Эпилог вместо Пролога
Марта Крамер погибла на Герде в злопамятном для меня 3121 году, но, упаси меня Боже, меж-ду ее гибелью и тем, что случилось со мной, нет никой связи. Я никогда не был на этой планете, а об этой Марте узнал через восемнадцать лет после ее гибели от Максима Лаптева, когда мы коро-тали время между допросами в следственном изоляторе на Ганге. Не путать эту парашную плане-ту с речкой на Земле. Впрочем, что этот Ганг, что тот – канализации еще те!
Так вот, господа хорошие, ничего особенного в этой Марте не было. Худющая белобрысая дылда, а все ее прелести – две припухлости вместо грудей, как у двенадцатилетней пацанки, с твердыми, как дерево, огромными сосками. Но она свела с ума, видимо этими сосками, двух му-жиков на этой Герде.
По утрам она любила укатить в степь и в чем мама ее родила выкупаться в утренней росе, слов-но молодая кобылица. Вот и докупалась, хотя, конечно, в ее гибели были виноваты и Максим, отчасти, и ее муженек ;льсон Гаверт (вот он, убей меня с расбегу ап стенку, виноват стопудово!). Не было меня в той Комиссии, что расследовала обстоятельства ее гибели, а то сидеть бы ему в Мелодийской тюрьме со мной на пару, через стенку перестукиваться. Но это так, к слову. Комис-сия виновных не нашла – и ничего лучшего не придумала, как внести эту Герду – заурядную, третьего – земного ранга – планету в Особый Список.
Внесла, думаю, с перепугу. У страха глаза, как известно, зенками! Вот и внесла, и потом за этой планетой на протяжении восемнадцати лет вели наблюдения только смотрящие класса элита из Института Дальнего Космоса (ИДК). Зря, как мне кажется, время потратили, а главное – день-ги. Один только день такого смотрящего обходится нам, налогоплательщикам, в пять миллионов рубликов. Вот и считайте, сколько этих рубликов накапало за восемнадцать лет!
Непонятное – и, скажем честно, преступное расточительство. Правда, знающие люди мне могут возразить, что не наши кровные денежки потрачены, а ИДКа, годовой доход которого превосходит в пять раз годовой бюджет Великого содружества Галактик. Так и я про то же. Эти деньги можно было с большей пользой потратить. Например, на борьбу с голодом. Каждый день от него умирает как раз пять миллионов человек. Вот бы им не помешало каждому по рублику в день на прокорм или на что другое полезное выделить. Худо-бедно, а на него можно три бутылки водки купить, и еще останется, чтобы закусить. Но что ему, космическому монстру, до них? У него более великие цели – завоевание всей Вселенной! А на кой нам она, эта вонючая Вселенная сдалась, если то, что у нас сейчас есть, в таком, пардон, дерьме, что возникает, согласитесь, законный вопрос: «Мы что, хотим, чтобы и все остальное в этом дерьме оказалось?»
Так что идите лесом, но пока ИДКа правит Миром, а не наше Мировое Правительство, хлебать нам его – не перехлебать. И добром это не кончится.
И с секретностью перебор! Что Герда внесена в Список, знают только: ;льсон Гаверт, теперь директор этого Института, и смотрящие, которые за ней по очереди смотрели, точнее – присмат-ривали, так, наверное, уместней выразится: Кристи Матарник, Отто Читтер и Максим Лаптев. Впрочем, у них все под грифом секретности. И на их все секреты, откровенно говоря, мне пле-вать.
О Максиме скажу особо.
Смотрел он за Гердой не пять лет, как все другие смотрящие до него, а всего лишь семь дней. Отозван – и вскоре арестован.
