(ex- "Вынос тела")
Таблица? Нет, не знаю, не присылайте.
Сделайте какую-нибудь глупость для начала, а там - посмотрим. А то времени уйму это все отнимает. А у меня дети-инвалиды, гараж - коробок гнилой, аритмия, изжога и ноги опухают. Редкость, скажете?
Резкость - отвечу.
(И повезут меня люди в белых халатах на верную смерть, туда, где ни деревьев, ни сосен, ни людей, а один лишь свист из соседней палаты. Ну и вонь, естественно).
И стены покрасить не забудьте. А то что ни вечер - с потолка что-то сыплется. Я уж и ручку привернул, а они все идут и идут - и идут, прямо сказать, не строем, и не вереницей даже, а каким-то разухабистым "веретенцем", чтоб мне так жить... Бывает и так, что обломится ветка какая-нибудь сухая, и как хлынет из-под нее гноище... Хоть бегством в Иерусалим спасайся. Но все равно ведь вычислят, найдут, все равно найдут, ремнями к койке и березовым веником (а затем и мокрым полотенцем)... (Господи, как же больно!)
Бабушка больна, а внуки спят и видят кровавые субботники да вечную мерзлоту, и
бабушка тоже тихо посапывает, краюху хлеба в отрез материи заворачивая.
Отрез этот хранится, до поры до времени, в краеведческом музее города Ладейное Поле. Ткань синяя, подарена председателем колхоза Куницыным сельской учительнице Зинаиде Николаевне Кочерствовой в честь Праздника Красного Питающего Народы Лаваша.
И идете-то вы, - я за вами тут проследил - как-то неровно, синкопами: не иначе Гоголя начитались или еще кого похуже. Отзывается вам многоголосым колокольным перезвяком фарфоровый чайник-сервиз... И дышит в спину ветер новый, Ветер тихого девичьего лепета, ивовых прутьев, крупнотоннажных катеров и обрывков той самой скатерти, что, когда все съезжаются на блинчики (с творогом, капустой, сухарями, глистами, пьедесталом чудовищных войн, моросью Пражской Весны), разворачивается...
Берегите руки. Они вам еще пригодятся. На шоссе голосовать.
Именинником на стол поставлен и там так и забыт, забинтованный, черствее уха говяжьего, и т.д.
Мну его в руках, не отпускаю: на стоянку автотранспорта, больших дорог, светлого варемени суток - саднит, кровоточит, отмашку дает святым "ликам", оладьям, кутье, пасхе, сырникам, капусте квашеной.
Щупальца, что ощупывают, придавая известную форму разрозненным очертаниям, за которыми уже ждут, жгут туалетную бумагу, смотрят искоса, и что-то рисуют на стенах.
Отправляя и отождествляя "инакую" в своей лосевской терминологии единицу подвижного - или самодвижущегося - тут уж кому как повезет - маятника небесных событий, сумеречных соитий на берегу зыбкой глади, вышивки крестиком, овалом, острым кремниевым инструментом для снятия порчи и сглаза с безглазых матерей, на отшибе, на излете, над вечным покоем, где уж и не ждут никого, и в колодезной воде разглядеть ужас средиземноморский пытаются. Отрадно, что уж тут скажешь!
Скачите, делайте заметки, отпаивайте молодых квасом, отливайте в бронзе пунцовую трехпалую ветвь, отглаженную сильными, но ловкими, как у водителя маршрутного такси, руками.
Карательные отряды кушают вишню, льется свет, возникают дымные кольца, скрипит лента конвейера, и пусть горит все синим пламенем. До свидания, милый.