***
Грядёт отчаяние. Дряхлеют каравеллы.
Зловонье в трюмах. Палубы в грязи.
Неверен курс… Неточен Тосканелли,
итог печален. Господи, спаси!
Закрыть глаза. Дышать. Не слышать брани.
Не то что к сроку, к Страшному Суду
(неужто смерть нуждается в охране?)
ты опоздал, идальго, мы в аду.
Что будет дальше? Расползутся черти,
нырнут поглубже в поисках могил,
и смерти смерть на дне, а после смерти
всё повторится: вновь не хватит сил
пересмотреть злосчастную ошибку,
преодолеть себя и, выступив на свет,
как кровь из ран, как соль через обшивку,
вернуться в Геную… Положим, что секрет
пути на Запад мною не разгадан –
заплатим дорого. Окончен карнавал
на радость рыбам – срам! – глубинным гадам
и португальцам. В судовой журнал
напишем правду: «Брешь по борту слева.
Цель не достигнута. Надежды никакой.
Помилуй, Господи! Прости нас, королева…», -
и ром запьем солёною водой.
Не в смерти дело и не в том, что дальше,
но в том, насколько долог перерыв
в войне миров от истины и фальши.
Закончится ли он, пока я жив,
или продлится дольше, за пределы
материй, за моря, материки?
Тогда зачем мы здесь? Какое дело
нам до того, что впрок, что вопреки?
Слабеет разум. Близится развязка
в пределах сна, забвенья, корабля…
И жизнь была не жизнь и смерть как сказка!
О, Боже…
- Кто здесь?
- Адмирал, земля!
1984. СПб.
***
Я написал для Вас пейзаж.
Представьте, как стучат колёса:
вот город, площадь, экипаж,
внутри - монах, он смотрит косо
через окно: не до красот,
к тому же, кашель, запах клячи...
год №1600,
спокоен Рим, как сон на даче.
Итак, монах. В руке из яшмы
горошин счёт, нарушив круг,
одна из них (часы на башне
пробили три) застыла вдруг,
случайно к крестику прижата...
Обоз, прохожий, пара слуг,
торговка, в клетке медвежата...
Услышав за спиною стук,
возничий, вздрогнув, сбавил скорость...
В корзинах яблоки и лук…
К столбу солдаты носят хворост.
Вот разговор:
- Что еретик?
- А ну его, собачье племя!
- Мальчишка?
- Нет, как раз, старик!
Заладил: Бог, пространство, время...
Твердит, что мир наш бесконечен,
А Бог во всём, вплоть до камней...
- Посмотрим завтра, как он вечен!
- Клади вязанки поровней!
Тут некто, засучив рукав,
и пот со лба стряхнув устало,
вслух проронил:
- А вдруг он прав?
- Ну, прав, и что?..
Монах. Упала
его горошина впустую,
как льда кусок в пустой стакан,
негромко стукнув о другую...
Он едет дальше.
Ватикан:
слуга святейшего престола
(а тех костров простыл и след!),
крестясь, выходит из костёла
(прошло четыре сотни лет!)...
Слуга святейшего престола
(суровый взгляд... знакомый стиль!),
светясь, выходит из костёла,
садится в свой автомобиль...
Ревёт мотор, окно открыто,
и мимо выцветших холмов,
Аврелия и арки Тита,
и мимо площади Цветов
он едет дальше. Вслед за ним
клубится пыль, веков убранство...
А за окном - всё тот же Рим
и Бог, и Время, и Пространство.
1984. СПб