Как человек, колодец умирал
От жажды, одиночеством томимый.
Двадцатый век, кровавый генерал,
Маршировал в закат неумолимо.
Алкала гниль дубовые венцы,
Нутро больное пожирала плесень.
Под барабанный бой и бубенцы
Шла Перестройка по российским весям.
Струился смрад из чрева, где вода
Смешалась с грязью и листвой замшелой.
Ключ угасал. И только иногда
Под слоем ила всхлипывал несмело.
"Журавль" застыл, бездействием пленён,
Ведро роняло красоту эмали...
Фамилий нет, нет отчеств, нет имён
Всех тех, кто раньше жить ему давали.
Над ним склонился низко старый клён,
Стояла тихая, задумчивая осень.
И журавли, издав прощальный стон,
Стремились ввысь, в заоблачную просинь.
Колодец умирал, как человек
От жажды той, которая и в стужу.
Из под его полузакрытых век
Слезинки-капли выползли наружу.
1992 год