милое дитя
За сына друга короля.

Всем приглашенье раздают
С перечисленьем царских блюд.

Невеста в полдень умерла,
Тут не до царского стола.

Весь город в траур погружен,
О той невесте плачет он.

Один по залам бродит гость,-
В ботинке старом – острый гвоздь.

Его толкали, не прогнать,
Нахал орёт: - Сюда подать

Все блюда царского стола,
Чтоб кухня полностью была,

Что в приглашении стоит,
Имею «волчий» аппетит!

Сидит бессовестный Барбос
Посередине моря слёз.

По середине рек тоски,
Глотает жирные куски.

Ему печали короля
Не стоят чашки киселя.

Учитель притчу рассказал,
Когда вопрос ребром стоял, -

В мир приглашенный – не свинья,
Не всё нам – чашка киселя.

Касторка.

Пиня Меир Гитевохе, языком а грейсе хохем,
Когда хочет видеть свет без копейки на билет
И решает цаца Меир тремпом двинуться на север,
А оттуда на восток, Слава Богу – мир широк.

Где евреи, те же мухи к мёду праведной науки.
Алевай, найдётся место Гитевоху интересно.
Он торопит ноги в путь, шутка, землю обогнуть,
Жаль случается не скоро увильнуть от разговора.

Пиня Меир Гитевохе лучший мастер на подвохи,
Вылить  дёготь в яблок кадку, на беседах правду матку
Ароматами не в розу, фу-фу-фу платочки к носу,
В руки шапки, словно булку, и долой по переулку.

Следом Пиня за конфузы катит шариком из лузы,
Не застрянет поговорка – Людям правда, что касторка.

Последняя стрела.

По дикому лесу бродил человек,
В нехоженых зарослях, в омуте рек,

Мерещится хищник коварный и злой,
От страха летела стрела за стрелой.

Пока тяжеленный колчан опустел,
Осталась одна из подаренных стрел.

Спасением жизни вот эта одна
На случай особый от Б-га дана.

Не так ли и мы разбросали колчан
Как лист за листом оголяли кочан.

Но в капле одной еще теплится дар,
Взывает мольбой одинокий Шофар.

ДОБРО И ЗЛО

Тяжелые и легкие грехи.

Попали двое к раби в дом,
Они просили об одном:

- В добре и зле отметьте, рав,
Границы, четко указав.

- Так расскажите о себе,
О прошлой, прожитой судьбе.

Ответил первый: - Нелегко,
Убил я друга своего,

И без тюрьмы живу в тюрьме,
Не отыщу покой во тьме.

Другой хохочет: То - смешки,
За мною лёгкие грешки.

- Коль раву разрешить дано,
Убийца - вытянет бревно.

Да с ним чтоб на гору залез,
И оттащил подальше в лес.

А весельчак – за двери  в сад,
Там ветки разные лежат.

Когда вернулись оба в дом
Рав отослал их поделом..

Чтоб то, что каждый приносил,
На место прежнее сложил.

Страдальцу груз невмоготу,
Он место видит за версту.

Крутился, бегал весельчак,
Где ветки брал, забыл чудак.

Кому бревном укор и стыд,
За ним и сердце не болит.

А кто порхает меж цветов,
Сгорает в мелочи грехов.

Правда.

Ребе знакомого остановил:
- Ты бы по совести как поступил?

Утром выгуливать пёсика вёл,
Деньги случайно в подъезде нашел.

Быстро ответил довольный сосед:
- Я бы хозяину отдал пакет.

Ребе коснулся верхушки усов,
Фальшь переполнила ниточку слов.

Следом жилец из квартиры восьмой:
- Как вам понравится случай такой?

Прямо до слёз богатырь хохотал:
- Я б до копейки находку забрал.

Вновь распахнулась тяжелая дверь,
Входит наладчик завода теперь.

Ребе к нему: - Отзовись, паренек,
Вот ты с деньгами нашел кошелек...

- Ох, - перебил его тотчас бедняк,
- Так на живца ловит рыбку рыбак,

Жаль на Субботу её не куплю,
Детям на Песах обнов не сошью.

Очень соблазн непомерно велик,
Ты извини, благородный старик,

Что мне сказать тебе – «нет» или «да»,
Рядом с молитвою стала нужда.

Вздох облегченья старик утаил:
- Правдою Б-г от души наградил.

Рав Зануся.

На рава Занусю посыпались беды,
Шепчут на ухо, жужжат, непоседы…
В доброе сердце, в чистые руки
Ливнем, дождём постоянные муки.

Только доволен бедняга Зануся:
- Разве от Б-жьих даров отвернусь я?

Вьются, кусаются и жалят, а то -
Не продохнуть повернёт на добро.

Бедность, потери, одно невезенья –
Сыпятся зёрнами благословенья.
Добро и зло.

Я палкой тьму не разгоню,
Она сама к утру отступит,
Я в добром злое утоплю,
Как ложку в подогретом супе.

Зачем казаться малышом,
Седины от висков к макушке,
Добро шагает вслед за злом –
Неразлучимые подружки.
Кошелек.

Где горкою высится лук и чеснок,
У края прилавка забыт кошелёк.

Его ненароком хозяин забыл
Когда по утру на работу спешил.

Народ суетится живей покупать,
А кошелёк продолжает лежать.

Старушка купила и лук, и чеснок,
За ним потихоньку взяла кошелёк.

Но совесть приклеила к краю стола,
Старуха на шаг отойти не могла.

Притчи мораль недалеко лежит,
Крепче замков кошелёк сторожит.

Помни про заповедь – не укради!
Руки к чужому вовек не тяни!

На бойню корову...

На бойню корову мужик отводил,
Бурёнка упрямилась, дай Б-же сил.

Тянул за рога, колотил по бокам,
Корова - ни шагу, ступай-ка, мол, сам...

И понял загадку усталый мясник,
Он в стойло живее помчал напрямик.

Гляжу, по дороге телёнка ведёт,
А мама-корова за ними вперёд.

Людское, телячье  – природы единство,
Непревзойдённый инстинкт материнства.

Участь Души.

Ребе из Бобова не до забав,
И нате вам – расположение.
Клянчит еврей: - Отпустите, рав,
Внештатное благословенье.

- Это похвально, набожный друг,
За новой брахой торопиться.
Но почему запрещаете вдруг
Сыну в ешиве учиться?

- Стало невыгодно Тору учить.
Не грех  ремеслом заняться,
И сможет ребёнок себя прокормить
На все золотые сто двадцать.

Ребе вздыхает: - Что будет потом,
От фин дер велт провидец
Участь души в повороте таком
Не больше ,чем твой мизинец…

Гордецы.

Говорят, что  – гордецы
Пчелами рождаются,
Они точно жеребцы
Самоутверждаются.

Я – писатель, адвокат,
Я – знаток учения.
В уши пчелами жужжат
Вплоть до посинения.

Шабат.

Рав звал соседа-гоя
На праздничный обед.
Есть рыба, суп, жаркое
И фрукты на десерт.

- Скажите мне, откуда
Волшебный аромат,
Берут простые блюда?
- У Б-га – на шабат!

Антисемит.

Впервые аид за стеклом увидал
Живого в окне попугая.
И прямо из клетки гнусавит нахал:
- Жидовская морда Синая!

Взбесился еврей, кулаками стучит,
Прохожих цепляет вопросом.
- Глядите, фарбисенер антисемит
А сам-то с зарученым носом.

Совет.

К мудрецу еврей пошел,
Жаловаться, знаю…
- Ребе, я пашу, как вол,
 Хайм,  как получаю!

- Учит Тора: в поте хлеб
Есть нам надо с солью.
- А кто спорит? Спора нет,
Но давайте вволю!

Цадик грустно посмотрел,
Быстро, незаметно.
- Если труженик вспотел,
Кушать много вредно.

Мицве не скиснуть.

В домик к ребе как бывало,
Гости забрели.
Покормить с дороги нечем,
Сами «на мели».

Чудом в доме сбереглась
К Песаху мука,
У кого же на богатство
Смелая рука?!

Цадик думал и придумал
Жинку попросить
Из муки ценней агата,
Коржики слепить.

Чтобы тесто не скисало
Учат мудрецы,
Не давай мицве прокиснуть,
Обгемахт !  Концы !

Мы голодного накормим,
Грех не помогать,
А на Песах Б-жья воля
Станет выручать.

Не ухожен.

Поливочный шланг на засохшей земле
В колючках сухих извивался,
Достался не очень радивой семье,
Он редко водой заполнялся.

И плакал резиновой мягкой душой
Шланг скручивал туже колени,
Нещадное солнце пытало жарой,
Ни кустика рядом, ни тени.

Недолго блестели тугие бока,
Пошли по резине морщины,
Под мятой рубахою грудь старика,
Не стало красавца-мужчины.

Когда не ухожен хозяин в дому,
Судьбою со шлангом один к одному.

Доброта аукнется.

Ветерок-шалун навеет
В душу семечко-пылинку,
Там оно в покое зреет,
Вяжет злую паутинку.

Паучок на чьем-то хлебе,
Без труда и без заботы,
«Все до сэбе и до сэбе..»
Нет другой ему работы.

Доброта не любит клетку,
Птицей вольною порхает,
Тем она дает конфетку,
Кто других не забывает.

Добротою  воздаётся
Если крантики гуляют…
Полной мерою нальётся
Где её не забывают…

Раскаяние.

- Я – грешник, ребе, пребольшой,
Покаяться решил.
- Вопрос, отмечу, не простой,
А где ты раньше был?

- Да, я не знаю, как начать
В грехах давно застрял.
Всё было поверху начхать,
Жизнь вволю прожигал.

- Теперь крути наоборот,
Желания   долой,
Прощение тебя найдёт,
Уже само собой.

Не растерялся.

У рава Лейбы дом сгорел,
Волнуется село.
Хоть погорелец не у дел,
А держится назло.

Не рвёт он черной бороды,
Не сыпет пепел в чуб,
И груз непрошеной беды
Не склеивает губ…

Он с верой двинулся в толпу:
- Вперёд, друзья, за мной!
Я новый домик возведу
Над черною золой.

Парнаса.

По рынку бегает еврей
В комок сдавило горло…
И там бегом, и тут скорей,
До некуда припёло…

- Куда сорвался? На пожар?
- Нет, за парнусой, раби.
- Чего с утра мутить базар,
  Когда парнуса сзади.

В погоне сроду от неё
Нет толку, между прочим,
От тех парнуса далеко,
Где нервами хлопочим..

Гарант

Хозяин лавки разорился,
Нет и копейки за Душой,
Он к ребе Ханоху явился
Стоит ни мёртвый, ни живой

  Послушал ребеле торговца,
- Чем гарантируете долг?
- А что на выбор остаётся?
   Под долговую станет Б-г!

- Тогда прямёхонько вам в кассу.
Ещё бывают чудеса.
Дела поправились и сразу
Долг возвращает Парнаса.

Счастливый к Ханоху явился:
- Вы что – милльёнщик, фабрикант?
Давно и щедро расплатился.
Ваш удивительный гарант.

Он нам приподнёс такую прибыль
За пустяковый капитал,
Что про должок  забыть могли бы,
Я долговую разорвал.

Обида

Сосед напраслиной соседа
Под настроенье очернил.
Отцу обиженный поведал,
Какую горечь затаил.

- Тебе не надобно сердиться,
Чтоб дело вывести к концу,
С обидой стоит подружиться,
Прости соседу-подлецу!

