* * *
Надо сесть и заставить себя написать стишок –
Я давно ничего не пишу, разленился, сдался…
Но отступишь на пядь, но опустишься на вершок,
И куда твой дар, и куда твой голос девался?
Даже просто сказать – спотыкаешься, нужен отдых,
И губами жуёшь потемневший, тяжёлый воздух.
Надо сесть, надо сесть – повторяешь в который раз,
Надо сесть, надо выдохнуть всё… для чего? Кому ты
Обещал? Тратишь медленные минуты
Безответственно, бесповоротно, здесь и сейчас…
Так за что отвечает поэт, за какой предмет,
За какие такие смыслы? – не жди ответа…
Вероятно, за воздух, за утренний слабый свет,
За вечерний свет, уходящий, поскольку нет
Ничего важнее, чем рифма простая эта.
* * *
Пустыри заснеженные, тихие,
Холодок, скользящий по ногам,
Вот – Парнас, вот – ямбы и пиррихии,
Аполлон и музы по бокам…
Проезжаем местность эту хмурую
Возле новой станции метро,
За спиной слепой архитектурою,
Где градирни чёрное ведро,
Нам глядит вослед пустая улица –
Третий Верхний, кажется, проезд,
И труба с трубою соревнуется…
Ничего похожего окрест
На Элизий. Каждое мгновение –
Серый снег, бетонная стена…
Вот он, твой источник вдохновения,
Вот твоя счастливая страна! –
Званка твоя, Болдино, Мураново…
Бензовоза медленный разбег –
Привыкай, вживайся, чувствуй заново
Рыхлый день, непреходящий снег…
* * *
Твой русский здесь не нужен никому,
Английский твой – его не существует,
Немецкий твой… и сам я не пойму,
Не объясню, не справлюсь, и уму
Здесь тесно. Сам себе язык токует.
Вся область смыслов, выяснилось, спит.
Доходит слов невнятная морзянка.
Остался сон, остался аппетит,
Холодный воздух сыростью налит.
Душа моя, ты тоже россиянка!
В тебе так странно сила языка
Становится бессилием, веригой,
А сказано: и финн, и ныне дикий…
Как эта мысль ужасно далека! –
Ты не при чём, могучий и великий…
* * *
Вид в зеркале заднего вида –
Дорога, скользящий пейзаж.
Смотри, за спиной Атлантида,
А разум не чувствует наш:
Всё тонет и вряд ли вернётся,
Мелькнёт и исчезнет навек…
Ни дня, ни холодного солнца,
Лишь стылой России ковчег.
Поэтому как-то не очень
Люблю расставаться, и так
Стихи мои стали короче,
И в жизни сплошной кавардак,
Малейшее слово – обида,
И нет ничего впереди…
Вид в зеркале заднего вида
Есть способ не сбиться с пути.
Но едем, и синий Фольксваген
Везёт нас, и снег голубой –
С отливом, как финские флаги.
Балтийской метели прибой
Бьёт в стёкла, дорога избита,
И фраза не стоит рубля:
Вид в зеркале заднего вида –
Граница, чужая земля.
* * *
В квартале узеньком, где музыка и тень,
Быть скифом, быть, как сказано, сарматом,
В квартале узеньком – случайно не задень
Прохожего, в квартале тесноватом
Бродить и, словно эхо, повторять
Названия: carer de la… и сразу
Их забывать. И доставать тетрадь…
И класть обратно, не закончив фразу.
В квартале узеньком, где лавок дребедень,
Где мостовые незнакомы с солнцем,
Быть питерцем, но отпускная лень
Тебя легко причислит к каталонцам.
О, как приятен нетяжелый труд –
Ходить, смотреть – все маяки известны…
Побыть художником, пусть несколько минут,
Чтобы украсть хоть этот миг у бездны.
* * *
Это не страшно – нести покойника:
За руки брали, на доски клали
Бабушку Марту… и стебли донника
До могилы её провожали.
Их желтоватая кожа нежная
Словно пропахла прохладой влажной –
Жёлтый песок и метель бесснежная
Донника возле канавы дренажной.
Что прицепился, цветок пахучий? –
Вспомню ли твой аромат я завтра?
Два землекопа с песчаной кручей
Ловко справляются… тётка Марта,
Что же, прощай. Закрываем табель
Этой последнею важной датой…
Встал караул желтоватых сабель
Возле скамьи горбатой.
