Безоблачная глупость зашла ко мне погреться,
Тихонько примостилась на кухне под окном.
Я налила ей чаю. Мы вспоминали детство,
Судили и рядили о времени ином.
Мы ели булку с маслом, с малиновым вареньем.
Я слушала украдкой, как тикают часы.
Счастливейшая глупость поведала в волненьи,
Что у нее щетинкой пробилися усы.
Прелестнейшая глупость вздохнула между прочим
О капитане Грэе и алых парусах,
О журавлях, что в небе, о сладостях пророчеств,
И крошки шевелились на тощеньких усах.
Застенчивая глупость отчаянно божилась,
Что ненавидит смуту и всякий кавардак,
Слезу пустила молча, сопя, перекрестилась
И показала Богу увесистый кулак.
Часы пробили полночь. Луна светила ярко.
Под плинтусом на кухне сверчок уныло пел.
Назойливая глупость сулила мне подарки
И, выдохнув, призналась, что нынче не у дел,
Что надо собираться – труба зовет в дорогу,
Что я ей приглянулась - со мною так легко!
Внезапно встрепенулась: «Скорее бей тревогу!
Там у меня на кухне сбежало молоко !»
Мы выбежали вместе на снежное крылечко.
Дома дремали мирно. Все замерло вокруг.
«Смотри, - кричала глупость, - сугробы как овечки!»,
И крепче натянула потрепанный треух.
Моя ночная гостья помчалась тихой сапой
Сквозь снежные отары в далекое Свое.
Залаяла вдогонку ей собачонка Чапа.
Хрустело на веревке забытое белье.