Наградою за все обиды -
Душа сорвётся мотыльком.
А тот,  другой, с весов Фемиды
В гнилую яму - кувырком.

Ему страдать по высшей мере
За грех содеянный платить,
А ты, мой сын, в единой Вере
Спеши обидчика простить.

Террасы

Ещё луны хозяйский лик
Между рассветными лучами,
А уж сорвался птичий крик
Над полусонными горами.

Волнуют кружево террас
Без цели собственные днища,
Всё что оставили для нас
Ряды седого пепелища.

Укором праведных небес
 Террас  запущенные раны
Не вызывают интерес
Их ожерелья - великаны.

И только росы на бегу
Жалеют старые балконы,
Знать, не любому ко двору
Их причитания и стоны.

Забыли Г-пода указ -
Земли священной дарованье,
Что ныне требуют всяк час
Как документ на проживанье.

Трудами пращуров моих,
Виной безумного судейства,
Террасы гор среди живых,
Охранной грамотой еврейства.

Жена рава Зуси

Жена у Зуси – караул!
Сварливей бабы нет,
Чуть ребе где-то прикорнул,
Орет: - Давайте гет!

Такое горе кто знавал,
Не прячется  внутри,
Супругу ночью подозвал
И выдохнул: - Смотри!

Подушка мокрая от слез –
Ночных страданий плод.
В Геморе ставили вопрос –
Что стоит нам развод?

А-Шем готов со мной рыдать,
Смотри его слеза,
Ты будешь дальше приставать,
Бодливая коза?

От той поры молчит жена,
Где слёз поток ночной?
Подушку ласковую сна
Обходит стороной.

Два рая

Поп ребе часто донимал
И то и сё наснится…
Рай иудеев навещал
Вам  есть чему стыдиться!

И шум, и вонь, и толкотня,
Верны базарной моде.
Такое видеть – Чур меня!
Смутился  ребе – Годи!

И я у вас перебывал,
Глядел на райски кущи…
Цветёт магнолия, сандал
Средь водоёмов лучших.

Там вони, грязи, не видать…
Не женщины – Венеры!
Ну хватит, ребе, заливать,
Ты ври, да не без меры…
 
Плодитесь, размножайтесь

Недаром заповедь гласит:
«Плодитесь, размножайтесь!»
Где холостой живёт аид,
Мазаля нет, признайтесь!

Указы Торы чтить должны
Займитесь выбором жены.

Она добра – бесценный клад,
А злобная – проказа,
Красивая – стальной заряд,
Стреляет без приказа.

А если милая жена,
Для сердца радостью она.

Наследье Б-жье – малыши,
Глядите зорко оба,
Чтоб детки были от Души,
Любви повыше проба.

Рецепты женского ума
Девица слушаться должна.

Когда муж спит, ты не буди,
Сердит – затихни птичкой,
Его звериный аппетит,
Чем повкусней напичкай.

Супруг – король, соображай,
Всегда будь мудрой Евой,
Ему почаще угождай
И станешь королевой.

Незнакомый Б-г

В местечке Старокнязево,
Таись хоть, не таись,
Будь не про наших сказано,
Завёлся атеист.

Звал сына «просвещенного»
Папаша к мудрецу,
На отпрыска законного
Где силы брать отцу.

И паренёк «всё знающий»
Открыто рассказал:
- Жестокий Б-г, карающий
Мне душу растоптал.

Послушал рав стенания
Заумного юнца,
Упреки, поругания
Небесного Отца.

- Твой Б-г скорей, чудовище,
Воображенья плод,
Он Тору-дочь, сокровище,
Не отдал бы в народ.

С разбойником воинственным,
С бандитом, палачом,
А не с Творцом Единственным
Мир этот не знаком.

Корень зла

В Риманове к ребе зашел господин,
- Стать праведным больно охота,
Ищу злые корни, да их, как один,
Рубить до десятого пота.

Упрямая доля по миру несла,
Не встретил я корни порока и зла.

- Мне жаль твои ноги и брошенных сил,
Злой корень поближе гнездится.
Он тут, под рубахою грех затаил,
Пора на корчёвку явиться.

Смышленый купец

Один купец собрался в путь,
Добро упаковал,
Что если под стеной рискнуть
Упрятать капитал?

Хозяин в щелочку-кружок
Шпионить молодец!
Немедля выкопал мешок,
Едва ушел купец.

Когда вернулся, Б-же мой!
Мешочка в ямке нет,
Подумал умной головой
И разгадал секрет.

К воришке без обиняков:
- Совет подай, земляк,
Сохранность ровно двух мешков
Мне обеспечить как?

Я закопал мешок один,
Куда девать второй?
Может, знакомый  господин
Имеется какой?

- Нет, нет! – мошенник перебил,
Доверье поубавь,
Там, где мешок один зарыл,
Другой туда же ставь!

- Бывает случай: думал вор,
Мешок легко вернуть.
Получится, как до сих пор
Купчишку обмануть.

На место прежнее зарыл
Украденный мешок,
Г-подь пропажу воротил,
А нам с тобой – урок.

Спичка

Из полумрака коробка
Достала хваткая рука
Нагую деву-спичку,
Фамилии сестричку.

Горячий палец приласкал,
Фигурку тоненькую сжал.
И опытно и ловко
В  пожар любви головка.

Не долго тело предала,
Сама обуглилась до тла…
Но крохотули виден прок –
Миниатюрный огонёк.

За ним костёр в глухой ночи,
Горячий супчик из печи.
Тебе примером, человек
Ценить пожалованный, и век.

Редька

У рава дом для всех открыт,
Входи, садись за стол,
Твой неожиданный визит
Пристанище нашел.

Хасиды справа, слева ряд,
Винца испили глек,
К ним постучал в Моцей Шабат
Прохожий человек.

Всё гости съели наперёд,
Пустынно до тоски.
Хозяин редьку достаёт,
И режет  на куски.

Прохожий к ней и ну, жевать,
Зашикал сытый клан:
- Явился праздник осквернять
Обжора, хулиган!

Очнулся цадик. На гостей
Умно бросает взгляд:
- А выбери что посочней,
Полакомимся, брат !

Никто не видел его слёз,
Стыд головы нагнул,
Кусочек редьки преподнёс,
Как сердце протянул.

И в горькой редьке - сладкий мёд,
Когда любить других.
Такой совет нам подаёт
За трапезою стих.

Наш язык

Однажды ребе Гамлиель
Пенял слуге: - Оставь-ка
Мне стряпать блинчики, кисель,
Где лучшее с прилавка?

Слуга ушел, купил язык,
Хозяин удивился.
- Из всех товаров дорогих,
Ты на язык польстился?!

Тогда всё худшее сейчас
Купи в знакомой лавке.
На блюдо выложен заказ –
Язык оставлен давке.

И зло и прелесть языка
Не переделали пока.

Душа в цдаку

Женщина цдаку подать
Вышла в синагогу.
Горсть муки решила взять,
Помолиться Б-гу.

- Совести наверно нет?!
Люди застыдили,
Не нашелся им ответ,
Слезы задушили.

Ночью раву не до сна,
Шепчет правды сила:
- Ты кого стыдил? Она
Душу приносила.

Добро спасает

Невесте гибель предсказали,
Едва решится под хупу,
Гадюка девушку ужалит
У свадьбы прямо на виду.

На утро нищий у порога,
За подаянием спешил,
- Подайте хлеба, ради Б-га,
Несмело в дверь проговорил.

Дивчина выставила завтрак –
Тарелку супа, пироги.
- Ты не умрешь, голуба, завтра,
Булавку в стену загони.

Схватила девушка булавку,
Загнала в стенку посильней
И бездыханную мерзавку
Змею увидела за ней.

Так платит зло

На дороге бились птицы
Смерть кружила над товаркой.
И для раненой сестрицы
Птица кинулась за травкой.

Путник случай  заприметил,
В кулаке зажал травинки,
Не гулять на белом свете
За костлявою - поминки.

Лев израненый шатался
- Тут попробую лекарство!
За травою оклемался
Съел врача - итог коварство!

Кара Сдома

Судьи четыре было в Сдоме,
Шекер, Шекри, Шекрай, Шекрая,
Вранья битком под крышу в доме,
Земля грешней не знала края.

К реке две девушки спустились
Набрать холодненькой водицы,
- Ты не больна, глаза ввалились,
Какое горе у сестрицы?

- Мы умираем. Сдом жестокий
Карает голодом безвинно.
- Постой, а я в кувшин глубокий
Муки насыплю, им не видно.

Её безжалостно судили
Шекер, Шекри, Шекрай, Шекрая,
Сжечь на костре приговорили,
Тепло Души огнём карая.

Слово

Путник усталый с дороги свернул,
И под горою немного вздремнул.

Ветер прохладный из дальних сторон
Тотчас принёс удивительный сон.

Спорят, швыряют обиды слова
Руки и ноги, глаза, голова.

Ищут ответ на единый вопрос,
Кто им хозяин по имени босс?

Споры, угрозы, обида и крик
Мягкою паузой гасит язык.

- Я не заглавный, да, чур, без меня
Быть командир не желает и дня.

Ласков хозяин частенько со мной,
Чуть поленюсь, остаётся немой.

Люди его невидимкой зовут,
В нём их спасенье, и гибель, и суд.

Слово – простое названье его,
Сжато до капли, волной широко.

Притчу запомни – слова не роняй,
Перед полётом не раз выверяй!

Ценность цдаки

Раби Меир гройсе-пан
 Не хотел среди мирян
Общей кассой заниматься,
В чьих-то бедах разбираться.

Видит Меир чудо-сон:
Двери рая с двух сторон,
Кто там в очередь, знаток?
Не пускают на порог.

- Ценны ли твои познанья?
Заслужил благодеянья?
Дальше цадик за спиной,
- Ну а ты, что за герой?

Оба стойте у дверей.
Вон идёт простой еврей.
Он ни цадик, ни мудрец.
Голодающим отец.

Часто деньги раздавал,
Жизни многие спасал.
Вот его авторитет-
Мелочь скромная монет.

Да, ко времени она,
Во спасение дана

Жалоба

На кухне плакал старый кран
Над раковиной белой,
Утратил блеск изящный стан
С хозяйкой неумелой.

Не то, что в прежние года,
Он чистился да мылся,
Задорной песенкой тогда
Фонтанчиком струился.

А ныне открываться сил
Порою не хватает,
Хоть слесарь разбирал, чинил,
Да мало помогает.

Курносый плакал, не спеша
В сливной овал колечка
И разъедала Бабка Ржа
Железное сердечко.

Лимон

В иные дни рав Мордехай
По сёлам торговал,
Измерив путь из края в край,
Копеечку собрал.

Давно купить задумал он
Не поле, не завод,
Один единственный лимон
На праздники Суккот.

Хоп, на дороге водовоз,
Он плачет, и кричит,
Его каурый бочку вёз,
Издох – в траве лежит.

Рав вытряс деньги до копья,
К несчастному идёт,
- Ты купишь нового коня
На праздники Суккот.

С весёлым сердцем едет он
Без выручки своей,
А дома ждал его лимон –
Подарок от друзей.

Тяжёлое наказание

Раз под субботу старый воз
У кучера сломался.
Оставил всё, что детям вёз,
Домой засобирался.

Но опоздал, а так спешил,
При случае, заметьте….
Рав испытанье наложил,
- Носи его до смерти.

От горя, проклятого тем,
Несчастный ужаснулся.
Но в аккурат и рав Бал-Шем
Вознице подвернулся.

