Стая гончих перед оскалом волчьей пасти –
ветки карагача в стыни февраля,
каждая инкрустирована инеем и высвечена
лунным мёдом надломленного байдарочного весла
фонаря
надбордюрного,
околодорожного,
противостоящего напастям
окружающего кроны мрака…
Паутиной световой снасти
крепко держатся выстаивающие в холод тополя,
являя образы скифов, антов,
преображающихся в римских патрициев –
над золотистыми тогами
окружённые жёсткими лаврами строгие
лица
вижу с балкона,
о чуде радости светлой природу моля…
Очеловеченная жаждой сказочного тепла,
полуночная, околофонарная, кровно-
кронно -
скульптурная галерея
реальных видений
становится сокровищницей живых нервных знаков:
в зрачках застывают агонизирующие змеи,
оживают замёрзшие птицы
и по мановенью каждого воскресшего крыла
возвращаются в дома,
где о них тоскуют потерянные собаки…
Фонарь гаснет перед самым рассветом,
и его свет распятый на лунном обруче
становится частью солнца, не данного визуально,
но несомненно
уже существующего где-то…
Это
выстрадано мной внутривенно,
и в силу процветающего вокруг приемлемого массами насилья
существует более реально,
чем исполнение обещанного
через двадцать семь лет материального
и автоматически - духовного изобилья…