Портрет Александрины Гончаровой

Татьяна Камянова
   Этот портрет приковывает внимание каждого, кто когда-либо посещал поместье Фризенгофов, ныне музей А.С.Пушкина в небольшом словацком городке Бродзяны. Здесь долгие годы после замужества провела свояченица поэта Александрина Гончарова. И хотя Пушкин никогда не был в этом доме, как велика должна была быть любовь к поэту, чтобы перенести сюда полнейшее ощущение его присутствия. В изумлении снова и снова возвращаюсь в ту часть дома, где из глубины времен возникает прекрасный, одухотворенный портрет Александрины Гончаровой — словно творение духа Пушкина, поскольку именно он за недолгое время, совместно проведенное в Петербурге на Мойке, предопределил превращение "некрасивой, но умной Ази" в исключительную личность, полную благородства, сострадания и самопожертвования...

    Александра Николаевна Фризенгоф, урожденная Гончарова, вдова австрийского посла в Италии и России барона Густава фон Фризенгофа, скончалась в своем поместье в Австрии (ныне — территория Словакии) в августе 1891 года в возрасте 80 лет. Таким образом, она пережила всех без исключения близких родственников своего поколения: почти на пятьдесят лет свою старшую сестру Екатерину Геккерен, почти на тридцать — младшую Наталью Ланскую, чуть на меньший срок трех своих братьев — Дмитрия, Ивана и Сергея Гончаровых, а старшим из вынянченных ею сирот-племянников Марии Александровне и Александру Александровичу Пушкиным было к моменту ее смерти уже под шестьдесят.
    Стали ли причиной долголетия Александры Николаевны долгие годы (37 лет), проведенные ею на горном воздухе австрийского поместья или ее позднее замужество и уравновешенный нрав дипломата-мужа, или сам ее полностью лишенный суетности твердый и прямой характер, безусловно одно: десятилетиями Александра Гончарова оставалась хранительницей дома, в котором неизменно присутствовал, да и по сей день явственен дух Пушкина.
    А.Ахматова в своей статье об Александрине упоминает «ханжески-умиленный тон», в который якобы впадают все без исключения исследователи, рассказывая о средней Гончаровой. Но разве восторженные отзывы о ней не оправданны? Если отсечь  неблаговидную сплетню о связи Пушкина и его свояченицы, получившую распространение только после смерти Александрины, прочие обвинения недоброжелателей в ее адрес кажутся смешными: всей своей жизнью, каждым поступком подтверждала она благородство своей натуры. Не оттого ли так необыкновенно притягателен ее портрет, написанный во второй половине ее жизни (к сожалению, имя художника неизвестно), портрет — свидетельствующий о том, как дух и благородство могут сделать не самые правильные черты истинно прекрасными.
    Вот некоторые факты из биографии Александрины Гончаровой: бесприданницей, в 23 года вместе со своей старшей сестрой Екатериной приезжает она из семейного гнезда на Никитской в Москве в светский Петербург, чтобы поселиться с Натальей Николаевной и знаменитым зятем в снятой ими в нижнем этаже дома Волконского и не поражающей своими габаритами квартире на Мойке. Трудное решение Пушкиных забрать девушек к себе было продиктовано обычно умалчиваемой причиной: Гончарова-мать в то время сильно пила, и жить под ее крылом становилось невыносимым. Три сестры, как до замужества Натальи, снова оказались вместе. Все трое — грациозны, статны, с осиными талиями, темно-русыми локонами, хорошими манерами.      
     Но они не были похожи: хрупкая как утро, с нежным, словно цветок, бутоном-лицом — такова было прохладная "поэтическая красота" младшей сестры Натальи; круглолицая, как день, с широкой улыбкой, весьма поверхностная во всем, старшая сестра Екатерина, и задумчивая, как ночь, с умным глубоким взглядом и резким (почти ганнибаловским) профилем средняя сестра Александрина.