Бедняга мужество собрал,
Откуда-то старанье
И со слезами:
- Милый рав, смягчите наказанье!

- Ты в дом учения беги,
Не потеряй совета.
На шабес свечи оживи
Тебе зачтётся это.

А раву строгому нашлось
Дорогою на Хвостов
Авария, какая злость!
В подводе - лопнул остов.

И на субботу опоздал,
Ловушкою для раби.
Кого без меры наказал
Совсем не Б-га ради.
 
Столпотворение Вавилона

Столпотворенье Вавилона,
Безумен твой переворот,
Тысячелетия с амвона
О том предание идёт.

Карая дерзость и упрямство,
Б-г языки перемешал,
Разоблачив людское хамство,
Его примерно наказал.

Вмиг улетел Лашон hа-Кодеш
От обезумевших глупцов,
И ты понять уже не можешь
Святые знания отцов.

И раскололась сила братства
На жалкий шепот по углам,
Мир игнорировал богатство,
Как невостребованный хлам.

Но служит горе Вавилона
Уроком Высшего закона.

Правда и притча

Ходила по улице голая Правда,
В чем мама её родила,
Нарядная Притча у зимнего сада
Спросила:  Как ныне дела?

- На самое дно бедноты погружаюсь,
В народе боятся меня,
От холода, ветра иду и качаюсь,
Слабею так день ото дня.

- Я тайну, сестрица, тебе приоткрою,
Попробуй хороший совет,
Когда  расчешу, приодену, умою,
Глядишь, переменится свет.

Никто больше голую Правду не знает,
Гуляет в шелках нарасхват,
А Притча охотно сестре помогает,
В иллюзиях видеть наряд.

Раскаяние.

Рава Лейбу не унять,
Знай винится Богу.
Помоги грехи замять
К жизненному сроку.

Первые, что наломал,
Как на свадьбе блюдца.
И других  не сочинял.
Дай Бог, оглянуться.

Грешен я перед тобой,
Знаю - не подарок.
Да и ты -  не мёд с халвой,
Тот ещё приварок!

Я простил, и ты  - прости,
Значит, будем квиты.
За тобою нам идти,
Як за батьком диты.

Емкая судьба.

Встретил как-то ребе некий господин,
- Настоятель мудрый, тут вопрос один.

Много изучал я непростых наук,
Знанием добился не пустых заслуг.

Повидал на свете девятнадцать стран,
Португальцев, немцев, русских, англичан.

В каждом свой особый виден колорит,
Только что в евреях ценное сидит?
Отвечает ребе: - Это как смотреть!
Можно о народе мнение иметь.

Немец пунктуален, точно циферблат,
Итальянец-лирик, чувствами богат.

Англичанин ровно для прогулки стек,
Сущий голодранец - «мит-а-шнобл» грек

А еврей не здешней отдан красоте,
Его Мастер высек буквой на плите.

Не стирает время, не берёт огонь,
Разве пыль осядет толщиной с ладонь.

Дунешь, заиграет ясная резьба,
Выданная Б-гом ёмкая судьба.

На еврея...

На еврея зол еврей:
- Не люблю соседа!
Посчитай его слова –
Воспаленье бреда.
Коль в евреях твой сосед,
Свят не меньше Торы,
Носит в сердце Б-жий свет,
Кончим уговоры.
КАЧЕСТВО

(Жарко-холодно.)

Хозяйка над горячею плитой
Заголосила, дверцу притворяя,
- Пока горишь - отбрасываешь зной,
А прогорела - тотчас ледяная.

Сродни плите бывает человек,
То ярко вспыхнет, делом загорится,
А чуть в работе мели, неуспех,
Сосулькою готов оборотиться.

Уважаемые шапки.

Два бедных рава молодых
Ходили по местечкам,
И только у людей простых
Ждал ужин, кров и печка.

В нарядах пару лет спустя
По старому маршруту
Вновь путешествуют друзья
К знакомому приюту.

От приглашенья богачей
Невесело ребятам,
И знают, льётся мёд речей
Их шапкам да халатам.

Главный вкус.

За праздничным столом однажды
Хасиды трапезу вели,
Плоды смакуя, думал каждый –
Вот, кущи райские нашли.

Ест ребе медленно, вздыхает,
Галутом счастливы досель,
Где вкус свободы не гуляет
Не знают Эрец Исраэль.

Трахт гут.

В плену у горестных минут
Отец твердил не раз:
- Трахт гут, майн кинд, вет зайн дир гут, -
Деды учили нас.

Пусть логике наперекор,
Коль беды наплывут.
Давай решительно отпор,
- Трахт гут, вет зайн дир гут.

Страшный камень.

По темной аллее едва  освещенной
Походкою шаткою и полусонной

Плёлся, шлимазл, о камень споткнулся
Не устоял, под уклон кувыркнулся.

В яму глубокую сполз бедолага
Темной дороги печальная сага.

Камня не бойся на ровной дороге,
То не причина еще для тревоги.

Каждый пинком незаметно отбросишь,
Камни страшнее за пазухой носишь.

Богач «Кошелек».

Богач по кличке «Кошелек»
Жизнь мерит свысока,
- Я всё теперь купить бы мог
С расчётом пустяка.

- Извольте за совет простить,
Мы с банком не на ты,
Не помешает прикупить
На шекель доброты.

A  к ней в придачу отдают
Застенчивость и ум.
И лучших качеств этим двум
Пожалуй, не найдут.

Доля Шамеса.

За деньгами для столовой
Шамес торопился
- Чтоб семья был здоровой.
Надо поделиться.

Сытый голода не знает
Не ищи лазейки,
Взашей шамеса отправит
Не подав копейки.

Прикарманить наши доли
Богачу неймётся
Но они по божьей воле
Главные в расчётце.

Рав Элезер.

Там, где нужды бедняка
Видят не химерою,
Дарит Г-пода рука
Тысячною мерою.

До последнего гроша
Рав Элезер жертвовал,
Доля малым хороша,
Потому не сетовал.

К свадьбе что-то прикупить
Мой добряк отправился.
Вот и сборщик, как не быть,
- Жертвуйте, пожалуйста.

Им приятнее сбежать
От его внимания,
Неудобно принимать
Рава подаяние.

Как всегда из кошелька
Вытряс всё до донышка.
Вместо хал и судака
Покупает зернышко.

Из него, ты мне поверь,
Столько ржи насыпало,
Не открыть амбара дверь,
Эко счастье выпало!

Ходит ребе, что во сне,
- Глянь, дары Всевышнего!
Его доля в том зерне
Зёрнышко пшеничное.

Рав Шимон.

Рав Шимон целый дом кормил
Торговыми делами.
Он от села к селу ходил
С тяжелыми мешками.

И добрые ученики
Осла в презент купили,
В седле забытом тайники
Случайно приоткрыли.

Большой жемчужины овал
Под пальцами светился,
- Ну, слава Б-гу, день настал,
Чтоб Шимон не трудился.

Взбесился рав – А зохен вей!
Хозяину всё сдайте!
Как может набожный еврей
Стать вором? Отвечайте?!

Такой поступок сна лишит,
Рыдает гой счастливый,
Или другая кровь бежит
Кошерная по жилам?

Иная кровь, иная плоть, -
Но в Душах свет небесный.
О, многославен будь Г-подь,
Как этот Шимон честный.

Доброта.

Отец хотел на доброту
Наследников проверить.
Любой подарок на виду,
Но, чур, не лицемерить.

Ребята стали приносить
То свертки, то кулёчки,
Но нечего отцу дарить
Его любимой дочке.

Малышка робко подошла,
На цыпочках легонько,
- Отец, я вечером нашла
Бездомного котёнка.

Сердечко доброе носил
Застенчивый ребёнок,
Все подношения затмил
Малюсенький котёнок.

Когда по жизни с Добротой
Отправился в дорогу,
Ручаюсь сердцем и Душой,
Уже приятен Б-гу.

Враг и конкурент.

Завидев конкурента и врага
Под Йом Кипур в молитвенном собранье
Сапожник Кац ещё издалека:
- Дадим, Арон, друг-другу покаянье.

Подпрыгнул враг, заядлый конкурент:
- Всё шуточками, хаханьками колишь,
Ты посмотри, какой интеллигент,
Да, ровно клоун, шекеля не стоишь.

Не верят там, где верить не хотят,
В ком искренность не спит и не гуляет,
Злословья перецеживают яд
И с легкостью Святое отрицает.

Щека болит.

Когда еврей попал в беду,
Он точно женщина в бреду.

Не знаю, где причина,
Но вес сдает мужчина.

И синагогу посещал,
Сто раз мезузу целовал.

Да ниточкой на счастье
Обвил своё запястье.

Не сказочка, молва вокруг
Браха – спасение, мой друг.

За океан ушел конверт,
И вот Любавича ответ.

Брахою буквы-кольца
Но где же в этом польза?

Сорвалась злоба кувырком,
По снимку Ребе кулаком.

Прощайте ум, терпение,
Долой благословение!

Но то, что ребе пожелал,
Обоим стало на финал -

Кулак злобы экстазом
А Ребе кнак под глазом.

Один самовар.

Один чудак из Сыктывкара,
Любил чаек из самовара.

Ему налейте чашек сорок,
И пятьдесят проглотит скоро.

Такая, видите, страстишка
Чаями баловаться слишком.

Бедой любого самовара
Недолгой музыкой товара.

На что терпеть диктат изъяна
Приставим к делу по два крана.

Гляди, заканчиваем в первом
Другой останется резервом

Жаль, самовар не из резины
Для продолжения картины.

Чьи проблемы?!

- Ребе, у меня проблемы,
Цорес, видит Б-г.
Мне бы мускулы Големы,
Отбиваться в срок.

- Тартей дэсатрей, - ответил,
Загляни в Талмуд.
- В голову словечки эти
Что-то не идут!

- Ну, подумай, посылают
Кошку на базар?
Кобылицу запрягают,
Докумекал, нар?

Если кровные проблемы
В поле не сложить,
У тебя, не у Големы,
Сейхл победить.

Завистник.

В одном местечке жил завистник,
Такой бурьян произрастает,
Чуть первый вытянется листик,
Его душа изнемогает .

- Ах, мне бы Шаи магазинчик,
Домишко Боруха-растяпы,
Умнее кажется мизинчик,
Чем эти головы у шляпы.

Плюс гардеробчик от Кардена,
Жениться бы на итальянке,
Миллионерше непременно
С валютою в солидном банке.

Завистник день и ночь шпионит,
Добро чужих перебирает,
А зависть душеньку изводит,
И с голой попой оставляет.

Заем.

Старик под солнцем жарким
Побеги насадил.
Хлопочет у  посадки
Остаток малых сил.

- Я в саженцах, гадаю,
Растёт заем людской,
Землице возвращаю
Подарок дорогой.

Младенцем в колыбели
Лелеяла земля,
В тени о вечном пели
Собратья-тополя.

Но старое  дряхлеет,
Ложится на покой,
Мой долг зазеленеет
Над  детской головой.

Лашон-hа-Ра.

Если б рот нам охраняли
Неземные юнкера,
Мы бы горе избежали
От мадам Лашон-hара.

Два приятеля однажды
Шли, болтали по пути,
За беседой, знает каждый,
Легче ножками идти.

Вдруг один из них сорвался,
Что есть силы, наутек,
А товарищ испугался –
Сумасшедший паренёк!

