Хочу продолжить начатый ранее разговор о переводе англо-американского модерна
на русский язык, причем вновь на совершенно конкретном примере.
В прошлый раз это было насквозь пропитанное литературными ассоциациями
стихотворения Паунда, сегодня - полностью лишенное их стихотворение Элиота,
написанное в 1914 г. и впервые опубликованное в 1917 г.:
T. S. Eliot
Morning at the Window
They are rattling breakfast plates in basement kitchens,
And along the trampled edges of the street
I am aware of the damp souls of housemaids
Sprouting despondently at area gates.
The brown waves of fog toss up to me
Twisted faces from the bottom of the street,
And tear from a passer-by with muddy skirts
An aimless smile that hovers in the air
And vanishes along the level of the roofs.
А вот несколько его переводов (первый взят из сборника
"Элиот Т. С. Избранная поэзия. СПб.: Северо-Запад, 1994",
остальные найдены в Интернете):
Перевод И. Юрьевой
Утро у окна
Снизу из кухонь доносится грохот посуды,
Перемываемой после завтрака, и я замечаю,
Что вдоль вытоптанной кромки тротуара, у калиток
Вырастают уныло в тумане призраки служанок.
Бурые волны тумана выносят к окну
Изможденные лица с самого улицы дна
И у случайной прохожей в замызганной юбке
Срывают с губ улыбку, которая парит в воздухе
И исчезает за линией крыш.
--------------------------------------------------------
Перевод К. Фарая
Утро у окна
С утра они моют тарелки в подвалах,
И идя по затоптанным улицам, я
Ощущаю, как тусклая теплится жизнь
В душах горничных, толпящихся у ворот.
Бурый холодный туман поднимает
Искаженные мукою лица со дна
Улиц, выхватывая у случайной прохожей
Тупую улыбку, что недолго витает в воздухе
И исчезает за контуром крыш.
--------------------------------------------------------
Перевод Я. Пробштейна
Утром у окна
Дребезжат они тарелками на кухнях,
Чувствую, как души волглые хозяек
Вдоль по вытоптанным кромкам улиц
У калиток чахло прорастают.
И выносят волны бурого тумана
Со дна улиц сморщенные лица,
И выхватывают у прохожей в грязной юбке
Глупую улыбочку, которая,
В воздухе паря, за краем кровель тает.
--------------------------------------------------------
Перевод Е. Олевского
Утреннее окно
Стук тарелок после раннего завтрака из кухонь первых этажей
Течет вдоль тяжелых бордюров улиц.
Я прихожу в себя от прозрачных призраков уборщиков,
Уныло вырастающих в проемах ворот.
Коричневые волны мглы бросаются в меня
Скрученными лицами утреннего тумана.
В разрыве мглы женщина в грязной юбке -
Бесцельная улыбка поднимается вверх
И исчезает среди еле заметных крыш.
--------------------------------------------------------
Какое впечатление о поэзии Элиота может вынести из этих переводов
читатель, решайте сами. Думаю, что он будет поражен, если ему после этого
скажут, что это стихотворение считается одной из жемчужин английской поэзии
и входит во многие школьные программы. Более того, его публикация вызвала
среди читающей публики эффект разорвавшейся бомбы (почему - объясню ниже).
Давайте для начала попробуем понять, о чем говорится в этом тексте.
Итак, место действия - Лондон 1914 г. Столица гордой Британской империи,
крупнейший город мира (в ту пору его население превысило семь миллионов).
Город мглы и тумана, наполненный круглосуточным грохотом.
Город, в котором соседствуют сравнительно немногочисленные "леди и джентльмены"
(аристократия и средний класс, к которому принадлежал Элиот) с миллионами
простого люда, живущего в немыслимых по современных понятиям условиям
(12-15-часовой рабочий день за гроши шесть дней в неделю, полная бесправность
и пр.). Город, наполненный вопиющими социальными контрастами (советский штамп
здесь более чем уместен). Город, все еще живущий по законам викторианского
общества, выработавшего четкие и строгие рецепты поведения на все случаи жизни.
Одним из таких правил была жесткая социальная стратификация - "чистые"
старательно не замечали "нечистых", просто игнорировали их существование.
Именно поэтому Элиот, увидевший "души служанок", и вызвал потрясение.
Джентльмен, не только заметивший простолюдинку, но и сказавший об этом
в стихах - это было так неожиданно и восхитительно-непристойно!
А теперь перейдем к тексту. Герой, живущий в одном из верхних этажей,
подходит к окну. Утро, обычное для Лондона - туманное и сырое.
Снизу до него доносится звон тарелок - прислуга моет посуду после завтрака.
Снизу потому, что кухни располагались в цокольных этажах, чтобы меньше
раздражать жильцов их запахами и звуками. Покончив с посудой, служанки выбираются
к воротам (а не к калиткам - мы не в деревне!), чтобы в короткий промежуток отдыха
глотнуть промозглого лондонского воздуха.
(Интересно, что выражение "area gates" постоянно встречается в английской литературе
XIX века, но почему-то отсутствует в словарях. Дело в том, что большинство улиц тогда
представляло собой ряды домов, "отстоящих от тротуара на несколько футов и отделенных
от него железными оградками". Воротца в этих оградках и назывались "area gates".)
Взгляд героя скользит вдоль затоптанных тротуаров (а не кромки или бордюра улицы,
таких понятий просто не существует) и фиксирует этих служанок как достойный
внимания объект. Факт, тривиальный для русской литературы "серебряного века",
но явившийся открытием для британской.
Вторая строфа подчеркивает, что герой смотрит на улицу сверху. Улица накрыта
бурым от дыма туманом, сквозь клочья которого время от времени можно видеть лица
прохожих. Поэт замечает одну из женщин, проходящих по грязной и мокрой улице.
Естественно, что ее юбки забрызганы грязью (юбки, а не юбка! - даже проститутки
в то время на люди без нижней юбки не выходили). Герой видит, как по лицу женщины
пробежала смутная улыбка (не тупая и не глупая - человек улыбается своим мыслям),
которая и служит темой для финала.
Как мы видим, зарисовка совершенно реалистическая, без сложных литературных
аллюзий и натужного символизма. Почему же ни один из переводчиков не передает
смысл стихотворения таким, как его написал автор?
Чтобы понять атмосферу, в которой оно написано, не нужно штудировать труды
по истории Англии. Достаточно прочесть первый том "Саги о Форсайтах" или,
на худой конец, "Шерлока Холмса":) Уверен, что переводчики эти книги читали.
Тогда чем можно объяснить такое отношение к переводу - внутренней глухотой
или просто равнодушием к переводимому тексту. Но стоило ли тогда переводить?
И последнее замечание. Верлибр верлибром, но каждая строка здесь представляет
собой метрически правильную единицу, написанную четким (по английским понятиям)
размером. Думается, что и перевод должен быть не просто прозой, разорванной
на отдельные строки. Тогда стихотворение останется стихотворением и для
русского читателя.
На этот раз я выложил свой перевод. Не утверждаю, конечно, что он оптимален,
но, во всяком случае, он верно передает смысл стихотворения и, надеюсь, его
ритм и интонацию.