     Как уживались они в одном доме с Пушкиным? Что делали помимо совместных выездов в свет? А делали вот что: возились с детьми. У двадцатидвухлетней Натальи к моменту переезда сестер их было уже двое: годовалый Саша и двухлетняя Маша. Затем один за другим появляются еще двое, и нелепо было бы предположить, что сестры, и в первую очередь Александрина как личность ответственная, жертвенная и склонная к альтруизму, не занимались их воспитанием. Но думала ли тогда Александрина, что воспитание детей Пушкина станет на долгие годы ее судьбой? Дневников Александрины не сохранилось. Однако, по воспоминаниям современников известно, что именно она, а не Наталья (чье невнимание к поэзии мужа, создаваемой у нее на глазах, ходило в анекдотах), была восторженной почитательницей произведений Пушкина. Ей не могла быть не близка пушкинская пронзительная лирика и потрясающей силы эпос. И Пушкин безусловно, как «доброму ангелу», был благодарен ей за это, потому что нет большего счастья для поэта, чем понимание и признание его трудов в первую очередь близкими ему людьми. Таков закон жизни и творчества. Именно отсюда и проистекало родство душ Александра и Александрины, и это чистое одухотворенное родство душ позже кем-то всуе было принято за нечто пошло-банальное.
    Какие приводились тому доказательства? Пушкин, мол, ревновал к Дантесу Александрину, а не Наталью; Пушкин сообщил о роковой дуэли Александрине, а не Наталье; Пушкин, будучи при смерти, просил передать Александрине ее нательный крестик, который был надет на нем во время поединка.
    Попробуем разобраться в очевидном. Первое: Александрина не могла быть увлечена Дантесом не только потому, что она была единственной из сестер Гончаровых, кто в то время был способен осознать всю сомнительность его личности (а возможно даже она догадывалась о сексуальной связи его с Геккереном), но и потому, что в ней не возникло никакого желания сблизиться с ним, когда тот через несколько лет овдовел и остался с двумя малолетними детьми на руках. Кроме того, когда у Геккерена возник план во избежание первой, назначенной на 21 ноября 1836 года дуэли Пушкина с Дантесом, женить своего приемного сына на одной из сестер Натальи Николаевны, выбор безусловно пал на Екатерину.
      Второе: Пушкин потому сообщил о предстоящей дуэли Александрине, а не Наталье, что, по всей вероятности, был с женой в ссоре. История, описанная секундантом поэта Данзасом, доносит до нас эпизод встречи экипажей Натальи Николаевны и Пушкина на Дворцовой набережной по дороге на Черную речку: «жена Пушкина была близорука: а Пушкин смотрел в другую сторону».
      А смотрел Пушкин в другую сторону, скорее всего потому, что за три дня до этого, в воскресенье 24 января Наталья Николаевна на приеме у Мещерских в очередной раз прилюдно повела себя непозволительно по отношению к Дантесу, две недели как женатому уже на ее сестре Екатерине. За этим не могло не последовать пристрастного выяснения отношений дома, при котором Наталья Николаевна как всегда ничего не понимала и обижалась на Александра Сергеевича за то, что он, как обычно, все сочиняет. Но Пушкин не сочинял. Дело дошло даже до того, что Николай I пригласил на следующий день после приема у Мещерских Наталью Николаевну к себе и в доверительной беседе сделал ей нечто вроде выговора относительно ее поведения. Вполне логично поэтому, что супруги Пушкины в эти дни не разговаривали, и единственным человеком в доме, кому поэт мог сообщить о дуэли, была Александрина
       Третье: история с крестом, само собой, вытекает из следующего. Раз Пушкин сообщил Александрине о дуэли, та, прощаясь, дала ему на счастье свой крестик, который после трагической развязки и был ей передан. Этот крестик она хранила все годы своей жизни в Петербурге и за границей, а затем как семейную реликвию передала своей дочери.
      Возвращаясь непосредственно к биографии Александрины, хотелось бы отметить следующие данные. После замужества Екатерины и последовавшей затем роковой дуэли, Наталья с детьми, выполняя последний наказ мужа, уезжает почти на два года в деревню — в Полотняный завод, Александрина едет за ней. В конце 1838 года сестры с детьми возвращаются в Петербург, и Александрину указом от 1 января 1839 года назначают фрейлиной императрицы. Однако при дворе она не служит, а продолжает более чем скромную жизнь с Натальей Николаевной и ее детьми. Разве это не поразительно: Александрина Гончарова прожила вместе с овдовевшей сестрой, помогая в воспитании четверых детей Пушкина, все годы вплоть до вторичного замужества Натальи.
       «Они (Пушкина и ее сестра) живут на Аптекарском, но совершенно монашески. Никуда не ходят и не выезжают». (Из письма П.Плетнева Я.Гроту, август 1840 года); «Был там на минуту Вяземский, который как папа кокетничает с обеими сестрами». (П.Плетнев — Я.Гроту, 1842 год); «Я не знаю, что отдала бы, чтобы видеть ее (Наталью) спокойной и счастливой...» (Александра Гончарова — брату Дмитрию, 1840 год).