На занятиях увидел:
- Ты куда сбежал вчера?
Может, я тебя обидел?
- Да не ты! Лашон-hа-Ра.

Скряга.

Нет, статуи на пьедестале
Не нам красуются у мира,
А мы на Торе присягали
«Не сотвори себе кумира».

Жил сын у тихого еврейства,
Но жадность парня схомутала,
Из слез и голода семейства
Слепил фундамент пьедестала.

К рублю – рубли, к копью – копейки,
Жизнь увядала в теле черном,
Она из мук жены еврейки
Тахрихим вывязала скорбом.

Когда семьи лишенный скряга
Открыть глаза не поленился,
В момент опомнился, бедняга,
И, говорят, переменился…

Синай-гора.

Среди высоких гор зеленых
Синай-гора одна без леса,
Что пешка у фигур коронных
Сородичам без интереса.

Высоким модницам красивым
Постыдно рядом возвышаться,
Им кажется невыносимым
Горой в отрепьях называться!

Но у Творца финал решений
К её молитве неустанной,
- Ты сквозь безумство поколений
Шагать отправишься со славой.

За ночь Синай преобразилась,
Да тем и вовсе не кичится
Что перед сёстрами явилась
Из служки – горная царица.

Всё так же трепетно – учтива
Покорная пред небосводом
Скрижали Господа вручила
На веки вечные народам.

Синай-горы не знают люди,
Но память бережно лелеют.
Когда мы скромность чью-то судим,
Равняемся как будто с нею.

Мудрый мерин.

Раби Меир по полям
Полз на дрожках еле.
Тощий мерин, сам изъян,
Инвалид при деле.

Вот четверкой встречный рав,
Добренький табунчик,
Эти где-нибудь, застряв,
Дернут, нету лучше.

- А мой дышит на ладан,
Лужи объезжает,
Тащит мерин шарабан,
Мудро рассуждает.

Мелочь.

Один атеист уважаемый пан
К раввину поплакать явился.
- На что господину такой дидуган,
Коль адресом пан не ошибся?

- Я ваши законы готов соблюдать
Датишных людей повернее,
Но дайте напутствие предугадать:
- Билет в золотой лотерее.

- Так, будьте уверены, вам повезёт!
Считайте, презент -  в кармане.
Но что вытворял атеист через год
Не видеть бы эйгене маме.

Ой, кто бы осмелился предположить,
Служили бы так евреи.
Но панне вельможной забыли купить
Билеты «у той лотереи».

Наездник.

Ребе из Динова встретил хасид,
- Что-то в последнее время
К службе иду, что на легкий визит.
Трепет покинул еврея.

- Горы не ведают спуска вершин,
Если топтаться на месте.
Тот, кто в седле, что железный аршин,
Не станет лихой наездник.

Причал Души.

Автобус пассажирами набит,
Качается налево и направо,
В нем здоровяк, что вылитый, стоит,
Мускулатуры видимое право.

Когда силёнок ты не накачал,
Тебе не зацепиться до упора,
Но тверже мускул кажется причал,
Где у души Б-жественная Тора.

Вопрос без крема.

Сбежали рабы из Египта,
Но с жалобой все, как один,
- Нас потчевать вкусно и сытно
Когда-то начнет, господин?

Обрушились казни потоком,
В пучине остались враги,
Им голос представился Б-гом,
Заветы Его береги!

Капризные малые дети,
За вкусной помадкой бежим,
Увидеть в Б-жественном свете
Весь мир с коих пор не хотим.

Нам рыбки, огурчика, водки,
Свело ностальгией роток.
Набить ненасытные глотки
Спешил за потоком поток.

Пора возмужать, оглядеться
Из жалоб, претензий и слёз,
Из детских пелёнок раздеться,
Откушать без крема вопрос.

Терпенье.

Жил добрый чудотворец Исраэль Баал Шем Тов,
Легендам не хватало для восхищенья слов.

Однажды надоело его ученикам,
Чтоб ребе домолился, сбежали по домам.

А утром рассказал им учитель небыль-быль,
Смышленый спрятал в Душу, глупец смахнул, что пыль.

- Красы орлиной птица, она глаза слепит,
На дереве гнездиться, под облаком сидит.

К ней можно подобраться по лестнице живой,
На плечи станет к братцу его же брат родной.

Уж видят чудо-птицу счастливчики вершин,
Кто держит вереницу, внизу - совсем один.

Та птица, что Фемида - терпением звалась.
Качнулась пирамида, да птица сорвалась.

Есть святое.

Царь захотел однажды
Придворных наградить.
Что ни попросит каждый,
Он может получить.

Один сказал – Богатство!
Тот – денег и чинов,
Лишь преданному царство
С царем на пару слов.

- Моё желанье скромно,
С тобой всё время быть,
На дню три раза ровно
С тобою говорить.

Для верующих - слава,
И деньги, и чины -
Пустышкою забава,
Коль Торою сильны.

В желаньях мир испорчен,
Святое только в нас, -
Так Баал Шем Тов окончил
С намёками рассказ.

Проклятье? Благословенье!

- Что Вам стоит, ребе, нас благословить,
Чтобы день о хлебе мозги не сушить?

- Не дай Б-г, не станет у людей забот,
В синагогу глянет избранный народ?

Змей отведал срама от Всевышнего,
Хаву и Адама искусившего.

С той поры на брюхе весь змеиный род,
В прахе ест краюхи, набивает рот.

Г-пода обжора был на век лишен,
Эталон позора вздутый капюшон.

Вы такой же доли просите себе,
Не по Б-жьей воле навредить судьбе.

О чем «умник» станет Г-пода молить?
Хуже не бывает всё заполучить.

Так благословенья выглядят порой, -
Плодик вожделенья, а вкуси - гнилой!

Игроки.

Явился с жалобой хасид,
- Покоя в доме нет.
Теряют люди Б-жий стыд,
Соседка и сосед.

Играют ночи напролет
В свой покер до утра,
А в синагогу не зайдёт,
Бесстыжая чета!

- Так замечательно, мой друг,
В них видим Б-жий знак,
Ах, в синагогу не идут?
Служить не знают как.

Но скоро Душу закалит
Сеанс ночной борьбы,
Их увлеченье завершит
Ученье кабалы.

Усердия весомый прок
Известен игрокам,
Со временем получит Б-г
Усердие к делам.

Два подсвечника.

Наш рабе Мойше дорогой
Собою красил свет,
Он в бедности провел с женой
Немало горьких лет.

Подсвечник медный принимал
На Шабес три свечи,
Но раз Всевышний им воздал –
Поставил в богачи.

Подсвечник пышный в «неглиже»
Танцует серебром.
- Нет, женушка, - сказал Моше, -
Оставим свечи в том.

С ним жизни прошлой ураган,
Свидетельство любви,
А этот пышный истукан
На Шабес не зови!

Рукой чужой.

Носит баба коромыслом
Воду тяжело.
А у ребеле над смыслом
Хмурится чело.

Он воды для омовенья
Чуточку набрал,
В аккуратные движенья
Думы погружал.

Мы водою омываем
Правила мицвот
На других перелагаем
Тяжести забот.

Коль чужой рукой варенье
Отправляем в рот,
Не ищите соблюденья
Капельки мицвот.

Слезы филактерий.

У рава Иехиэля
К жене придирок нет,
Голубка регулярно
Детей вела на свет.

Пять погодков мальчишек,
Не спрятать в рукаве,
А Зеев Вольф особой
Морокой в голове.

Шли годы, день Бар-Мицвы
Дождался сорванец,
Стихи для филактерий
Нарисовал писец.

Коробочки святые
Всем шалостям устав,
Над ними плачет горько
В надежде старый рав.

Стихи вложил на споры,
Ребячеству конец,
- Будь добрым сыном Торы,
Мой Зеев, сорванец.

Лекарство.

- Уважаемый ребе, правду ли говорят,
Лечат дивные травы у тебя всех подряд?
Вы немного продайте, я согласен купить,
Перед Б-гом Всевышним в сердце трепет носить.

- Нет для страха отвара, а могу предложить
Средство крепкое даром, станешь Б-га любить!
- Тогда зря не калякай, поживей насыпай!
- Не ходи в людях скрягой, на Субботу давай!

Шляпы.

Приехал рави Михал
В заштатный городок,
И тут же делегаты
Явились на порог.

Рав весело читает
Их думы без проблем,
Ход мысли наблюдает,
Что доктор аф-рентген.

Ошибки и пороки
Разбалованных душ,
Совет на исправленье
Дает ученый муж.

Неловко представляться
Совсем перед чужим,
- Надвинем крепче шляпы,
Срамиться не хотим!

Хохочет цадик Михал,
- Я вижу, например,
Что за стеной и дальше,
Мне шляпы не барьер!

Пальма и кедр.

В горах Самарии на тропке вдали
Под небом безоблачным тихо росли
Два витязя, силой подобны горам,
Недаром их кроны всегда по утрам

Горячее солнце – могучий кузнец,
Ковало на зелени чистых сердец.
Бессмертие Веры, награду Творца,
Те рыцари чтили Святого Отца.

Два цадика братья, но в каждом своё –
Холодное сердце и людям тепло.
Их зорко прохожий всегда отличал,
У пальмы ему хлебосольный причал.

А кедр, может, бросит какой-то орех,
Но тем не покроется скупости грех.

На общей вешалке.

Если бы могли повесить
Свои доли на крючки,
А потом их занавесить,
Брать на ощупь рюкзачки,

Перещупали б немало,
- Доля легкая, ты чья?
- Ой, хозяйка, не признала,
Я – кровинушка твоя!

Нам другое слаже, лучше
А во рту горчицы хуже.

Бобруйская лужа.

Хранит Бобруйск за домом рава
Большую лужу шире става.

От первых дней творенья света
Не просыхала «радость» эта.

Но мудрый вычислил шараду,
Кто в городок послал награду.

И записал в своём талмуде
О том Бобруйском чуде-юде…
 
Вручив Адаму лучших равов
От мудрецов, до мелких замов.

Где местный рав в конце отряда,
Бобруйска тихого отрада.

Под руку дьявол шутку сунул,
В сердцах Адам на город плюнул.

Фу, город, сточная канава!
Да, лучшего не стоит рава!

С тех пор у нас в Бобруйске лужа,
Как приговор святого мужа.

Богач.

С вопросом к цадику община
Послать решилась богача,
Казалась вескою причина –
С какого ставите плеча.

Но угадал их думы раби,
- Что, поумнее не нашлось?
Могли бы уваженья ради
И половчей загнуть вопрос.

- Э, мудрецов вокруг немало,
Богач замялся, сам не свой,
Да нет по банкам капитала
За самой умной головой.

- Ты мой ответ прими спокойно,
Богатый неуч, хоть еврей,
Моё достоинство достойно
Не мерой жалкою рублей.

Хлеб и маца.

Однажды хлебу на столе
Мацы явилась половинка.
Горячий был навеселе
А тут, подумайте, новинка

- И ты,  родня, усохший  корж?
Болтала тетушка Пшеница,
Со мною вовсе не похож,
Тебе ли в родичи моститься?

- Родня, родня - трещит Маца,
Но я заглавная на Праздник,
Куда не пустят гордеца
Хотя бы крошкою в запасник.

Шум.

У ребе Мойше дом сгорел,
И сердобольная община
Его среди высоких стен
В зал синагоги поместила.

Для погорельца в доме рай,
Уже пора назад собраться,
- Ты думаешь, - кричит габай, -
От синагоги оторваться?!

