Улетайте, последние тени
запустений, на мир тороватых,
устремленья былинных растений,
удлиненья ресниц вороватых –
изумленьем, венчающих очи!
Что ты хочешь от строчек невинных,
Фортунатус, Маратус, Евгений –
все равно кто, из прерий простраций,
выходящий на выдох рабочий,
в братство вещих пустынь певчей ночи,
с лебедою томлений, полынью
тоскований и полыньёю
боли – с волей высот лебединых?
Что ты хочешь увидеть за мною –
через клетки и линии – линем,
сквозь расстрельное жерло рассвета,
ускользающем от линчеванья,
в край гортаней, озвучивших кроны,
от посыла до узнаванья
биллионно встающие, чтобы
траекторию мог ты потрогать,
не нарушив границы отчизны,
ты, чьё сердце не спит Карацупой
с неизменным Индусом, как вены –
барбариса, шиповника кущи
и акаций, любовью болея,
ощущающие текущий
ход обрывистый, волокнистый,
что поэзии древо арканит,
кольцеваньем Господних карнизов...
Как без гнейса тут быть и без терний?
Как ты хочешь, за выростом крайним,
мой читатель, средь пира печальный –
мира или войны
тайн иль знанья
в этом мы (не увы!)
не вольны –
быть сообщником – явным иль тайным,
Иов, чаяньем необычайным,
уходящий от пелены
погребальной – в степень отчаянья,
коей, с коек чревовещания
в небо песен вознесены,
могут быть, сей юдоли сыны?
Как ты там,
на святом расстоянии,
моей строчкой нечаянной раненый,
небожитель реальной
страны?