Две бессонницы

Неисцелимый
     Летняя

Утро. Июль. Полнолуние. Бессонницы тризна.
Ковыряется мысль: "Засыпай, засыпай, пора...",
как отвертка в ржавом поломанном механизме.
Что-то опять загремело и встало в машине жизни.
Луна - поседевшего неба зрачок в оконной призме,
суживается от крика ворона, шершавого, как кора.
Светлеющий аквариум двора
проступает по чёрточкам, как на фотопластинке.
Только я давно насмотрелся на эти снимки,
закрываю глаза. Засыпай... Засыпай... Пора.

Нет.
Никак. Достаю линованную бумагу
и пишу поперёк. Право, невелика отвага,
но всё же, всё же не так, как все! Достижение века -
хоть чем-то отличаться от человека,
на которого смотришь в автобусе, как на жабу,
с жалостью и снисходительно.
Иногда за собой не заметишь большего идиотства,
а сейчас вот завидую искренно - он-то спит.
Так что мысль справедлива банальная - всё относительно.
Ведь жаба такая и у меня внутри сидит.

Иногда, даже страшно - сколько во мне понамешано всяких тварей!
Начиная от инфантильного неврастеника,
минуя трудягу с пилой, топором или даже с веником;
к влюблённому старцу, щекой прижимающемуся к гитаре,
к герою, бродяге, спасателю и алкоголику -
заканчивая чёрт-те кем. Впрочем, список не завершён
и к разглашению не разрешён.

Хочется просыпаться от птичьего пения, гомона...
Но не такого. Мерзкий вороний крик разносится в стороны
и обязательно в уши мои многострадальные.
Или, вот, любит в окно заглянуть глупым глазом
голубь. Птица мира. Многогадящая зараза.

И, вообще, поэтам, что оды птицам слагают в угаре,
я советую выбрать время между речами,
съездить на Cевер и пальнуть из ружья на птичьем базаре.
А потом, из карманов выгребая гуано горстями,
прочесть о пернатых то, что им в данный момент показалось.
Лично мне по душе больше страус.
Он хоть и большой, но, заметьте, совсем не летает,
правда, в общеньи с людьми к пинкам, говорят, прибегает,
а нога у него - ой-ой-ой... Может казус леталис вполне получиться.
Что-то постыдное в этом есть - умереть от пинка птицы.

А с другой стороны - чем лучше застрявшее в горле ребро леща?
Или, скажем, засос энцефалитного клеща?
Великое разнообразие форм старухи с косой
приводит в растерянность  неопытного самоубийцу,
выбирающего между пулей, шприцом, карнизом, петлёй
и другими способами перехода через границу,
из-за которой не депортировали еще никого,
разве что, только на белой с красным крестом колеснице.

Я, честное слово, ещё не решил - повезло мне или не повезло,
но я бывал по обе стороны интубационной трубки и шприца.
И каждый раз я видел Харона, от злости грызущего своё весло,
когда увозил от него незадачливого мертвеца.
И каждый раз я, простите, не мог удержаться
от грубого жеста отказа, понятного всем разнополым.
Ему этот символ понятен. Легко догадаться,
что, когда время придёт, он мне всё припомнит
и постарается отыграться.

Ну да бог с ним... Мне ли бояться того,
что будет там. Здесь-то уж нет ничего,
что меня испугало бы больше зубного врача
или тарантула, танцующего "ча-ча-ча".
Всего остального я отбоялся. Хватит.
Силу эмоций душа на что-то другое потратит.
На что-то другое, что вряд ли в таких отразишь, вот, речах.

Забавная штука - душа. Вот триста слов накатала -
и лучше всякого люминала
уже меня подгоняет к постели, спеша,
как будто бы не она час назад прорыдала:
"Ну что же ты, не напишешь опять ни стиша?".
Теперь-то довольна? Довольна...
Урчит, как сытый котяра
и жмурится, и позёвывает невольно.
Спи. Может, что хорошее и приснится.
Если только заткнётся эта проклятая птица,
не понимающая, что шея - орган непарный.