- Тут сутками гу-га, гу-га...
А цу дэм вант – слова габая…
- Весь грохот, шум, наверняка,
Где молотилка паровая.

Да мельник с мельницы живет,
Там грюки-стуки не помеха
Чем звонче крыльями поёт,
Тем больше радости успеха.

Шаар Никанор.

Царь Ирод строил Храм второй,
Ворота золотой фольгой,
А в меди здравствуют одни
Шаар Никанор по наши дни.

Не вечно золотом гореть,
Сгодится нам простая медь.
О чуде в память Никанор
В Египте заказал притвор.

Ворота в розовом чехле
В Ерусалим на корабле
Плывут, но буря жмет ко дну,
И створку сбросили одну.

Да за вторую, что есть сил,
Но Никанор загородил.
- Спускайте в море и меня,
Когда судьба, погибну я!

Кораблик в Акко-порт идёт,
По морю створочка плывёт,
Не потонув, плыла во след,
Чтоб отворяться тыщи лет.

Корова осчастливилась.

Ребе Меир  ветеран,
Для тебя страница,
Тем заметен у селян,
Не учен скупиться.

А к нему зашел вдовец,
Ни здоров, ни молод,
Десяти сирот отец:
- Меир, в доме голод!

А у ребе ни гроша,
Хлеб не равен слову,
Гонит Меир не спеша
Из сеней корову.

Сразу к шойхету идет,
Полнит радость душу,
Он вдовцу передаёт
Свеженькую тушу.

Утром кинулась жена,
- Где  корова, ребе?
- Осчастливилась она
Тучей плавать в небе…

Рахель и Лея.

Собрался ребе в дальний путь,
А Нахум нате-здрасьте,
К повозке шага не  шагнуть:
- И я с тобой на счастье.

- Согласен, если объяснишь
Двух псалмов мысль и цели –
В одном о  Лее говоришь,
Другой - вокруг Рахели.

Мгновенно вытянула рот,
Еврейская смекалка,
- Рахель улыбкою берёт,
Где Лею просто жалко.

Не по плечу.

Однажды Зуся говорил
Такие речи Б-гу:
- Перед Тобою всё открыл,
Где трепет на подмогу?

А я желаю пребывать
И в трепете, и в страхе,
Душой и сердцем трепыхать,
Подобно крыльям птахи.

Учел прошение Отец:
- Ты сам себя сосватал!
Я в тайники людских сердец
Ключ трепета запрятал.

Котёнком Зуся под кровать
От ужаса забился,
Не в силах дальше трепетать,
Он к Г-поду взмолился.

- Хочу по-старому служить,
Не надо горы злата,
Вовеки страх не победить,
Не по труду оплата.

Поцеловал Святой Отец
Трепещущего сына,
- Для круга избранных сердец
Г-подняя Шехина.

Два исхода.

Два исхода навеки привязаны,
Будто связаны мать и дитя.
Про Египетский в Торе рассказано,
Русский – наша, браток, алия.

Велико их сплетенье в истории,
По векам не истлевшая нить,
Два исхода созвучны в гармонии,
Два примера не грех подучить.

Кто у этой страны «шайбы-винтики»,
Землю кровную вновь поднимал,
Без евреев не мёд братья-критики,
Не Египет, Союз доказал.

Посмотри, оглянись на великую,
Совершенно другая страна,
Опускается в оргию дикую,
Льется в прорву до самого дна.

Просыпается благословение,
Чуть еврейский увидится нос,
Это Г-пода вижу радение,
Чтоб на Шабесы подняли  кос.

Невозможно отбросить историю,
Тот Союз, Б-же, дай не вернуть,
Не тяните сюда аллегорию,
Нам Израиль – единственный путь.

Пиджак.

Один зажиточный купец,
Семейства преданный отец,

В беседах с ребе горевал:
Вот, Б-г наследника не дал.

И взгляд отца не веселит
Девчонок яркий колорит.

Тогда шутя, а, может, - нет,
Наставник дал ему совет.

- Когда счастливчика пиджака
Поносишь ровно месяц так,

Не оголив крутых плечей,
Родишь немало сыновей.

Никто из уличных купцов
Среди знакомых мастеров

В счастливчиках не состоял,
Пиджак заветный не давал.

В том городишке как назло
Есть за левадою село.

Где на клочке сухой земли,
В полях, от хутора вдали,

С хромою клячею еврей
Страдал над пашнею своей.

- Шалом тебе, мой кровный брат!
Ты счастлив, люди говорят.

Так уж за деньги, не пустяк
Дай поносить с плеча пиджак.

-Хоть я – счастливый человек,
Но пиджаков не знал вовек.

Кадиш.

Четыре композитора по Баху
Апоссион представили на суд.
В ударных с медью наводили страху,
Христову воскрешению салют.

Свобода музыкальных упражнений,
У партитуры выйгрышный фетиш,
Меж четырех еврей – запечный гений,
В финал приклеил старенький кадиш.

- Не воскресает матушка природа,
Из праха в прах, а Г-поду Душа.
О том  поют  из нашего народа,
Не обойти евреям кадиша.

Живая вывеска.

Есть вывеска на крыше,
Есть вывеска в окне,
А вывеску, что дышит
Живой, не встретить мне.

Хасиды к Алте Ребе
На праздники всегда,
Ну кто бы, где бы не был,
Карабкались сюда.

Однажды на воротах
Ногами вверх и вниз
Танцуя в рваных ботах,
Хасид мешком завис.

- Ты не нашел калитку,
Паршивец, идиот,
Живьем даю визитку,
Притягивать народ.

Зачем прибил сапожник
На привязи сапог.
А Янкеле-пирожник
Над булочной пирог.

У Ребе, Б-гу слава,
Живой товар – хасид.
Так, знать имеет право
Про то любой аид.

Счастье.

Всевышний землю сотворил,
А на венец картины,
Б-г человечика слепил,
Забыв остаток глины.

- Бери подарком, в самый раз,
Как знать, еще сгодится,
Из глины - пожелай - тотчас
Появится девица.

Да что захочешь, наконец,
На всё моё согласье.
- Лишь одного хочу, Отец,
Ковать из глины счастье.

Сила.

Шли три еврея напрямик
От Иудейских гор,
И слово за слово возник
Меж «умниками» спор.

- Что силой должно понимать,
Не мелочный вопрос,
Коль делу противостоять
Лоб в лоб и носом в нос!

- На силу сила, никогда
Решенья не найти,
Умнее нам, коли беда,
Сойти на нет с пути.

Им мягко третий возразил,
- В том силы благодать
Когда она по мере сил
За слабых постоять.

ВЕРА И СЛУЖЕНИЕ
(Нормально?)

Однажды к ребе паренёк
В компании явился.
Между ребятами слушок –
Он службой тяготился.

- Ну, как не верящий живёт?
Рав выронил  «случайно».
- Да ничего, - ответил тот, -
Пока живу нормально!

- Послушай, с улицы в подвал
Отчаянный спустился,
А день на солнышке играл,
Тут мраком  навалился.

Хозяин погреба спешит
Загладить минус этот,
- Привыкнешь скоро, - говорит, -
И без дневного света.

- Не мрака подпола боюсь,
Душой мириться к худу,
Коль с чернотою уживусь,
Про солнышко забуду.

Не так ли в наши времена
Одной цивилизации
Теряем лица, имена,
И пониманье нации.

Браха.

Еврей торопится просить
Браху к Любавич ребе,
Грехи бывалые смягчить
И на земле и в небе.

Вздыхает Ребе: - Не могу
Сказать благословенье,
За все поступки на веку
Своё вознагражденье.

Еврей рыдает у ворот.
Тревожит люд округи,
А уж Любавич наперёд,
Протягивает руки.

Чтоб грязь душевную отмыть
Ты плакал бедолага.
А я - не смел благословить
Короче на полшага.

Расплата за грехи.

В жизни подобен путь
Лезвию острой бритвы.
Прежде куда шагнуть,
Скажем вперёд молитвы.

Грешник, он – пешеход,
В лесу на любой тропинке
Ночью и днем идёт,
Стирает до дыр ботинки.

В дерево клином путь,
Растаял, исчез куда-то,
Мечется, где свернуть,
То за грехи расплата.

Чистая молитва.

Стучит к раввину друг-еврей
Орёт, что силы мочи:
- Ты погляди в окно скорей.
Вус махт ба дир извозчик.

Колеса выдумал менять
На пение молитвы
В грязи и вони, чтоб не знать,
И запретить могли б вы.

- Мой Боже, - эти там и тут
Оравою речистой
Пусть у еврея грязный труд,
Да рот в молитве чистой.

Флакон духов.

В шкафу стоял флакон духов
Завёрнут, запечатан.
Забытый тем, кто был таков,
В углу далеком спрятан.

Благоуханием его
Никто не освежался
Мечтает глупое стекло,
Чтоб запах не терялся.

Но вот какой-то паренёк
Флакончик распечатал,
И отдал толстый пузырёк
Весь аромат, что прятал.

Не для того  в шкафу запоры?
Чтобы скрывать ученье Торы!

В кузнице.

Однажды утром подмастерье
Затеял кузницу открыть.
Когда имеется усердье
Чего же дело тормозить?.

Купили молот с наковальней,
С мехами печка – всё на ять,
Задел во истину похвальный
Да вот «парнусы» не видать.

Позвал учителя в сарайчик
- Ну, где проблема у меня?
- Всего достаточно, мой мальчик,
- Но нету главного – огня!

Вот так с неверующим, знаю
Там пламя Веры не раздуть,
Где искре Б-жьей забывают
Подставить собственную грудь..

Сиять.

Если до срока несчастьями выжат,
Как из-под пресса маслин,
Знай, среди хамов, обидчиков, выжиг,
С Г-подом ты не один.

Я бы хотела, подобно оливам,
Жребий - финал угадать,
В Б-жьем светильнике чистом, красивом
Маслом оливок сиять.

Два кармана.

Твердит раввин ученикам:
- Имейте два кармана,
Два текста прятать по бокам
Стремитесь постоянно.

«Мир создан этот для меня»
Кладите в правый смело,
«Весь прах и пепел – это я»
Носи в кармане левом.

Слова заветные считай
Дороже талисмана,
Почаще тексты доставай
Из каждого кармана.

Зяма Штык.

Так говорится не про нас,
Но жизнь своё берёт.
Беда в какой-то день и час
Сама подстережёт.

Не исключенье Зяма Штык,
Как Зяма стал Штыком?
При обстоятельствах любых
Был стойким мужиком.

Жену и сына злой конец
Отправил в мир иной,
Заплакал горько муж, отец
К Всевышнему с мольбой.

- Г-подь, евреем быть привык,
Еврей готов страдать,
Но не устанет Зяма Штык
На Б-га уповать.

Голова еврея

Один поляк-аристократ
«Поймал» ошибки, в Торе,
К раввину бегает магнат
Сразиться в личном споре.

Послушал рав, схватил утюг,
Колотит в стену гвозди!
Гончарный выкатили круг
Дробить овечьи кости!

Поляк от смеха пополам,
Вот юмора моменты,
В любой работе служат нам
Его же инструменты.

- Какие умные слова!
Другие разговоры!
Нужна еврея голова
Для пониманья Торы!

Обвинения.

Сосед, известный скандалист,
Законы  Б-жьи, атеист,
Громил, чем попадя ругал,
С балкона в улицу орал.

