Зеленоволосый Шарль Бодлер разлёгся в ладонях настенных рогов оленя,
тихо качаясь в них, как в гамаке пьяного корабля,
и дымит трубкой с двигателем английской экономики XIX столетия.
Артюр Рембо, взгромоздившийся на стул, стоящий у подоконника,
поливает фиалки излюбленным жёлтым способом.
Поль Верлен подпирает женственным кулачком подбородок
и, умилённо улыбаясь, наблюдает за шалостью Артюра Рембо.
Даниил Хармс сидит на несуществующих ягодицах
в несуществующем кресле-качалке, почёсывает
несуществующий затылок несуществующими
пальцами несуществующей руки. Выстукивает на полу
несуществующими туфлями с острым носом
“Антиформалистический раёк” Шостаковича. И ног-то
нет, коленок и локтей, хребта и почек, губ и кадыка нет
у несуществующего Даниила Хармса.
Андре Бретон выстраивается в рисунке совокупности
складок развевающейся занавески; ветер её колышет,
меняя рисунок, но Андре Бретон не исчезает,
а лишь меняет позу.
Иосиф Бродский скрывается в шкафу от властей С.С.
и занимается поэтическим тунеядством.
Владимир Маяковский красно читает на авторский манер
паспорт не вслух (про себ
"Я
Маяк
овский
Владеющий
и
Мир
Владеющего
и
миР
ович!
1
8
9
3
Империя Багдати".
и с укоризной поглядывает в сторону шкафа.
Сергей Есенин поэтически восхваляет Исидору Дункан
и с укоризной поглядывает в сторону Маяковского.
Борис Пастернак сидит рядом с Анной Ахматовой
и ласково называет её своей Львицею горбоносанькай.
В комнате царит умиротворение,
и навязчиво,
настойчиво,
но
нежно
пахнет
рифмой
и смертью.
Картина - А. Менцель. «Комната с балконом». 1845.