Мы уже не глядя, с любовью и по привычке, опускаем топоры на сердца пишущей братии. Наши углы зрения носили бы более объективный характер, если бы не происходили из собственных творческих предпосылок и интересов. Что в большинстве случаев, являются той же самой Не поэзией. То есть, суд самоизбранных присяжных, пытается загнать поэтическое слово (поэзию), в рамки своих узеньких изысканий. Чтобы рассматриваемый предмет, соответствовал и был строго опредмечен, в сугубо личном восприятии, образовании, знании. То что для субъекта жизнь, то для поэзии смерть.
Так какой же должна быть поэзия? Ну уж точно не под надзором критики. Критика сама должна еще многому научиться у поэзии, прежде чем стать ее равной сестрой. Которая имела бы возможность представлять её в виде полноценных и не лишенных творческой глубины комментариев.
Характеризовать поэзию, это как бросить вызов Господу. Но мы все-таки рискнули и оказались в рядах падших ангелов. Теперь верховный жрец, нас уже мало волнует, мы кинулись разрывать его детище. Это славное и безупречное дитя. Которое, иногда представляется нам в облике черной королевы, поглощающий наши души и умы. Мы наделяем ее благородными свойствами,пытаясь с умным лицом поставить на службу нерушимым канонам. Тем самым отделив ее от наших незапамятных границ, и тем сделав ее, еще недостижимее.
Как описать мир без границ, мир, что не поддается описанию? И дело здесь не в разности авторов и не в разности поэтического значения, а в разности наших взглядов на обыкновенное поэтическое чудотворчество. Я говорю от том: что гений Поля Валери, которого разделяет Грофман, может неразделяться тем же поэтом из Стихиры. Который при этом, разделяет творчество Кочеткова, но которого не разделяет Грофман (к примеру). Наше становление происходит в соавторстве с другими поэтами. И эта любовь накладывает на нас отпечаток, лишая взгляда на труды других поэтов. Это и есть – предавать забвению саму Поэзию. Чьё назначение - это объединять в себе разность, а не исключать разное. Но и под «разным» я подразумеваю, только истинного поэта. Господи, да сколько же их еще, не включенных в твое безграничное вместилище!
Мы порою с немалой укоризной делаем ссылки на примеры поэтов прошлого. Но этот упрёк не сможет дать нам ничего, кроме точно таких же примеров, которые, в конечном счёте, будут выглядеть, как посмешище. Вся неразрешимость проблемы заключается в том, что именно критика и внушает нам, эту самую насущную проблему, в виде хромоногой поэзии. Которой в явном виде просто нет. Я согласен, что существуют недочёты, но их устранение – это всего лишь вопрос времени. Да и кстати, так было всегда. Некоторые возразят; что у нас нет времени на исправление ошибок. Но и это заблуждение снова говорит в пользу критики. Видимо это относится к способу её выживания. Критика вменяет нам дефицит времени. В самом деле, у нас достаточно времени. Его достаток определен тем, что человек, жаждущий быть поэтом живет не по законам времени, то есть он вне его. Оно проходит мимо. Оно его не замечает, так же как и он не замечает его. Поэтому зачастую, мир поэта стоит вверх тормашками. Его очевидная потерянность выражается в воплях непонимания и негодования, сопровождаемая вопросами: где он? Кто он? Что этот мир? Он зарывается в себя и пытается, и снова пытается, отвечать и задавать все те же самые вопросы.
В данном вопросе наглядна потребность нормальных поэтов, высказывать свои критические замечания. То есть, уже быть во всеоружии на защите собственных интересов. Как много страха в поэтических глазах и как мало равнодушия к собственной значимости. Поэзия это не значимость. Поэзия - это страна, где достоинство уничтожается в процессе поэтических поисков. Когда социальный человек внутри; переделывается, воспитывается и трансформируется в суть поэта. Это процесс отшелушивания всего чужеродного, процесс постоянных перерождений из нового, снова в новое. Нам не следует бояться нападок этого прожорливого зверя, по имени «здесь», тогда и «то», заберет нас к себе навсегда.
Наш неподдельный интерес друг к другу, всего лишь навязчивость обоюдно вменяемых точек зрения, но ни как ни здоровый интерес, что жизделся бы на стремлении к познанию и открытию другого таланта. Который мы наконец-то смогли бы признать, как талант и как поэзию. Этот выше упомянутый маскарад, мы называем общением или диалогом. Хуже того, мы даже научились прятаться в удобные обоснования и вести умоблудные речи в виде конструктивной критики. Наделяя ее более властной структурой, чем деструкция несмышленых и пошленьких «не».
Поэта видно издалека, как и птицу видно по полету. Но все чудо заключается в том, что при чтении, нашим глазам уже не хочется приглядываться и выискивать недостатки, как и нашему критическому уму, уже не захочется прибегать к инквизиции.
Такое восприятие есть тотальная сдача на расправу шедевру. Способный так по безрассудному открываться, достоин сам называться «шедевром открытого сердца». Власть шедевра над душой, это как убийство для нее. Потому что испытываемые чувства в последующем ищут тех же самых эмоциональных потрясений, но натыкаются лишь на засуху, в поэтических предложениях. Нам, этим по истине, любящим искусство, следует отделаться от единственной и преданной любви, вернее освободиться и не быть в опале у искусства. Тогда быть может, на гиблой почве, начнут появляться ростки, что вскоре тоже наградят нас, той же самой любовью. Да, было бы глупо рассчитывать на «может быть», но глупее глупого, не давать шанс на реализацию этому «может быть».
До коих же пор, мы будем ходить с мечами в руках, облаченные в доспехи и забрала? Да и хуже того, мы напялив на себя черные очки,просто спрятались за конструктивность критики, наивно пологая, что это единственно точный инструмент Познания. Но еще хуже перечисленного, если наша критика подкреплена каким-нибудь титулом и имеет неопровержимый авторитет.
В нашем мире существует много поэтической фетиши. Да и к этой узаконенной и самой страшной фальсификации я отношу тех деятелей, которым не хватает сил и трудолюбия на поиск. Они сочли за честь нарушать основные законы стиха. И это делает их работы более притягательными, так как в них стало больше свободомыслия и выражения. И они даже выглядят по лукавому поэтически. Но к счастливому сожалению, и слава богу, они никакого отношения к поэзии не имеют. Я согласен, что этот закон тоже авторитарен, но всё же его исполнение – это первая необходимость по поддержанию поэзии на должной высоте.
Да, моя статейная противоречивость на лицо. По - другому быть и не может, ведь и сама Поэзия – это отражение противоречивого мира.