- Пейсатым хлопоты - нули,
На свет детишек навели.
За книгой высморкают день
В молитвах травят матку-лень!

Их не поставишь за станок,
Не служит в армии сынок,
За ним другому убирать,
Кто не научен соблюдать.

Весь мир об стенку головой,
Когда живёт не под кипой!

Тут ребе старенький гулял,
Упрёк безбожника глотал.

Одно не жалует  сосед –
Как горько плачет старый дед.

Последний миг.

Однажды цадик Мойше
Беседовал с друзьями:
- Мы ждать не станем больше,
Когда придет за нами

Машиах, слышим только,
Прошло немало лет,
Но сколько ждать по столько
Вы знаете ответ?

Века тысячелетий,
Последний час и день,
Уже закат в карете
По небу стелит тень.

Я буду ждать и верить,
Грядёт Святой Приход,
Смотри, смотри на двери
Вот-вот и Он войдёт!

Тамуз.

В легендах прошлого живёт
Один пророк Тамуз.
Печально женщины раз в год
Поют ему союз.

В пророчестве нашел указ –
Светил небесных роль,
- Ищи спасенье всякий час,
По звёздам, мой король!

- Светилам у окна внимать
Не участь королей,
Все проходимцу доверять –
Казню у тополей.

В глухую полночь в Вавилон
С дубрав и гор сошли
На похоронный черный зов
Язычники земли.

Не любит идолов Творец,
Но солнце и луна,
Их гениальнейший писец
Снял миру с полотна.

И от того, скрепив союз,
На небо оглянись,
Рыдают девы: О, Тамуз,
На землю воротись!

Шли по дороге.

Шли по дороге мудрецы
Однажды вчетвером,
Весёлый, грубый шум толпы
Их встретил за углом.

То шабаш идолам своим
На пепле Храма всласть
Чтил победитель – жадный Рим,
Он мнил над Б-гом власть.

Три рава плакали навзрыд,
Четвертый хохотал.
- Ой а-Мишигенер, где стыд?!
Еще и ржёт, нахал ?!

- Когда Всевышний подаёт
Язычникам с лихвой,
То кровным детям наперёд
Готовит рай земной.

Сомненья.

Ушел из мира ребе-цадик,
Сменил отца ученый сын.
Свою ученость славы ради
Не выставлял, не магазин.

К нему с визитом два хасида:
- В сердцах,  умеет ли читать
Наследник?-  мучает обида,
А ну-ка, парня испытать.

- Сомненье ваше разделяю,
Им на пороге рав сказал.
Отцово место занимаю
Я вашу тайну разгадал?!

Когда?

- Ребе, первенец, ребёнок,
Месяц, стало быть.
Не ушел еще с пелёнок,
Надо бы учить?

Потерял не месячишко,
Ровно двадцать лет,
Когда глупенький мальчишка
Сам пришёл на свет!

Цадики.

Дороги жуткие России
Мы помним с коих пор,
Кого они не подвозили,
Должник и кредитор.

С заботою о скудном хлебе
По кручам, по лесам
Тащиться вынудили ребе ,
С товаром тут и там.

Убогий мазанка-домишко,
Цыплята под окном,
Не обнаружите излишка,
Такой у ребе дом.

Нет, я еврей!

Гимлер присутствием почтил
Войной разбитый Минск,
Себя сверхчеловеком мнил
До крови жадный сфинкс.

Мальчишка, из толпы лицо,
Нет, ангела портрет,
Готово смертное кольцо
На шейку детских лет.

- Ты на еврея не похож, -
Палач заговорил.
- Так признавайся, отчего ж
Их метку нацепил?

- Нет, я еврей! – Ну, отрекись!
Согласен? Помогу!
А впереди такая жизнь
Однажды на веку.

- Нет! Нет! – мальчишка наотрез,
За всеми поспешил.
В смертельной камере исчез,
Но Веры не сменил.

Единого проси.

Ограбили хасида,
Тотчас с женою в путь,
Чтоб цадик из Магида
Добро помог вернуть.

- Ну, разве я обчистил?
Иди в отдел сыскной,
А женщина, как выстрел,
С ладони – золотой.

Потребуется много!
Второй – ба-бах – об стол.
- Ну-ну! – торопит строго,
Не то кураж нашёл.

- Поставьте аккуратно
Десятков шесть таких!
Жена сгребла обратно
Всю горстку золотых.

Заплаканная прячет
Монеты под полой.
- Нам Б-г поможет значит
Бесплатно, дорогой!

- Вот точная «адреса»,
Верней не может быть,
С тобой для интереса
Хотелось пошутить.

Две Веры.

Два вида Веры дал Г-подь,
От наших  матерей,
Родная кровь, живая плоть,
Всё собственность детей.

Она им тихий поцелуй,
Пожизненный мазаль.
С такою Верой не балуй,
Её куют, что сталь.

Где кровь и боль переплелись,
Потерь тяжелых след,
И, ой, же нелегко дались
Наградою побед.

Стертые грехи.

По небесам закат плывёт,
На край сдвигает кипу,
На службу тянется народ,
Не что-нибудь -  Йом Кипур.

Уже встают на «Кол-Нидрей»,
Где ребе? Шум по залу.
Вот из распахнутых дверей
И сам идёт помалу.

- Какие тайные дела
Пути загородили,
Или вас память подвела,
Такой-то день забыли?

- А я шагал пустым селом,
Ужасно торопился,
Ребёнок плакал за окном,
Что голоса лишился.

Баюкал в люльке малыша,
И кликал сон герою,
А след Его карандаша
Стирал грехи за мною

Душа в трепете.

Не в шутку просто, а всерьез
Сказал раввин раввину:
- Расстроен очень я до слёз,
Могли б помочь, как сыну.

Хочу пред Небом сохранить
Страх трепета и боли.
- Любви умею научить
К Всевышнему, не боле.

- То благородные пути,
Да сыщутся ли оны?
- Еврея братом возлюби,
Напутствуют законы.

Б-г даст, любовью не спеша,
Проснётся к ближнему Душа.

Ребе и поп.

- Когда-то поп заметил раву,
Не одобряю службы вашей.
Где колокол трезвонить славу
Единому победу маршей.

- Давай отправимся на рынок, -
Спокойно ребе отвечает. –
Сопоставленье двух картинок
Куда полезнее бывает.

Вот рыбной мелочью торгуют,
Орут на весь базар – ку-пи-те!
 Где осетры на  метр жируют,
Покой, но вы туда спешите?!

Тора.

Адаму дочку Тору
Отдать Г-подь хотел,
- Не выйду за обжору,
Он плод запретный ел.

- Давай позвоним Ною,
Когда плохой Адам!
- Быть пьянице женою
Согласия не дам.

Не долго перебору
Шуметь в конце концов,
В Израиль отдал Тору
Мудрейший из отцов.

Как Золушка принцесса
В углу, в тени живёт,
Не видит интереса
В ней избранный народ.

Приходят дни Элула,
За ним Рош hа Шана,
Сердечко распахнула
Желанием весна.

Проснулись Б-жьи дети,
Шехина среди нас!
Земля в высоком свете

Благословенен час.

Шофар поёт усердно,
- Царю царей хвала!
Над Котелем победно
Летит о нём молва.

Принцесса Тора плачет
- Отец! Не оставляй!
Сверни меня в калачик,
Верни в желанный рай.

Неумолим Всевышний:
- Удел твой, дочка, здесь!
Чтоб грезил люд датишный –
Мир без пороков есть.

В любых перипетиях
Он с Торой неделим,
Не плачь, придёт Машиах
В Святой Ерусалим!

Музыка души.

Никак один прохожий
Не в силах догадаться,
Зачем с ветвями схожи
Должны в мольбах качаться?

Рав притчей объяснился:
- Вот мы на бал попали,
Люд пляшет, веселится,
Глухому скучно в зале.

- Какую вижу глупость,
Почтенные семейства.
В прыжках являют тупость,
Былого фарисейства.

Где музыкою дышит
Молитвы изложенье.
Прохожий не услышит,
Души сопровожденье.

«Гильгуль»
 (Превращение).

Как-то ребе Нафтали
Невзначай спросили:
- В свой «гильгуль», когда б смогли,
Кем бы стать решили?

Не в желании вопрос,
Только в жизни новой
Стал бы лучшей на колхоз
Дойною коровой.

Чтобы кружку молока
Пил датишный к сроку,
Веселей пойдёт тогда
Утром в синагогу.

Виноградники Земли.

Что виноградник мой народ, -
Сказал мудрец Реш Лакиш.
Сухие ветки – люд пустой,
Прогорклый хлеба мякиш.

Кому занятие не впрок –
То лозы рядовые,
К науке тянутся у нас
Все гроздья налитые.

Их лозы холят, берегут,
Бессменные трудяги,
Хоть день за днём тяжелый труд,
Да он сродни отваге!

По жизни гроздьями ума
В народе ценят души
Мы – виноградники земли.
Не знаем доли  лучше.

Призыв Шофара.

За мостом, у булочной в подвале
Сиротою Янкеле Моше
Но его шутливо называли
Совести и веры атташе

Заработать жизненную  малость,
Убегал в невыспанную тьму.
В дождь и зной, что б мёдом не казалось,
Доверяясь Б-гу одному.

Где пути разбросанные сети,
Мужичок на лошади – домой.
Паренька голодного приметил,
Вот работник мне недорогой.

Глянул в хате - попросту мальчишка.
Кто он и откуда – не вопрос.
Безотказный, робкий до излишка
За двоих горбатил на износ.

Там и осень ливни застрочила,
Запросился Моше на село.
По местечку ветрено, уныло
Без людей на улицах – не то.

К синагоге траурные в белом
Друг за другом талесы фигур.
Непреклонны волею удела.
Ради покаяний в Йом Кипур.

За толпою Г-пода прославить
Суетился верующий сын.
Где врачует скошенную память
Эхо троекратного «Аминь!»

Где под купол девичьи рыданья
Улеглись в печали голосов.
У суровой вольницы качанья,
Бородатых службою отцов.

Тэ-ки-а из сердца или рога
Рассекая окон высоту,
Звал шофар единственного Б-га
Обнимают звуки сироту.

Тэ-ки-а, божественные муки,
- Отзовись, кровиночка, сынок!
Над толпой слабеющие руки
Тянутся куда-то в потолок.

Криком перепуганного зала,
- Г-поди, бери меня, иду…
Сердце бездыханным оставляло
Тело в восемнадцатом ряду.
               
Увертюра.

Захаживали женщины к раввину,
Когда им по дороге к магазину,
Поймать совет на бытовые темы.
И разрешить семейные проблемы.

Без увертюры женщин даже ногу
Не поднимает ребе синагогу.
Но лопнуло терпение у старца.
- Я не котёнок, чтобы любоваться.

Когда еврейки путь загородили
То прибегают к окрику и силе.

Глухой.

Скрипач на площади играл
Так виртуозно, лихо, страстно,
Смычок по струнам танцевал
Непозволительно опасно.

Когда мелодия в полет,
Площадка ширится кругами,
Пьянит людей водоворот
За пляской белыми платками.

Один глухой оставил круг,
Страдал ушами от рожденья,
Он помешательством вокруг
Считал присядку и круженье.

Вот так без Г-пода еврей
Одно в берушах для ушей.

Приходит гой к Шамаю.

Приходит гой к Шамаю
Уже в ночную пору,
- В евреи поступаю,
Учи со мною Тору!

Прогнал Шамай нахала,
Да гой не унимался,
Твердить про всё сначала
К Гилелю записался.

