Как-то зашел к себе я в дом,
На улице бурашек моросит,
И за обеденным столом
Старушка Дарья говорит.
Что разленились сейчас люди,
Никто работать не хотит.
Вот мы в войну, как сейчас будет,
Как вспомнишь - сердце холодит.
Ведь, всех ребят тогда забрали,
Как только началась война.
Всю молодежь попризывали,
И не щадила их она.
С Сергеевки, Покровки ушли все мужики,
Остались девки, бабы, да немощные старики.
В которой из семей по пятеро детей,
С войны вернулись же домой не больше одной трети.
И все заботы в доме, поле
Легли на плечи детские,
Не говорю о женской доле,
А им было не легче.
Ведь всю работу мужиков
Пришлось им исполнять.
На тракторах, кормить коров,
И где им только силы взять.
А дети, что постарше, дома
Лопатой огород копали,
За младшими смотрели,
Картошку для еды сажали.
А сколько умерло детей,
Один Господь лишь знает!
У тетки Насти, вот, при мне,
Две девочки и мальчик, Коленькою звали.
Его почти пять лет растила,
Моя сестренка Надя.
С рассветом тетка Настя уходила,
Домой являлась на ночь глядя.
Детишки были брошены
На произвол судьбе,
Питались лишь картошкою,
В нетопленой избе.
Надюшке было лет двенадцать,
А делала уж все она,
И за детишками прибраться,
А если надо - хлеб пекла.
А хлеб, какой - из отрубей
И пополам с картошкою,
И суп варила с лебедой,
Хоть горький, но хороший.
И как мы выжили тогда,
Трудились с малолетства.
Сейчас все дети- господа,
До двадцати лет детство.
Не дай им, Бог, хлебнуть такого,
Что нам вот довелось
У нас ведь детства - никакого,
Войной оно разбавилось.
И, раздобрев к концу рассказа,
Старушка Дарья, открыв шкаф,
Достала плитку шоколада,
На вот, возьми, а мне не надо.
Потом продолжила свое,
Ей головой в ответ кивая,
Но я не слышал уж ее,
Вновь весь рассказ обдумывая.
Как донести мне до людей,
Что будут после нас.
Ту твердость духа и идей,
И бабушкин рассказ.
О том, как много довелось
Предкам пережить.
И, не надеясь на авось,
Чтоб вновь не повторить.
Ошибок горьких и тех бед,
Судьбу вершащих у людей,
И не было, чтоб тьмы, а был лишь свет,
И детских не было б смертей.