Следствие и Суд были скорыми, словно кто-то хотел замести следы. Не называю конкретно, кто хотел следы замести, лишь потому, что уж больно много таких. Боюсь, кого-то забуду и не на-зову. Не ровен час… обидятся на меня за это. К тому же эти подонки имели наглость утверждать, что Максим сразу признал свою вину и, как говорят в таких случаях, всячески содействовал следствию. Может, и признал и оказал содействие. Методы воздействия у них, по себе знаю, безотказные. Так что не верьте, что добровольно признался, и сразу – да еще оказал содействие! И я поручусь лишь за то, что седьмого февраля 3139 года Максима арестовали, пятнадцатого февраля Дело его передали в Верховный Суд, а семнадцатого февраля ему вынесли смертный Приговор. Все остальное – лишь слухи и, уж простите, досужие домыслы.
Даже со мной, душегубцем, как утверждал про меня прокурор, насильником и серийным убий-цей (он мне то ли сорок, то ли пятьдесят убийств присобачил – и судья с ним согласился), мягче обошлись. Круто, видимо, он им насолил!
* * *
Суд был закрытым.
И почти все свидетели, а я имел несчастье быть одним из них, давали свои показания заочно. Как это так, спросите вы меня, заочно? А вот так, отвечу я вам. По нуль-связи опрашивал всех нас Верховный судья Мерлок, старикашка с вонючим голосом. Из параши, прошу прощение, прилич-ней пахнет, чем из его рта.
Так вот я отвечал на все его вонючие вопросы из своей камеры. Из каких мест отвечали дру-гие, не скажу – не знаю, но думаю, что они были не намного лучше, чем у меня. Лишь ;льсон Га-верт присутствовал в зале суда. Сидел, сыч, развалясь в кресле, и лупоглазо сквозь линзы очков на Максима смотрел. Само собой, потихоньку из своей знаменитой фляжки водку тянул – и о чем-то по нуль-связи со своей секретаршей переговаривался. Но фиг с ним, много чести для него о нем тут говорить. Продолжу.
Меры безопасности были такие, будто не человека судят, а монстра с планеты Вьют. Пятью зо-нами защиты окружили здание Суда. В радиусе трех километров всех жителей из своих домов выселили, чтобы, значит, не отдали они Богу душу из-за этих самых зон защиты. Дохлых кошек, крыс, птиц и прочую живность самосвалами неделю целую потом оттуда на свалку вывозили. А в самом зале судебных заседаний Максима засадили под стеклянный колпак, приковали к креслу и окружили парализующим полем. И все равно голос у Верховного Судьи Мерлока дрожал, когда он зачитывал Приговор.
– Именем Великого содружества Галактик, – начал он вроде бы бодро, – гражданин Максим Лаптев приговаривается к смертной казни через… – И споткнулся все же на последнем, видимо труднопроизносимым для него слове, и все никак не мог его прошамкать. – Через… деква… через декварк… – повторил он раз пять, и только с шестой попытки выговорил наконец-то это кишко-образное судейское слово: через декваркирезацию!
– Через дешкваркирезацию?! – ехидно удивилась донна Анна, – Это что за хрень такая? Нас что, до шкварок сейчас поджарят?
Что такое декваркирезация, она, биокомп Максима (кристаллик, выращенный прямо в его ло-бешнике), преотлично знала, но такая уж она была насмешливая деваха и не могла не посмеяться над шепелявым старичком в красной судейской мантии.
– Уймись, дура, а то я сам тебя до шкварок поджарю, – «ласково» осадил ее Максим. Не очень подходящий момент она выбрала для своих шуток.
– Подавишься, дурак! – не менее «ласково» ответила и она ему. Момент, по ее мнению, как раз был самый подходящий. И когда теперь еще пошутишь? Никогда! Она – так точно.
Верховный Судья строго посмотрел на приговоренного к смерти, затеявшего перепалку со сво-им биокомпом, и сказал раздраженно:
– Цирк нам тут не устраивайте! – И ударил судейским молотком по столу. – Приговор привес-ти в исполнение немедленно в зале Суда!
– Вот суки! – зло засмеялась донна Анна. – А я все думала, зачем нас под стеклянный колпак поместили? Так это ж кваркемолка! – И добавила серьезно: – Пора нам отсюда линять, Максим.
– Как же... слиняешь тут?! – горько усмехнулся он.
