Скорбная элегия

Павел Логинов
      



За оконцем город мне кажет дули.
Ощущенье - словно меня надули.
Снегопад пуляет косые пули,
и они мелькают в проёме тюля.


Не люблю я эту пальбу вслепую,
всё равно какая мишень - в любую,
и вдогон за пулей - вторую пулю.
До угла дойти - всю обойму влупит.


Да, миропорядок не субъективен.
Вот, что мы имеем пока в активе :
рожу потускнее чем фотка в ксиве,
опосля вчерашнего ноет ливер.


Да ещё вот этот стрелец и лучник.
Коль моя бы воля - устроил лучше:
разогнал бы нафиг все эти тучи,
запустил бы в комнату светлый лучик,


он бы зарезвился в стекле бутылок
скользок, что обмылок, горяч и пылок.
Я бы не скулил, не пилил опилок,
наплевал, что дура меня забыла,


энергичен стал бы - желаний сгусток
сразу поровней перевесил люстру,
сочинил бы стих о высоких чувствах,
да без проволочек осилил Пруста.


Но, увы, погода не в нашей воле,
и не будет солнечной канифоли,
ливер не забудет о долгой  боли
с выхлопом вечернего алкоголя,


луч не заскользит по стеклу пустому,
Пруст - на середине второго тома,
так и не дочитаный до "Содома".
Люстра - так же : начерно, по-простому.


А стишки - и строчка в башку не лезет,
ну а что пролезет - сплошная ересь.
Жизнь тоскливей зимнего редколесья,
за которым тускло мерцает лисий


треух прогорающего заката ,
будто очень нудно идёшь куда-то,
а шагать долгонько, долгонько надо.
Шепелявит заметь бумагой мятой.


Будет целый вечер крутить и комкать
ветер заметая следы позёмкой,
неглубокий снег покрывая ломкой
коркой и насыпая что сахар - с горкой -


в ямины следов снегового сора.
Плюнешь, да подымешь повыше ворот,
и - вперёд, пускай и дойдёшь нескоро,
но - хрусти снежок, ковыляй опорок!


За окошком город мне строит рожи.
Я торчу в окне как зубастый ёжик.
Будь бы я хотя б на чуток моложе,
могет быть сумняшеся, но ничтоже


изменил бы многое этой жизни.
Для начала б я изменил Отчизне :
башмаки от праха ея отчистил,
и без лепетанья сопливых тристий,


всех к ядрёной матери одурачил -
укатил безвыездно жить на даче,
там светёлку б вытопил побогаче
и немедля начал житьё иначе.


Закупил в достатке еды и спичек,
и зажил бы иначе, чем привычно -
изучил досужно манеры птичьи,
и порой посвистывал по-синичьи.


А синички прыгают вдоль крылечка:
зная , что в лесу поживиться нечем
прилетают к лежбищам человечьм
лишь увидят, что затопили печи.


Я бы им на ветках развесил сала
где стекает струйкою с крыши талый
ручеёк - чтоб им и воды достало.
Сам же мигом прыгнув под одеяло


наблюдал с притёртого за ночь ложа
как порхают жёлтые твари Божьи,
и не сеяв кушают  - но  так что же:
я ведь тоже роскошь страны не множу.


Нет - застыл в окне, выдыхаю горький
запах перегара, смотрю на город:
переулок, флигель , а подле - скорбно
мёрзлые сугробы античным хором.


Да ещё и дура не в настроеньи -
снова не идёт на развиг колений:
очень я ей нужен , когда без денег,
А в кармане вправду - сплошное пенье!


Туточки пора перейти к морали,
низведя трагедию к пасторали -
к птичкам я наверно свалю едва ли,
может на чуток изменю детали:


брошу эту дуру - пущай кукует,
если станет надо - найду другую:
глупую, красивую, молодую.
Остальное так же - перезимую.