Маше.
Чтобы она знала, что она все-таки может менять жизни...
Я пишу тебе с того света, мама. Здесь воздух по консистенции как песок,
Солнце почему-то заходит вечером на восток,
Я последнюю жизнь в этом теле, - на все жизни оно одно,
Здесь ужасно холодно и темно.
День здесь короче нашего, мам, где-то наверно, в треть.
Я сутками пью «Ca Del Bosko», стараясь добрей смотреть –
И все пытаюсь нащупать дно.
Я пишу тебе с того света, мама. Я пытаюсь врать, что больше его не люблю.
У меня здесь отпуск, друзья, и черепаха, с какой я сплю,
Такая сила таится в нем, такая в нем наглеца,
Поэтому у меня оправдание, что алкоголю нету края или конца.
Здесь своя «Рублевка», мам. Тут вообще от названий кружится голова,
До ближайшей станции – час на маршрутке, до города – вовсе два.
Ни одного сообщения. Ни даже короткого письмеца.
Я пишу тебе с того света, мама. Здесь плохая связь, все стены из кирпичей.
Я вспоминаю, сколько родинок там, на его плече.
Здесь ежедневно снег, ежесуточно крутит мгла.
Я тягучая как магнит, упрямая, как скала.
Вот так продолжать влюбляться, сажать их всех в первый ряд,
И видеть в глазах огонь – так они горят.
Могла ли я думать об этом раньше, мам? Мне кажется, не могла…
Я пишу тебе с того света, мама. Здесь дни измеряются пачками сигарет,
Его двадцатью, и моими усталыми тысячей лет.
Я сгребаю в себя охапками встречи: каждая мелочь мне тут важна,
Мне все мнится, что я здесь кому-нибудь да нужна,
Мне все снится ночами поезд и стук колес,
И та чушь, которую он у трапа зачем-то нес.
Я обещала ему быть нежной с другими, мам. И мне кажется, я нежна.
Я пишу тебе с того света, мама. Здесь я ржавый большой замок,
Что висит у входа… Знаешь, мам, а голос его – замолк.
Так не хватает карих его очей,
Будто он носил меня в связке своих ключей.
И потерял. Заменил на всяческих Инн и Кать –
Но мне не хочется это знать.