-----------------------------------------

    Зимняя

Отчего же никак не уснуть мне?
Подумаешь, эка невидаль - снег падает!
Он не первый ведь, не последний, да и ночь не нова.
Может, лишнего на ночь съел?
говорят - навевает печаль, вроде бы...
Но мысли-то ладно, бог бы с ним, но зачем облекать в слова?

Ну что ж, значит, снова в себе пороемся,
не впервой заниматься самокопанием.
Ручка, бумага, чайник, сигарет ещё, вот, штук пять...
Будем делать вид, что с враньём боремся.
Или, хотя бы, будем гордиться сознанием,
что режем правду-матку в глаза, вместо того, что бы спать.

Только какая, там, правда-матка...
Сколько ни говори: халва, халва -
слаще не станет от этого в ротовой полости,
во рту всё равно по-прежнему гадко.
Сколько ни тверди себе слова:
Не пей эту дрянь, не пей... Впрочем, это совсем из другой области.

Я не о том. Я, вот, про снег
хотел написать что-нибудь поэтическое.
Так хочется, что бы тоска моя родила что-нибудь красивое!
Ведь снег такой, как будто навек.
Ей богу, что-то в нём симфоническое!
Что-то в нём есть от Баха - торжествующе-тоскливое.

Снежная ночь - зимы естество,
и холод от снега такой, что бороться с ним
бесполезно и при помощи пера, и при помощи штопора.
Это, брат, одиночество!
Сколько себе ни тверди: любим, любим -
теплей не становится... Впрочем, это совсем из другой оперы.

Сигарету последнюю надо бы выкурить.
Перечитал писанину - во накалякал-то!
Краткость сестра таланту, а мне она - волчица тамбовская.
Нет, ничего словами не выразить...
Пиши, не пиши - это всё не то,
это ночь да зима шутят со мной, да шутки довольно плоские.

Вот, говорят, что люди сильные
расписаться могут в собственной слабости
перед другими. А перед собой? Наверно, у всех получается.
Так и вижу эти росчерки стильные,
начертанные в припадке гордости:
мол, да, не боюсь признаться - слабак! Но знаю, что надо исправиться.

И себе говорю я нечто похожее,
прищурившись на своё отражение в зеркале,
и, двигая скулами, горжусь собой минут этак пять или семь.
Но потом вспоминаю всё негожее -
совесть меряет память своими мерками,
опускаю глаза. Ненавижу себя. Зачем? Не знаю зачем...

Ну, бог с ним. Я ещё вот о чём думаю -
языки злые твердят, что моя бессонница
вовсе не от дара поэтического, а от прозаического безделия.
Что, мол, кто до пота седьмого работает,
(то есть, пота последнего, в общем-то, трупного),
тот, мол, и спит спокойным сном, ничего такого не думая.

А я так думаю - ерунда это всё!
Вот сейчас, например, как вол, ведь, работаю,
вон, какую тираду набил не разгибаясь, (но с перекурами).      
Вы скажите ещё, что мне легко!
Ну, скажите!..
                Ах, да.
Я ж совсем один.
Я и забыл, что ночь и болтаю я с вымышленными фигурами.

Ладно. Растайте, призраки - спать пора.
А рука сама к телефону тянется,
вот, ей богу сама! Список женщин в уме прокрутить
и... Что и? Ведь надоела игра.
Мне хватает сил с пустотой справиться.
Надо только подумать сейчас перед сном - пить? Или не пить?

Вот это вопрос! А если и пить,
то что? Или, может быть, с кем? И где?
Вот над такими вопросами я перед сном и подумаю,
потому что на них ответы есть.
А всё остальное - потом, не здесь.
Здесь бы заснуть. Просто заснуть, не проклиная судьбу мою.


                1995-1997(? хрен его знает - не помню)