Действительно, «слинять» не было никакой возможности. Все те прибамбасы, что положены смотрящему класса элита Института Дальнего Космоса, у него были отобраны. Отобрали бы и донну Анну, но как ее, кристаллик этот, из лба его выдолбишь?! Вмертвую он в него врос!
В зале Суда появился человек в черной маске. В правой руке он сжимал половинку от «билли-ардного» шара. Вторую половинку отдал ему Верховный Судья и сказал:
– Исполняйте!
– Слушаюсь, Ваша честь, – ответил палач и соединил половинки, и тут же Максим вместе со своей донной Анной исчез, декваркирезовался.
Вот так буднично и просто казнят в наше время. Никакого почтения ни к жизни, ни к смерти. Не успеешь глазом моргнуть, как на том Свете окажешься.
* * *
А теперь пару слов про ;льсона Гаверта, чтобы ему пусто было!
Рабочий день у этого выродка, другого слова, пардон, не подберу, начинался в шесть часов утра с чашечки кофе, которую приносила ему на подносе его секретарша прямо в постель. Такая интимная странность объяснялась просто. Дома своего у него, самого богатого человека за всю историю нашего многострадального и нищего человечества, не было. Почему не было, вопрос особый: у сильных мира сего свои причуду. И утреннее кофе в постель она приносила ему в комнату отдыха, что примыкала к его кабинету.
Скромненькая такая комнатенка в стиле спален французских королей с кроватью под балдахи-ном (вы, поди, и не знаете, что это такое?) и дюжиной шедевров в золотых рамах, развешанных по стенам. Авторов этих картин не называю, так как имена их ничего вам не скажут. Назову лишь цену. Но предупреждаю, не упадите со стула – или на чем вы сейчас сидите?! Пять миллиардов наших кровных рубликов за изображение разных венер, богинь, афродит – и прочих голых девок в постели. Не хило? Нет?
После гибели Марты он завел себе эту секретаршу – и жил с нею в полным смысле этого слова. Но вот за это осуждать я его не буду. Все мы, как говорится, живые люди и разные у нас бывают заскоки. Гаверт не исключение. Но все же скажу, что уж больно круто он слетел с катушек! Эта красавица была биороботом и как две капли воды походила на его покойную жену. Звали ее так же: Марта.
Вот эта вечно юная Марта, будто и не погибла на Герде, вносила ему в комнату отдыха утром кофе на подносе. Но сегодня ;льсон Гаверт, вернувшийся поздно ночью с суда над Максимом Лаптевым, где он проходил свидетелем, был немного не в себе – и приказал принести вместо ко-фе бутылку водки и два граненых стакана. Флягу свою он еще на суде опорожнил.
– Водку, – возмутилась она, – с утра? – Как все биороботы, она терпеть не могла спиртное, а в последнее время Гаверт частенько прикладывался к бутылке, то бишь к своей фляжке. Нет, он не надирался, но, выпив, мрачнел и был невыносимо груб с ней. И вчера он вернулся в крепком под-питии. До пьяного скандала дело не дошло. Она просто ушла из Институту за пятнадцать минут до его появления – и вернулась только к утру, чтобы подать ему утреннее кофе в постель – в насмешку, наверное, над ним. Не сомневаюсь, настоящая Марта поступила бы точно так же!
– Знаю, – закричал он на нее, – ты ненавидела его. И сбежала вчера, потому что тебе плевать на меня.
– Нет, не плевать! – ответила она ему с обидой в голосе и горько заплакала. – Но ты невыно-сим, когда выпьешь, – заговорила, громко всхлипывая и утирая слезы платком. – В чем я виновата перед тобой? В чем, Ол? – И, не дождавшись ответа, тут же перестала плакать и сказала холодно: – И с чего бы мне его ненавидеть? Вот донна Анна, действительно, мне не нравится. – Повысила голос и заговорила надменно: – Я не люблю таких заносчивых, кичливых и глупых особ. – О, как же, на удивление, она сама была бесчувственно глупа! Вот уж точно… Создатель не дал ей ни ума, ни сердца. О ее красоте умолчим. Она на любителя. Донн Анна считала ее, например, уродиной. Впрочем, нелюбовь биороботов к биокомпам взаимна – и заложена в них генетически. Но все же замечу, что и та Марта с донной Анной не ладила.
