Вечереет – не звереет,
лишь густеет сеть пространства,
чтоб в него попалось время
на зубок родного «здррравствуй…»
Хрустнешь корочкой сугроба,
соль дорог слизнёшь украдкой,
что дурней случится кроме
окончанья лихорадки?
Сон подвижен и тревожен,
он всплывает на рассвете
и дрожит под самой кожей
счастьем тронутых поэтов.
Карандаш грызёт за ухо,
но ложится точно в строку
речь картавых переулков
немелованной эпохи.
И выстукивает точки,
точки, паузы и трели,
пьяной пробкой канет в бочке,
но всплывает из дырени
со спасательным жилетом,
с бородой из сладкой ваты,
на все случаи советом –
жить до полного упаду.
***
Что ж вы смотрите, так сразу… глубоко?
Не Венера. Ни узоров, ни мехов.
Человек из тьмы и света состоит,
Оттого имеет цвет, имеет вид.
В конституции пропишут не одну
Высоту нам, глубину и ширину.
Хоть добавьте мне букет лечебных трав –
Мой (химический) не тронется состав.
Мелко плаваю, лечу невысоко
И грудное прокисает молоко?
Но не гаснет этот сахар кусковой
И никак не ладит сердце с головой.
***
Чтобы паузы играли
И звучала линия,
Оставайся Пиросманом –
Не меняй фамилии.
Чтоб разутыми глазами
Наводить на резкость,
Чтобы небо нарезать
На сырые фрески.