Рёбра домов к позвоночнику улицы лепятся.
Вся в паутине щетина дорог – фонари.
Пятна машин в тишине без движения ленятся.
Ночи беззвучье бескрылою мглою парит.
Есть первозданность природы в громадине города
В час колдовской предрассветного мёртвого сна.
Тихо бреду и старею от страха без повода,
Ёжась от каждого взгляда пустого окна.
Бьёт тротуар по ногам с барабанною гулкостью.
Шаг ускоряю вблизи подворотен засад.
Губы бормочут стихи про забытые глупости,
Что совершал я всего лишь мгновенье назад.
Счастье седин и любовной тоски наслаждение
Пел я столетья назад… или только вчера?
Память подносит к губам все мои наваждения,
Что заставляли ночами касаться пера.
Строф череда пробуждает видения новые,
Разум читает уставшего города сны -
Смутные сны отчуждённых стальными засовами
С осенью в сердце иль с первой капелью весны.
Чьих-то забот суета призывает о помощи,
Светятся лучики детских бесхитростных грёз.
Есть сновидения-сказки с мечтою о том, ещё
Что наступающий день никому не принёс.
Сердце вбирает палитру эмоций желанную.
Страх пропадает при первом дыханьи зари.
В свой переулок спешу, чтобы музыку странную
Мыслей, подслушанных, в новых стихах повторить.
Город зевнёт новым днём и потянется крышами,
Шумно наденет из первых трамваев штаны.
Мне же строфу целый день рифмовать об услышанном.
Я – летописец баллад из ночной тишины.