– Не нравилась, – поправил он ее и усмехнулся. – Ты зла не держи на нее больше, мертвую. На-до и ее помянут.
– Помянуть? – еще больше удивилась она.
– Да, помянуть! – возмутился и он. – Неси водку – и живо. И хватит, Марта. У меня сегодня по-ганое настроение.
– А оно у тебе всегда теперь поганое! – заметила она мстительно и сказала чуть ли не с презре-нием к нему, спившемуся недоумку: – И я думала, ты знаешь.
– Что я знаю?
– Он ушел!
– Кто ушел? Как ушел? Куда ушел? Кварками? – рассмеялся Гаверт ей прямо в лицо. Он собст-венными глазами видел, как казнили Максима – от него даже пепла не осталось. Что она несет?
– Как ушел и куда, не знаю. А водку я тебе сейчас принесу, но пить с тобой не буду. Я всего лишь биоробот, – добавила с укором, – а не женщина!
– Да женщина ты, женщина! – сгреб он ее в охапку – и поднос с кофе полетел на пол.
– Отстань, – вырвалась она из его рук. – Я не обижаюсь, знаю свое место. – И вышла из комна-ты. Через минуту вернулась с кассетой и тремя фотографиями. – Вот запись казни. Смотри. Впро-чем, ты там ничего не увидишь. Лучше посмотри раскадровку. – Отдала ему фотографии. – Ви-дишь… на первой – Максим за секунду до казни, а на второй – его уже нет, но кресло, к которому он был прикован, еще целехонько. А это фотография… через тысячную секунду. На ней уже крес-ло исчезло! Понял, Ол, или нет?
– Понял. Но как он это смог сделать? – Действительно, господа хорошие, как? Ведь это невоз-можно! Он еще раз внимательно посмотрел фотографии и озадаченно произнес: – И все-таки… как он смог уйти?
– Я всего лишь секретарша, биоробот, – насмешливо сказала она ему, – а ты генерал и директор института – тебе и отвечать на этот вопрос. Но знаю одно, теперь он со всеми нами разберется!
– Обязательно разберусь! – возник вдруг перед ними прямо из воздуха Максим.
Представляете, как они удивились его внезапному появлению? У Гаверта даже нижняя че-люсть отвисла, а у Марты по лицу белые пятна пошли – и грудью она своей «пышной» часто-часто задышала, что вулкан Везувий. Был когда-то такой… то ли в Греции, то ли в Италии. Срыли его три века тому назад. Но иногда он все-таки из-под земли прорывается наружу, дышит значит. Вот точно так же грудью она своей задышала… как срытый вулкан Везувий.
– И мало вам не покажется, – ехидно добавила донна Анна. – А от тебя, Марта, не ожидала та-кой прыти. Ведь дура дурой, а, ишь ты, разглядела… как мы уходили на тот Свет!
– Что ты стоишь, Ол, как истукан? – первой пришла в себя секретарша ;льсона Гаверта Марта. – Делай что-нибудь.
– Помолчи, – ответил он ей и рявкнул по-генеральски: – Черт возьми… я приказал принести водки! Где она?.. Ты выпьешь со мной, Максим? – сказал уже спокойно.
– Нет, Ол. Я еще не знаю, стоит ли мне с тобой ее пить. Да и нет меня здесь. Это всего лишь, сам понимаешь… что. Пока. – И исчез так же внезапно, как появился.
Но мне не понятно, скажу откровенно, зачем исчез? И главное – зачем появился?
Гаверта хотел напугать?
Так не напугал.
Нет, не понимаю я Максима.
Не понял его и Гаверт.
Что он хотел сказать этим своим появлением? Что, мол, жив? Так ведь Марта только что ему об этом сообщила!
Может, крутость хотел свою показать?
Пожалуй, что так.
продолжение следует
П. С. Убирать знаки препинания я пока не стала. Слишком хлопотно, а времени нет.