      При той сдержанности чувств, той растерянности, которая была свойственна Наталье Николаевне, вполне можно представить, чье тепло питало детей поэта. Разделенное Александрой вдовствование Натальи продолжалось семь лет, пока в 1844 году Наталья Николаевна не вышла за Ланского. Незадолго до этого во Франции от послеродовой горячки при рождении второго ребенка от Дантеса умерла старшая сестра Екатерина Геккерен. И Александра остается одна. К этому времени ей уже за тридцать.
     Были ли у нее поклонники? Были. В молодости за ней ухаживали Карамзин-младший, А.Россет, Головин. Но она, очевидно, была умнее и прямее многих мужчин, которые ее окружали. Отсюда, возможно, и происходило ее одиночество, продолжавшееся до 42 лет, а может быть, и всю жизнь. И как вообще могла она сравнивать своих поклонников с гением духа, чей свет не мог в ней погаснуть, рядом с памятью о блестящем, исполненном благородства и не понятым многими ни при жизни, ни после смерти поэтом? Вспоминается евангельская притча о сеятеле и семени его, не взошедшем ни при дороге, ни на камнях, ни в терновнике, а только «в доброй земле». Вспоминается потому, что именно свойства личности Александрины, единственной из сестер Гончаровых, были той благодатной почвой, что дала затем свои плоды. Она снова поселилась с Натальей и детьми Пушкина, теперь уже в доме Ланского. Трудно сказать, как ей дались эти годы. Что общего могло быть у этой гордой, самолюбивой натуры с генералом Ланским, воякой до мозга костей. Новые заботы сестры Натальи? Возможно, и так: к четверым племянникам прибавилось трое дочерей от Ланского... Есть в одном из писем Натальи Николаевны к Ланскому, датированном 1849 годом, рассказ о том, как веселилась Александрина на уличном представлении канатоходцев. Она вместе с племянником Пушкина Левушкой Павлищевым смеялась от души, как ребенок, и своим смехом заражала всех остальных. Какая же была у нее душа...
      А далее произошло вот что: тяжело заболевает кузина, приемная дочь Софьи Ивановны Загряжской — Наталья Фризенгоф. И снова Александрина, как добрый ангел, бросается на помощь и сутками не отходит от постели больной. Однако в октябре 1850 года Наталья Фризенгоф умирает. И через два года Густав фон Фризенгоф с разрешения царского двора женится на Александрине Гончаровой. Помимо того, что они были много лет знакомы (Фризенгоф впервые прибыл в качестве австрийского посла в Россию в 1839 году и познакомился тогда с Гончаровыми), от брака с Натальей Ивановной остался десятилетний сын. которого нужно было воспитывать. А кто же мог сделать это лучше многоопытной в воспитании детей Александрины? Тогда-то она и переехала в имение Бродзяны под Веной, тогда-то, очевидно, и был написан ее прекрасный портрет.
     Ее большие миндалевидные голубые глаза на портрете будто бы смотрят внутрь себя. Шестнадцать лет она делила радости и тревоги с детьми Пушкина. Ее добрые губы сложены по-детски. Овал лица ее так благороден, как бывает только у истинных художников и поэтов, и длинные черные волосы обрамляют его.
    Александрина Фризенгоф дожила до восьмидесяти лет. Она достойно воспитала своего пасынка Грегора, который стал видным австрийским ученым, геологом и почвоведом, у нее родилась дочь Наталья, впоследствии ставшая художницей, через ее руки прошли двое внуков, детей дочери. Но главное — она создала дом, и очагом в нем был дух поэта. Сюда приезжали дети Пушкина. А как им было не приезжать, если все годы детства и юности с ними рядом была Александрина? Здесь чтили русские традиции. Здесь хранились книги, ноты, портреты, альбомы с фотографиями, гербарии Пушкиных-Гончаровых, здесь всех любили и всех прощали. Здесь простили даже Дантеса, рано овдовевшего и имевшего несчастье вырастить в лице старшей дочери увлеченную пушкинистку, презирающую своего отца и боготворившую погибшего поэта. Разве не заручался словом друзей перед смертью Пушкин — никогда никому не мстить?
 
                Опубликовано в пушкинской газете «Автограф» Союза писателей РФ, 1999 г., № 11(21)