1
Как спится вам ночами, города,
Зимою, под собачий вой метели,
Когда ветра над снежною постелью
Провисшие качают провода?
Час первый. Возвращаемся назад,
Хотя бы – в снег, с повязкою слепого,
Закрывшей воспалённые глаза, –
И что-то мне ещё готовит слово,
Которое я так и не сказал?
Метель собачья – воет и метёт,
Собачья жизнь – с метелями бок о бок, –
Начнём наоборот – и слава Богу,
Что ни одна душа меня не ждёт.
Всё позабыть – и к чёрту медяки,
Порезы этой жизни злополучной,
Жизнь – по соседству с жизнью, вопреки
Метаньям от получки до получки, –
Какие же мы были дураки!
Начнём наоборот. На сквозняке
Не страшно жить – напиться, написаться,
И заполночь куда-то возвращаться –
И сердце и карманы налегке…
2.
Я не в ладах со временем: оно
И бесполезно, и не по карману.
Зимою сквозь замёрзшее окно
Жизнь – как картина, вставленная в раму, –
В какое-то столетье – всё равно.
Зимою – жить и праздновать снега,
Затерянность в воздушной круговерти,
Вся память мира – в маленьком конверте.
Тебя заносит к чёрту на рога, –
Не разыскать ни старости, ни смерти.
Щедра земля для пасынков своих
Дорожной пылью, посохом дорожным,
Плохим вином и вымыслом порожним,
Где вечер, как дыхание, затих
В глуши звериным шагом осторожным.
И что там ожидает вдалеке?
Я не страдал недугом постоянства,
С Вийоном в придорожном кабаке
Я пью за это гордое пространство
И за шальную жизнь на сквозняке!
Довольно сцен – и это надоело,
Жизнь отжила – и кто ей будет рад?
Как в скважину замочную глядела…
… Но так случилось: снился мне закат,
Офелия над лилиями пела,
И ты была прекрасней их стократ…
3.
Но ты была прекрасней их стократ,
Но ты была – как память и разлуки
Свирельный извивающийся лад,
Как серебро, рассыпанные звуки.
Как серебро и льдинка на руке,
Как узенькая змейка на ладони,
Ребёнок – жизнь и сердце налегке,
Грусть синевы, которая не тонет.
Как музыка под пальцами жила, –
Свирельный лад нетронутой печали,
Как птицы над деревьями кричали,
Раскачивая чёрные крыла…
4.
Листва садов, пустующих в начале
Распутицы февральской – как в лесу
Ночные птицы крыльями качали,
Как чёрными дождями на весу.
Последний лист упал на мостовую.
Черней проталин в очерках ветвей,
Хранящие повадку листовую,
Клубящиеся стаи голубей.
И так в тени пустующего сада
И сердце на весу, и тем верней,
Что сдержит лет тяжёлая ограда,
Со стаей птиц, клубящихся над ней.
5.
Когда б не это горькое кольцо
Змеиных рук – всё спутала погода,
Свечной наплыв апрельского разброда, –
Тогда б я не узнал тебя в лицо.
Тогда ещё мерещилась свобода.
Уйти, куда захочешь, не взглянув
На тех, кто будет ждать тебя у входа.
Всем воздухом в груди, как стеклодув,
Жить отраженьем некоего года,
У самых губ до самого исхода, –
Тысячекратным миром впереди.
Как ты была измучена, природа,
Нависшею громадой небосвода, –
Грустны твои февральские дожди.
Дай выстоять до первого мороза,
Подай на бедность тающим снегам,
Сырым ночам, где никнет тубероза
И в крыши барабанит птичий гам;
Подай шальными крыльями увоза,
Рукой, кольцом, лицом к её ногам,
Страницей, где б заканчивалась проза…
6.
Ты на угольях плясала
Танец птичьего полёта,
Степь ночная пахла винной,
Забродившей синевою.
Ты на угольях плясала
Танец зелени и сини
Стебля, взвившегося в небо,
Тела, вьющегося в танце.
Ты на угольях плясала
Танец птицы над обрывом,
Танец пламени над пеплом,
Под ночным и кругосветным
Небом, вылившим в ладони
Все огни своих кочевий.
Бился бубен над обрывом,
Извивалось в танце тело,
Степь ночная пахла винной,
Забродившей синевою.
7.
Я любил тебя за тяжесть
Глаз твоих – на переломе
Взгляда – там, где вечер ляжет,
Как бродяга на соломе,
Плачем, окриком, касаньем,
Чепухою несусветной,
Расставаньем, – чтоб часами
Слушать сон твой предрассветный,
За любовь твою, в которой
Пёстрый вздор фруктовой лавки,
И задёрнутые шторы,
И автобусные давки,
И последней электрички
На лету свисток нежданный,
И вокзал, и танец птичий
Рук твоих, и бред чердачный;
И полуночная тяжесть
В самом маленьком изломе
Глаз твоих – где вечер ляжет,
Как бродяга на соломе…
8.
Мне не много нужно места;
Руки – небу, снегу – губы.
Жизнь не сложится, невеста,
И зима пошла на убыль.
И несут от края к краю,
И уносят снегопады… –
То-то, всё переиграем –
Посмеёмся до упада.
То-то с бешеным февральским
Снегом, смешанным с дождями,
Покружимся, – как заврался
Ты, февраль, в своём бедламе!
А с полуночи – по полю,
Босиком, в снегу колючем, –
То-то радости, что волю
Залучить на всякий случай.
Нам не много нужно места;
Руки – в руки, снегу – губы.
Жизнь не сложится, невеста,
И зима пошла на убыль.
9.
Часы годовые осыпались в снег,
Последних часов облетевшего года
В пару снегопада, невидимый бег,
Пора снегопада и время ухода.
И время лесов и садов ледяных,
Пора холодов и ветвей на изломе,
Пора затеряться, пройдя среди них,
Укрыться от снега в нетопленом доме.
Заснут города в снегопаде, а там
Сочтёмся с годами, делами, долгами,
Пойдём кочевать по чужим городам,
Чтоб только – снега и снега под ногами.
В нетопленом доме сквозит из щелей,
И кружит и мчит ледяная погода,
Невидимый бег по заносам полей
Последних часов облетевшего года.
10.
Двенадцатый выстукивает ночь,
Как врач больного. Тянет непогода
Из всех щелей, часы уходят прочь,
Идут снега языческого года.
Дай отдых жизни, душу отпусти,
Перекати – снега по всем дорогам.
Раскатывают санные пути, –
Переживи, останься за порогом.
Перекати-снега. Ещё одну
Переживём, перекочуем зиму.
Потом проснёшься, скажешь: ну и ну,
Историйка… Остался невредимым
По случаю. И снова, рад – не рад,
Припомнишь всё, и повторится снова:
Час первый. Возвращаемся назад,
Хотя бы – в снег, с повязкою слепого.