Китам, хоть они великаны,
дожить до столетья не просто –
на илистом дне океана
лежит свежевымытый остов.
Имел он семь футов под пузом,
и волны струились по скулам,
но мозг его съели медузы,
а печень дожрали акулы.
Плывет между ребер ланцетник,
прибывший с друзьями на выпас,
и краб, закусив спермацетом,
по мертвому реквием выдаст…
Плевал он на крабов-омаров,
покуда не ведал могилы,
но как-то объятья кальмара
порвать ему сил не хватило.
И поднялся дух иглокожих,
а образ дельфина был черен,
когда, разорвав его кожу,
вода ему хлынула в череп.
Касатки рыдали под вечер,
а круг каракатиц был весел.
И звезды морские на плечи
теперь ему можно повесить.
Дурели от радости губки,
но делали постные рожи.
Хвалу воздавали их губки
тому, кто куснуть их не сможет.
Скелет под водой темно-синей
как памятник лег на погосте,
и жгучие пальцы актиний
ласкают холодные кости.
Не двинется хвост великаний,
ломая кораллов соцветья.
Хребет, замурованный в камень,
найдут через тысячелетья.
А сивучи воют от горя…
Но смерти одной слишком мало,
и новый боец акваторий
сплетается с телом кальмара.