* * *
Павлинья расцветка бензиновых клякс
И небо, плывущее в луже,
Ты ходишь с промокшею пяткой, Аякс,
Смотри, не случилось бы хуже…
Ты рвёшься из наших подмоченных мест,
Где поздняя осень кружится,
Но даже на этот бессмысленный жест
Уже невозможно решиться.
Весь город болеет, смотри, и весной
Прирос к чёрно-белому снимку…
И только автобуса бок расписной
Поманит в прозрачную дымку.
* * *
На стол с тарелками и крошками,
На непокрытую кровать… –
Когда в квартире пахнет кошками,
Чего ещё от жизни ждать?
Разруха тихая, ползучая,
Полузасохшая герань –
Зараза неблагополучия,
И, жаждой алкоголя мучая,
В тебя вливает эту дрянь…
Кто виноват, что ты расстроена? –
Сама нашла судьбу свою,
Но говоришь, что жизнь – хреновина,
Мол, вот поэтому и пью…
Нам не обещана лицензия
На счастье, брось, не береди.
…………………………………….
И мне смешна твоя претензия,
И скучный вечер впереди.
* * *
Волокнистого облака параллель
Словно кем-то прочерчена возле крыш.
Созерцание – счастье, и жизнь, и цель,
Смотришь в небо безмолвное и молчишь.
Потому что эти лазурь и свет,
Несомненно, проточны, как ты и я,
Остаётся облака тонкий след,
В синеве размытая колея,
По которой ветер на свой манер
Прогоняет время… открой тетрадь –
Звук становится словом, пройдя барьер
Смысловой… покуда же – тишь да гладь.
__________________________________________
СТИШКИ-СМЕШКИ
* * *
Пусть говорят, что все поэты
Живут, хоть нищие, князьми.
Возьми на лето сандалеты
И лиру струнную возьми,
Иди в хитоне долгополом,
Иди в тунике – выбор твой,
Бряцай и жги сердца глаголом,
Бряцай и жги, поэт живой!
Но далеко уйдёшь едва ли,
Когда увидишь, как в глуши
Чадит свеча на сеновале
И муза сено ворошит.
Ты тут же бросишь лиру звонку,
Ты позабудешь складный стих,
И, отведя её в сторонку,
Сожмёшь в объятиях твоих…
Очнёшься утром. Прян и тесен,
И всеобъемлюще велик
Ценой твоих неспетых песен
Приобретённый сладкий миг.
Потом хватаешь сандалеты,
Целуешь спящую в плечо…
Свеча погасла. Лира, где ты?
И солнце светит горячо.
* * *
РУСАКОВУ (Ковалёв)
Зачем я слышу, Русаков,
что ты полгода прожил сонно,
не видел склонов Геликона,
не зрил парнасских облаков,
что хладный сумрак бытия
уж гонит нежное желанье.
Увы! стихотворенья к Лане
читал со скорбной мыслью я:
нас ловит ловкий Гименей
в свои проказливые сети –
легко и жизни на рассвете,
легко и в вечер наших дней.
Се, дар нам светлый от богов
и знак приязни благодушной:
Амур с стрелой своей воздушной,
конечно, первый из стрелков!
Но ты, торжественный приняв
удар и жребий горький емля,
живи, любя друзей и землю,
не забывай парнасских прав,
и средь гармонии сынов
о чем грустить мы можем, Вася!
Да, жизнь была – и пронеслася,
и сам закон ее таков.
Все вздор, покуда живы мы,
но не страшна и тьма могилы –
завиден жребий наш, мой милый:
любого выкликнем из тьмы!
КОВАЛЁВУ (Русаков)
Хоть птицу счастья приголубь я,
Хоть чашу горькую испью,
Я не забуду дружелюбья,
И лиру струнную мою.
Пока же сам себе противен,
За компом сутки провожу,
Стихов, как сволочь, не пишу,
За ради пятаков и гривен…
Что – богу богово отдал,
Теперь за кесарево взялся?
Неужто дар мой слаб и мал
И зря я с лирою связался?
Едва достигнув мастерства
Мой голос надорвался, что ли…
Или, послушный высшей воле
(читай – законам естества)
Я истрепал непрочны струны,
И дребезжащий тихий звук –
Всё, что осталось… Может, юным
Пора дорогу дать, мой друг?
