День деньской, будто из малахитовых сот,
Пробивается лист из растресканых почек.
Катит Сварог свой солнечный диск-колесо
И река, распластавшись, чуть слышно лопочет.
Не зеленый, но дымчато-нежный еще,
Обретающий лишь изумрудный оттенок,
Одевается лес паутинным плащем
С капюшоном, спадающим ниже коленок.
И, как будто покинувший келью монах,
Попирая крылами лазурь небосвода,
Весь измазанный в сине-зеленых тонах,
Шалый селезень падает в талую воду.
А и то – кто в такие-то дни не блажит?
В листвяной, травяной, прошлогодней куделе,
Будто солнце, осколками цвета дрожит
Мать и мачехи взор – все глаза проглядели.
От волненья охрипший, по младости лет
Поперхнувшись каким-то безумным фальцетом,
Деревенский петух горлопанит чуть свет,
Гребень на ухо краповым сдвинув беретом.
На пролетах от слез заслоняешь глаза.
Сердце вон! Небо полнится кипенью белой –
Стая серых гусей, возвращаясь назад,
В ближнем поле, как если бы на сердце, села.