Суровый нрав Шамая
На вкус не слаже хины.
Но практика другая
С Гилелем именины.

- В чем смысл Торы сжатой,
До примитива грубо –
Ты ближнему не сватай,
Что самому не любо!

Сила Веры.

Из Злочова святой Магид,
Беднее мир не знал,
И вот такой а фрумер ид

Недели голодал.

Держалось чудом на ногах
Семейство бедняка,
Одна корова – Б-жий страх,
Две кружки молока.

Где тонко, выдернется нить,
Корова подвела.
Жена отправилась доить,
А Рыжая слегла.

Тяжелый приговор семье,
Но выскочил Магид,
- Г-подь, я не прошу себе,
Но где твой Б-жий стыд?

Схватил корову за рога:
- Немедленно вставай,
Дай детям кружку молоко,
Ну, а теперь- гуляй!

Горе-радость.

Умирала от чахотки у соседа третья дочь,
Приходила медицина, но без Б-га не помочь.

Симхат Тора, веселится нынче избранный народ,
И отец несчастной – Меир – пляшет в круге и поёт.

То мольбою, то  слезами в небеса  далекий взгляд,
-скажи, Г-поди, на милость, так ли бедные грешат?

В Йом Кипур постил, молился, в Сукес радовал шалаш,
Почему здоровье дочке, малохольный, не подашь?

Не Тебя ли в её смерти стану, глупый, обвинять?
Если  Торы смех и радость с моим горем не равнять.            

Сильнее яда.

С раби Ханиной сыном Досы,
Чью праведность и ребёнок знает,
Решали житейского круга вопросы
- Так ли уж Вера нам помогает.

- Змеиного яда грехи сильнее,
Они убивают довольно метко,
К Б-гу спеши не когда болеем,
Да, в синагогу зовет соседка.

Повадился раз в хуторок Осина
Прожорливый змей, ни житья, ни слада.
- Нору покажите, - сказал Ханина,
Может, избавимся мы от гада.

Крепко Пещеру ногой заставил,
А гад на волю кусает, рвется,
Собственным ядом нору заправил,
Мера за меру – так воздаётся.

Вожжи.

На тройке ехал Баал Шем Тов.
Случалось в кои веки
Не ржали кони, столько ртов?
Ни в шаге и ни в беге.

Шел по дороге мужичок
Ободранный, заросший,
К подводе вышел на снежок:
- Спусти, хозяин, вожжи!

Ослабил ребе кулаки,
Что вожжи намотали,
И три коня, вот казаки!
От радости заржали.

Легко хороший дать совет,
Когда умеешь править.
Не всё вожжами держат свет,
Неплохо их ослабить.

Плач по нотам.

Жили в Германии так синагоги –
Канторы – ассы, порядками строги.

Не придавали значения Душам,
Будто с соседом за кружкою пунша.

Как-то еврей на Слихот из Берлина
Прибыл в Варшаву проведать раввина.

Службой расстроен, не вижу порядка.
- Грязно поют без понятия такта.

Я предлагаю во времени скором
Службу дополнить солистом и хором.

- Г-поди, плакать выходит по нотам?
Веру равнять  театральным заботам.

Гимнаст.

Гимнаст воздушный исполнял
На проволке полет-движенье,
Раввин за трюком наблюдал,
Весь погружаясь в размышленье.

Его воспитанников круг,
Держась сторонкою учтиво.
Перевести боится дух
Но что учителя смутило?

- Я не могу понять, зачем, -
Прокашлял молодо и сочно
Играет жизнью джентльмен
Бесстрашно, весело и точно.

В одном уверенный, пока
Скользит безумец по канату,
Его шальная голова
Не вспоминает про зарплату.

Не так ли  надобно служить,
С пути нет фокуса сорваться,
Не всё для заработка жить,
Не грех Душой позаниматься.

Не по адресу.

К ребе Любавичу дама спешит
- Сын умирает, - она говорит. -
Поторопитесь беду замолить,
Сына во здравие благословить.

Просьбы Любавич грехом не считал,
Но за брахою мадам укорял.
- Заповедь, женскую, не забывай,
Свечи на Шабес в дому зажигай!

- Хымыни куры, Мотрыни яйца,
То пережиток – бабина майса.
Если за веру решила хулить,
То не по адресу что-то просить.

Быль, небылица, правда и сказки,
Ходят с брахою в невидимой связке.

Мартышка.

Мартышка убежала на свободу,
В банановом раю тепло и сытно,
Когда таким не баловали сроду,
За прожитое горько и обидно.

Она поныне, глупенькая, тужит,
За тощею похлебкой, домом-клеткой,
Что в зоопарке клоуном не служит,
Как давеча за булкой и конфеткой?

Не тень ли украинского галута
В её головке рыженькой летает?
И юности далекая минута
До боли обезьянку огорчает.

Наверное, от сытого излишка
Во мне самой является мартышка.

Перья по ветру.

Давно хасид грешил злословьем,
Людей порочил языком,
Пошел он к ребе за условьем
Сразиться с пакостным грехом.

- Подушки вынеси из дома,
И на ветру распотроши,
- Ах, искупленье, что солома,
Тут нет работы для Души?

- Я верю в искренность желанья,
Но чтоб до перышка собрать,
Не хватит редкого старанья
Слова от грязи вымывать.

Крючок и корона.

Король однажды на крючок
Повесил царскую корону.
Пошел обедать старичок,
Не всё прислуживаться трону.

А деревянный глупый крюк
Что навыдумывал с испугу.
- Не будь я доктором наук,
Не допустили бы в обслугу!

Хотя под золотом торчит  -
Крючок не знает, что творит.

Место.

Случайно в Гомеле не жили?
А то, наверное б, слыхали,
Не равов - богачей смешили,
Главой общины называли.

Реб Айзек на почтенность знака
Такое людям отвечает:
- Понаблюдайте, как собака
За поводок хозяйку тянет.

Гордится песик не на шутку,
Его влияние бесспорно,
Он даму водит на прогулку,
А та за ним идёт покорно.

Лежала истина у входа –
Хозяйка в кресле подле грубки,
Когда же  псиная порода
На место у дворовой будки.

Воспитание

Немолодые две четы,
В семейном окруженье.
Вёз скорый поезд до Читы
Вознаградив терпенье.

Папаши сели у окна
За ними – тотчас дети.
И тут жена, и там жена,
Рахелюшка и Бетти.

Но знак равненья не пиши
До окончанья битвы.
Один – газетами шуршит,
Другой – твердит молитвы.

Где пресса – шум и толкотня,
C отцом – запанибратски.
А у датишных сыновья,
Покойны в божьей ласке.

Но атеист решил понять,
Образчик послушанья.
И ну, соседа донимать
Корнями воспитанья.

Когда нос к носу результат,
Дремучие изьяны,
Мы лицезреим дубликат
В потомках обезьяны.

А нам, родимый, завещал –
Ковчег святого храма.
Души бессмертный идеал
Потомкам Авраама.

Но год от года корень зла
Пышнее расцветает
Взметнув кривые зеркала,
Святое попирает.

Железо плачет.

Почему железо плачет
Под ударом молотка?
Верно, золото иначе,
Охнет раз, издалека.

Молоточек - тот позлее
Как-никак, а земляки.
От родных всегда больнее
Нам обиды и тычки.

Удивительный народ.

Явились к Аврааму раз
 Гурьбой ученики.
- В наставники желаем Вас
 Другой нам не с руки

- Ой, что с тобою, Авраам,
С лудильщиком простым,
Когда ты, мастер по тазам,
Заделался святым.

Так раби Айзек говорил,
Нащупывал секрет,
С добавкой сверху получил
Решительный ответ.

Законы у народа есть –
Хлеб в Песах не едим,
С мукой вода - такая смесь
Для мацес харедим.

Простые нити напрядут,
А нам святой цицит,
Из грубой кожи Торы шьют,
Кого же удивит?

Мы – удивительный народ,
Для прочих не секрет.
Вчера – закройщик, садовод,
Назавтра, глянь – поэт.

Долголетие.

Умер старик, а соседи у гроба
Носят вокруг шепоток,
- Пожил на свете! Ни радость, ни злоба,
Так забавляют роток.

Сердце боится малейшего стука,
Гроб обожгла неприязнь.
Верно за старость  положена мука,
Или же смертная казнь?!

Благословенье.

- Скажи, рав Михал, «чепетцах» насмешник,
Ты праведник, не пьяница, не грешник.

Так почему для праздника Субботы
Перетряхнешь на пол года работы?

В богатом доме Шабес без проблемы
Нуждою не затронутые темы.

А бедняка Суббота подгоняет,
Юлой кружусь, а часа не хватает.

- Узнай одно: шабатнее раденье
И беднякам несёт благословенье.
             
Уши.

Из пыльных традиций местечками жили
Такой или этакий «гмах» -
Бесплатный прокат ви а мицве вносили,
Полезный и радостный шаг.

Не только деньгами, пилой да лопатой,
Лекарства, не дай Б-г, нужда,
В лавчонке, как будто совсем не богатой,
Всяк всячина не ерунда.

- Скажите, пан ребе, чего не хватает,
Открою я новенький «гмах»
Подумал учитель и вдруг заявляет:
- Большая нехватка в ушах.

У каждого цореса ровно по уши,
Кому рассказать бы тогда,
Давай напрокат не капризные уши,
Словами уходит беда.

Спрашивал раввина...

Спрашивал раввина молодой еврей:
- Я хочу жениться, ребе, поскорей.

- Так женись!
- Но против вся её родня?
- Не женись!
- Без калы не могу и дня!
- Так женись!
- Не хочет ни отец, ни мать.
- Не женись!
- Так буду плакать и страдать.
- Ну женись!
- На что мы станем, ребе, жить?
- Не женись, а лучше сразу окрестись.
- Это мне креститься? Как же под хупу?
- Будешь трахать мозги русскому попу!

Епископ спрашивал...

Епископ спрашивал раввина:
- Вот на духу ответьте сразу,
Известна вам на вкус свинина
Или боялись, что проказу?

- Да, любопытство одолело,
Попробовал разок свинины,
Как вы, уверен, бабье тело
Или до старости невинны?

- Грехи, грехи, но бабы чудо,
Язык блаженства не расскажет!
- Свинина – тьфу, а ваше блюдо,
Епископ, и вкусней и слаже!

Мирт и терновник.

Куст мирта и терновый куст
Когда-то саженцами рядом

Росли. И дружбою на ты,
Примером были для толпы.

Но мирт дал чудные цветы,
Терновник – острые шипы.

Порой за тенью оболочки
Не видим взрослые росточки.

Сапожник Йонатан.

Сапожник из местечка Йонат
Послал учиться сына в город.

Была у Йонатана мода
Однажды в середине года

Давать ребёнку содержанье.
Когда б, не женино страданье.

Беда супруга запилила
- На что я мальчика растила.

Чтоб не было в квартире гама
Весь капитал делила мама.

На всякий день, решайте сами,
Мальчишка ходит за деньгами.

Так поступил с детьми Всевышний,
Все, что дневной касалось пищи.

Удачу ждешь, изволь молиться,
Не позволяй себе лениться.

* * *
Умей заглядывать порой
Не в легонький пустой бумажник,
Богатство караулит стражник,
Наверно, в стороне иной.

На поиск юности года,
Распахнуты всему наружу,
Заглянем в собственную Душу
Без промедленья, господа!

Злой язык.