Издать собранье сочинений,
Пусть толщиной в одну тетрадь,
Над мемуарами страдать
И ждать признанья поколений…
Неможно душу примирить
С таким безропотным уходом,
Она желает говорить
С травою, с другом, с небосводом…
Себе самой должна – ещё б,
Она, в плутании по волнам,
Была свидетелем безмолвным
Всему, и плакала взахлёб…
* * *
В непривычной обстановке
Я стою на остановке
От других неотличим,
Солнце, лето – всё как надо,
Полбутылки лимонада…
Замечательный зачин!
Что же всё же непривычно? –
Всё обычно, всё отлично,
Всё как надо – день, жара.
В этой томной преисподней
Нет работы на сегодня
И на завтра, всё – вчера.
Ты вчера – шильонский узник,
А сегодня твой союзник –
Жаркий полдень отпускной,
Глупый имидж полуголый,
Полбутылки кока-колы,
Яркий полог навесной…
* * *
Лене Литвинцевой
Как дерябну двести граммов,
Соглашусь – поэт-то прав:
Видишь двух гиппопотамов,
И один из них – жираф!
Повторяю для болванов:
Это просто, как слеза, –
Если видишь двух баранов,
То один из них – коза!
И всё то, что дал Предвечный,
От земли до райских врат,
Ты с душою поперечной
Видеть будешь невпопад.
Будешь хрен искать, который
Под бетонной полосой,
Будешь трескать помидоры,
Заедая колбасой
Эту жизнь и эти строки,
Эти па и антраша,
Может, скажет кто-то строгий –
Видно, чокнулась душа…
Вот же – сходятся приметы
И доказана вина…
Ходят по свету поэты,
И один из них – она…
* * *
Позитивная сказка
для милиционеров.
Утром рано два барана
Вышли прочь из ресторана.
Жизнь прекрасна, сыто-пьяно, –
Абсолютная нирвана!
Вдруг навстречу из тумана
Два ужасных хулигана,
Видят пьяных у фонтана –
Это что за икебана?
Два кармана, два нагана,
Два болвана, два смутьяна,
Разыгралась утром драма,
Дробный рокот барабана…
Но не спят сегодня рано
Два отважных капитана,
Наша помощь и охрана,
И выходят из тумана.
Руки вверх, два хулигана!
Бросьте, к чёрту, два нагана!
Сорвана одна бандана,
Во втором – сквозная рана…
В общем, не сложилась драма:
Ждёт бандитов пилорама,
Ждёт баранов пьяных мама,
И рассола два стакана.
Вот такая, блин-компот, у нас милиция!
* * *
«Россияне скупают недвижимость на Луне»
газета «Метро» от 27 ноября 2008 г.
Дураков на свете много,
И один живёт во мне.
Дураку нужна дорога
И участок на Луне,
Дураку нужна машина
И туризм без долгих виз;
Дураку нужна вершина,
Чтобы плюнуть сверху вниз;
Чтобы яхты, кнехты, стоны
Волн, и, сердце веселя,
Пели бризы и муссоны
И трендели лиселя;
Чтобы крылья нараспашку
И лететь в небесный мрак,
Сняв последнюю рубашку,
Потому, что сам дурак…
Так живёшь и так бедуешь,
Но, умнея среди книг,
Никого не поцелуешь,
Не сдурев на этот миг.
Вот и всё. Когда б не это,
Был бы умным, а пока –
Ни артиста, ни поэта
Нет у нас без дурака.
* * *
Отныне, согласно дресс-коду,
Не стану ходить налегке,
А стану являться народу
При галстуке и в пиджаке.
Мой номер на пропуске выбьют,
Вахтёр мне не скажет – постой!
Подтянут, классически выбрит,
Я функцией стану простой.
Носки, какой нужно расцветки,
Одет в установленный цвет,
Полоски косые и клетки –
Забудь, ты, скорее, предмет,
Ты – мебель, ты сам – из шеренги,
Ты – дерево: дуб или ель…
Неужто и Росси, Кваренги
Мы тоже оденем в шинель?
И скоро мелькнёт в разговоре
С начальством, прищурившись так, –
Ты служишь в приличной конторе,
Где твой тёмно-серый пиджак?