На вороном, но в белой амазонке
Ты смотришь на меня, из далека.
Забыты няньки, мамки и пеленки.
Уздечку крепко держит женская рука.
Вот пронеслась тропинкой кавалькада.
К блестящей глади узенькой реки.
И с завистью взирают мужики,
Будя в тебе тщеславье, как награду.
У брода стали кони воду пить
Прозрачную, искрящуюся воду.
Тебе хотелось, ощутить свободу.
Об этом путникам приятно говорить:
О вседозволенности нравов, и поступков,
Необходимости, любви и пиетета;
О творчестве любимого поэта,
И важности диеты для желудка.
Иносказательна и остроумна инвектива.
В ней ты вниманье кавалеров, заострив
Невинную рисуешь для многих перспективу,
И изощренный для влюбленного мотив!
Сегодня ханжеством все это называют,
Но согласитесь, не антиномии все это.
Читать наивно то описанье у поэта,
Но аморальности во всем том нету,
Если инкогнито те строки не скрывают.
Как светские тусовки не похожи
На те приятные далекие забавы.
Теперь у нас совсем другие нравы,
Такое всюду ханжество! Такие злые рожи!
Аутентичность нас выводит из терпенья:
Пир среди чумы был менее инородным;
Их мелочность с претензионным мненьем,
От обязательств, тех господ, свободных.
Индетерминизм их нам теперь понятен,
В нем аморальность скрытых грабежей.
Из-под улыбок лживых, плотоядных
Торчат рога обманутых мужей!!!