Убивает злой язык
Насмерть пулею троих.

Кто болтает – это раз,
Два – кто слушает рассказ.

Где же третий? Говори!
О ком бают – это три.

Добрым словом рай творим,
Его дарим четверым.

Круче банкира.

Ребе Любавич встаёт до рассвета,
Душу молитвой согласно обета

Перед Всевышним крепил старичок,
Цадик спешил на тяжелый урок.

Пост боевой до глубокой ночи
Ребе несет, будто пламя свечи.

Мимо евреев поток бесконечный,
Благословеньями полнится встречный.

- Ребе, в бессилье где силы берете?
Сверхчеловеческой этой работе?

Шляпу Любавич со лба поднимает,
Так любопытным старик отвечает:

- Понаблюдайте, сверяет банкир
Деньги большие, довольный кассир.

Сколько б работы ему ни осталось,
Не замечает счастливый усталость.

Это бумаги случайный талант,
А у меня настоящий брильянт!

Души евреев – сокровище мира,
Это покруче любого банкира.

Слепые, калеки и праведник.

Царь Давид в псалмах изрек:
- Б-г кого спасает?
Он незрячих и калек
Нежно опекает.

Праведник за ними в ряд,
Выделено место,
Симха-Бунем, говорят,
Объяснял соседство.

Праведник идет к больным,
Мухи не обидит,
Взором ласково слепым
Грех в другом не видит.

Схож с калекой, не каприз,
Праведности метка,
Головою долу вниз
Цадики  не редко.

Шиворот навыворот.

- Мной командует жена,
Ребе, силы нет,
Переплюнула она
Мой авторитет!

- Что Всевышний повелел
Женам до седин?
Нас любить – земной удел,
Ты ей властелин!

Если же Его указ
Словно бутерброд,
Так и в доме не про нас -
Всё наоборот.

Чистое молоко.

Жил молочник Бер с женой,
Как отец и дед,
Весь удой мешал с водой
Столько зим и лет.

Горожанам вкус знаком,
Да очнулся Бер.
- Годи, с жидким молоком
Не грешу теперь!

А назавтра шум, скандал,
- Берчик, вус ис дус?
Что в горшки поналивал
Ненормальный вкус!

В домик к раву прямиком,
- Ой, скандалит мир!
Я ж им чистым молоком,
А зой юр аф мир?

- Берел, нечем утешать,
Твой вопрос звено.
Правду чистую вкушать
Не хотят давно.

Царь царей.

Как-то людям говорил
Дедушка из Шполы:
- Пьяницу ведут в чулан,
Туго вяжут полы.

Вор в кутузку угодит,
В кандалы – грабитель,
Для убийцы, глянь вокруг,
Шьют из лайки китель.

Он гуляет по дворам,
Хуже злой собаки.
Его словом жгут и бьют,
Разрушают браки…

Он по тюрьмам не ходок.
На кандальной сети,
Полный злата кошелек
Царь царей на свете.

Обмен.

Леви Ицхак раз пенял
Б-гу в ночи пору:
- Уж не ты ли предлагал
Всем народам Тору?

Будто яблоки с гнильем
На весах товарчик,
Не позарились рублем,
Простоял базарчик!

За Тобой большой должок
Моему народу,
Поменяемся, дружок
С кем угодно с ходу…

Ни на грошик доброты,
Милости, прощенья.
Не грешили б, нужен ты
Как ослу варенье.

На обмен еще добавь
Пышное наследство,
Дулю с маком, что сухарь,
На расходы средство.

Горделивый и скромный.

С горожанином мужик
Встретился однажды,
Лир по тысяче, не шик,
Нес в рубахе каждый.

Прыть играет мужиком –
Равный при сеньоре!
А второй давно знаком
С этой каплей в море.

Вкруг мужичья голова
Выбирает лавки.
Городской зевнул: - Едва
Хватит на булавки.

Нет!

К Гурскому ребе зашел паренек,
- Я говорить не хотел, видит Б-г.

Голод семью донимает вконец
Мне помогать не желает отец.

- Ну-ка, родитель, держите ответ!
- К сыну – бездельнику жалости нет!

Если припомнить, на волю народ
Моше водил, будто на эшафот

Мудро Всевышний ему говорил:
- Я  не вынашивал, я не родил.

Кто наплодил, с того спрос и ответ,
Раньше любви ты бы сказывал – Нет!

Три звания.

Офицер спросил банкира,
Идлыка из Кракова,
- Как задета честь мундира,
Где всё одинаково?

Иудей, жидок, еврейчик,
Я не вижу разницы!
- Пане вояк, то примерчик
Для родимой задницы.

Если в банке за кредитом
Кто-то появляетеся,
К иудейчику с визитом,
Панэ  обращаетеся.

Но иначе в день расплаты
Так еврей старается,
К вам в роскошные палаты
С  долгом объявляется.

Но когда суд-исполнитель
Тот заемчик требует,
С ним на пару, извините,
Жид пархатый следует.

Иудей, жидок, еврейчик
Ровно с мироздания
Тёхкают, что соловейчик
Старые названия.

Не в этом честь.

Машиах явится земле,
И нам сказали как.
Он будет ехать на осле
Или на облаках.

Куда скорее повернуть
Неумной головой,
Ты выбором спеши рискнуть,
Он только за тобой.

Смотри, вон облака летят,
Простор небес хорош,
Чуть на дорогу бросил взгляд,
За осликом пойдёшь.

Но смыл непобедимо тверд –
Машиах рядом, здесь,
А где Душа его найдет,
Не в том, ребята, честь.

* * *

Хасид пускался в дальний путь,
В «широкий мир большой»,
- Скажите, ребе, что-нибудь,
Как быть мне в жизни той?

- Ты правилом одно считай,
Чтоб в цорес не залезть,
Коль недостаток в ближнем, знай,
В тебе он тоже есть.

А если добрая черта,
Тотчас прими Душой,
Надеюсь, горе и беда
Минуют стороной.

Случай в бою.

Сержант в Ливане на войне
Попался в оборот,
Арабы, пулями к стене,
Предсказанный исход.

Тут жизнь и смерть в один вопрос –
Сдаваться или нет?
За двадцать лет он не дорос
Угадывать ответ.

Вдруг кто-то тронул за плечо,
Сомнения долой
И в ухо шепчет горячо:
- Крепись, я за тобой.

Откуда за спиной возник,
В отчаянном бою
Под черной шляпою старик
У смерти на краю?

Четыре парня молодых
Не предадут земле
Четыре матери за них
Не бросятся к золе.

Прошли года, на Ковен-стрит
Мужчина к ребе в зал.
Любавич с долларом стоит,
Он мир благословлял.

Штрихом знакомой доброты,
Любавич чуть на свет
Неповторимые черты,
Солдата  юных лет.

Подумал, взгляды перевёл,
Не место.  Где - визит.
- Я вижу, мой совет пошел
Всецело аф гезинд.

Пример.

В Иерусалиме мой сосед,
Весьма известный рав,
В кругу приятельских бесед
Схитрил, вопрос задав.

- Что видим мы по мере сил,
Что так волнует нас,
Мудрец какой-то рассудил
Уже в далекий час.

Не только палочками рис
Тот умник поглощал,
Он на примере серых крыс
Неглупо рассуждал.

Чиновник, бегал по нужде,
По малой, по большой,
Тут крысы мигом по траве
Бежали вразнобой.

Когда ж в амбар, наоборот,
Приходит за зерном,
Народ крысиный у ворот
Весь в куче, табуном.

Тогда помчимся защищать
Единой жизни нить,
Когда имеем, что терять,
И без чего не жить.

Понаблюдай себя вокруг
Событий зеркала,
Сообразишь, уверен, друг,
Житейские дела.

Холод Шабата.

«На воды» ездил Авраам,
Рав выбрал Нотингейм,
Еврейчиков хватало там,
Не тех, что ин дер гейм.

Их идишкайт, как до Луны,
В том ребе ведал толк,
В собольей шапке, креп-штаны,
Явился старичок .

- Зачем вы паритесь в жару
Под  шапкой соболей?
- От Веры холода умру
В твой шабес, дуралей!
   
      Нудник

Жил в деревне мальчуган
Нудник, капризуля.
За обиду  - ураган
Разводил сынуля.

Но, однажды, под конец
Капризулей после
Подарил ему отец
Маленькие гвозди.

Гвоздь обидам перец тот,
Закаленный вредник ,
Кого хочешь уведет
Колотить  штакетник.

Кончил гвозди и опять
Чуть беда  - не «шморгай»
Чтоб обиду наказать
Гвоздь на волю дергай.

Жаль, штакетничек насквозь
Выедут придирки.
Знать обида, тот же гвоздь
В душах ставит дырки.
               
* * *

Пошить надумал Йонатан
На Шабес пару брюк.
Да надо бы иметь карман
Под стоимость услуг.

Рубля на три  или  на два,
Тут надо мозговать.
Соображает голова,
 Свое не передать

Не мастер и не ученик,
Так по леваде слух,
Один имеется старик,
Хотя дуб-дубом глух.

Под мышкой Йоны матерьял
Нашелся и  дедусь.
Пошить берешься? Что,- сказал?:
-Ага-ага,  берусь.

Но за пошив не больше двух
Я выложу рублей.
- Да не кричи, ведь я не  глух,
Пошью за пару дней.

Приплелся бедный Йонатан
Чуть свет
Его в полоску матерьял ,   
А перед ним – жилет..

Цена благословенья.

Семьи единственный росток,
Наследник - умница хворает,
Отец надеяться не мог
Недолго, сейхел потеряет.

Советы в двери и в окно
Одни – стары, а те – в новинку.
Безбожник к ребе на авто,
Хватается за соломинку.

Играет  чеком атеист,
- Помилуй рав! Дитя больное!
- А махен Шабес дир фардрыст
Или супружница «а гое»?

- Я двадцать тысяч подпишу,
Всего одно благословенье!
 Так я за брюки не держу
Освободите помещенье»!

 Берите двадцать…, тридцать…, сто…
Но благородный возмутился
Он милосердием зато
К больному тут же  вернулся.

Поруш.

К Магиду однажды пришел за советом
Аскет богомолец-поруш.
- Я Б-гу до звезд, начиная с рассвета
Весь день без обеда молюсь.

Не слышу ответа на крики призыва,
Наверное, мимо идут?
- Всевышний устал ожидать перерыва
Хотя бы на пару минут.

Свадебная мелодия.

Как-то знающий аид
Толковал  маар,
В Рош а шон о чём трубит
Жалобно шофар?

Жили-были муж с женой
На закате лет,
Но однажды в час лихой
Он ей крикнул: «Гет!»

Двери настежь, за порог,
Музыка в лицо,
Как на свадьбе их, мой Б-г!
Где кольцо в кольцо.

И мелодия тотчас
Сдунула угар,
Где семейный мешугас?
Выветрил шофар.

Трубит простак.

Задумался однажды Бешт
Кому трубить в шофар,
Охотники из разных мест
Смешались юн и стар.

Один сказал: - Я изучил,
Что сказано в Торе,
Когда и где шофар трубил,
Как на Синай-горе.

-Я думаю, главнее - суть,
Парировал другой,
А третьему волнуют грудь
Мицвоты с Каббалой.

Но вот с шофаром, наконец,
Не поднимая век,
Троих девчат бедняк отец,
А, просте человек.

Не станут девки под хупу,
Нет в доме пятака,
То не шофар рыдал в углу,
А сердце бедняка.