Когда-то у моря в предместье Алушты
С женой и с детьми жил рыбак в те года.
Им все добродетели были не чужды,
И в хижину двери открыты всегда.
Здесь путник случайный, пришедший на брег,
И сироты-дети, и бедные вдовы
Могли себе пищу найти и ночлег
И душу согреть добрым, ласковым словом.
В окрестных селеньях их все уважали.
Но дети пошли не в отца, и не в мать.
Их дочери – это в округе все знали-
Родителям были совсем не под стать.
Дочь старшую звали в семье Тополиной.
Красавицей, скажем, она не была.
Не ладна, не складна, с улыбкой ехидной,
Ещё ко всему же и ростом мала.
Взбиралась она на соседние крыши,
Стараясь соседям своим "насолить",
Пыталась людские секреты услышать,
Чтоб их по деревне потом "раззвонить".
И денно, и нощно она проклинала
Родного отца и родимую мать
За то, что красавицей дивной не стала,
За крошечный рост, за нескладную стать.
И средняя дочь, что назвали Гранатой,
От старшей сестры далеко не ушла.
Она хоть и не была злой и горбатой,
Но тоже своих стариков довела.
Что в детстве ей розовый цвет не додали,
Что щеки ее не нежны, не румяны.
По поводу этому вечно скандаля,
В себе находя постоянно изъяны.
Кабы у нее были б розовы щечки,
Тогда б все мужчины вокруг, без сомненья,
Дарили б вниманье прелестной их дочке
И любовались бы ей с восхищеньем.
Теперь речь о младшей пойдет, Кипарисе,
(Такое ей дадено имя, вестимо).
Во всем от сестриц своих старших завися,
Как дочка вела себя недопустимо.
Над ними она посмеялась сполна,
Дочерни превысив свои полномочья,
Вина заключается в том, что она
Не днем на свет божий явилась, а ночью.
И хоть Кипариса была и красивой,
Но тоже изъяны в себе отыскала.
Что слишком уж резвой была и смешливой,
Так прямо в глаза старикам и сказала.
Но оба родителя молча сносили
Проделки своих дочерей и насмешки.
Лишь изредка в горы они уходили,
Тем самым спасаясь от гнева их в спешке.
И вот как-то раз три ужасных мучителя,
Чтоб гнев свой и злость хоть на ком-то согнать,
Набросились с бранью на бедных родителей,
И стали несчастных втроем избивать.
Не в силах уж больше терпеть издевательства,
Отец стал у Бога защиты просить:
—О, Боже! Коль есть ты, в свое доказательство,
Прошу от нападок детей защитить.
Услышав мольбы, Бог не медля вмешался,
Не мог стороной он несчастье пройти,
Откуда-то сверху глас Божий раздался,
Грех тяжкий у Бога такой не в чести:
—Ты, Тополина, в свое наказанье,
Стань деревом, но в продолженье веков,
На дереве этом, тебе в назиданье,
Не будет ни ярких цветов, ни плодов.
Ты станешь высокой, со стройною кроной
И будешь красавицей даже зимой,
Но только пернатые, кроме вороны,
Тебя облетать будут все стороной.
—Граната, смиренно прими наказанье,-
Господь обратился к сестрице второй,-
Коль нету ни капли в тебе сострадания,
Моя епитимия будет такой:
Пусть люди все будут тобой восхищаться,
Будь деревом ярким и с розовым цветом,
Но запах не будет во век ощущаться
В красивых цветах ни весною, ни летом.
Затем обратился он к младшей сестрице:
—Тебе так не мил был веселый твой нрав.
Каприз твой тебе отзовется сторицей,
Тебя наказав, я во всем буду прав.
Ты станешь растеньем почти идеальным,
И вечно зеленым, как малахит.
Красивым и пышным, но очень печальным,
Таков для тебя мой последний вердикт.
Бросились в страхе сестрицы из хижины,
Словно нечистую силу увидели,
Господом Богом прилюдно унижены.
…Больше родители дочек не видели.
А во дворе под окошком стояли
Три деревца, им досель неизвестные;
И, как сестер, те деревья назвали,
В знак назидания жители местные.