Светлана Кузнецова. Продолжение 21

Александра Плохова
***

Слово «любовь» — любопытно и цепко,
Патока на языке,
Позолочённая медная цепка
На исхудалой руке.
И голубиное слово «голубчик»
В этих остатних ночах —
Поизносившийся, ветхий тулупчик
На исхудалых плечах.
Слово, оно ведь всего только слово,
В истину — щель, а не дверь,
Но по законам свободного лова
Дышит надеждою зверь.
Верит, летя по последнему следу,
В белых сугробах скользя,
Соболь — в спасенье, собака — в победу.
Иначе выжить нельзя.

1975
 
 
***

Читая сказку о любви,
Вникаю в смысл ее старинный.
Печально глажу мех звериный,
Читая сказку о любви.

Читая сказку о любви,
Вдыхаю меха запах редкий,
Такой навязчивый и резкий,
Читая сказку о любви.

Читая сказку о любви,
Считаю — сказка не помеха
Мне размышлять о пользе меха,
Читая сказку о любви.

Читая сказку о любви,
Неверие считаю долгом.
Но почему-то плачу долго,
Читая сказку о любви.

1975


***

Осень снами небогата,
Оттого мне снится вновь
Дом, дарованный когда-то,
Материнская любовь.
Дом шатровый, дом кондовый,
Деревянная резьба,
Запах хлебный и медовый,
Самолучшая судьба.
Снится оттепель и вьюга,
Половодье по реке,
Самоблизкая подруга
В самовязаном платке.
Где теперь ты бродишь,
Шурка, Бабья доля по земле,
Отпылавшая печурка,
Только отсвет по золе.
Мне своих несчастий мало
Маять эту маету?
Надо мною небо ало
С перепадом в черноту.
Волос долгий, голос кроткий,
Не подруга и не дочь.
Надо мною день короткий
С перепадом в злую ночь.

1975


***
 
А воля сегодня зазря
С неволей моей говорит,
Ведь там, где горела заря,
Уже ничего не горит.
Ведь там, где лежали снега,
Клубится лишь мокрый туман.
И мне дорогого врага
Не взять на подобный обман.
И мне нежеланного друга
Сегодня никак не прогнать.
Сбирай же, сестра моя Вьюга,
Свою белоснежную рать.
Сбирай над великим простором,
Сбирай над вселенской тоской,
Сбирай над весельем, в котором
Я больше не буду такой.
Не буду простой и понятной
В неверной вечерней поре,
Такой сероглазой и статной,
Какой я была на заре.

1975
 

***

А у подруги, у подруги
Все предвечернее уже,
Бровей породистые дуги
Сошлись на темном рубеже.

И, как бывало, не разгладишь
Меж ними четкую черту,
Но надо с жизнью как-то ладить,
И надо помнить высоту.

Ту высоту, что за пределом
Казалась близкою почти,
Ту, что не сделалась уделом
Земного узкого пути.

Ту, что не сделалась усладой,
Судьбой не сделалась в конце,
Но тайной темною наградой
Лежит на нынешнем лице.
 
1975


***

Печально, что это случилось до срока,
До срока, который дается другим,—
Мне время открыло, что я одинока,
И в том беззащитность моя перед ним.

Мне время открыло, что в том моя сила
Среди многоцветной и злой маеты,
Что я у него никогда не просила
Таких откровений, такой прямоты.

Мне время не то еще пооткрывало,
Вот только поведать никак не смогу,—
Березовым соком зальет покрывало,
Что я постелила на майском лугу.

Заря надо мною сильней заалеет,
Под ветром покорно поникнет трава,
Березовым соком мне губы заклеит,
И приторно-сладкими станут слова.

1975


***

Сколько лет уж живу,
Не имея души.
Проводила, сказала:
— Гуляй, не спеши! —
Улетела душа,
И никто не заметил,
Что мой взор с той поры
По-особому светел,
И что сбивчива
Ранее плавная речь,
И что нечего в жизни
Мне больше беречь.
Ах, душа моя, пестрая
Певчая птица,
Не маню я тебя
В твой острог возвратиться.
Не маню, не зову,
О прошедшем скорбя,
Все равно похоронят и так,
Без тебя.
На могилу мою
Ты не смей прилетать,
От тебя я при жизни
Успела устать.

1975


***

Сгусток боли моей, Тунгуска
Рисовала мне брови узко,
Грубо скулы мои смуглила
Да сердитое сердце злила.

Говорила я: ах, отстань,
Ты моя минувшая рань,
Ты моя зажившая рана,
Синий цветик из-под бурьяна.

Синий цветик — недолгий день,
Отцветет он, куда ни день,
Он на миг, а не на года,
Не поможет ему вода.

Опускала в Тунгуску руки,
Обрекала себя на муки.
Опускала денежки в воду,
Выкупала свою свободу,
Выкупала свою тоску,
Не последнюю на веку.

1976


***

Вот уже падают листья...
Господи, где мое лето?
В шкуры песцовы да лисьи
Горе богато одето.
Горе мое за горами
Шубу себе добывало.
Горе мое вечерами
Ярко унты расшивало.
Там, где безлюдны распадки,
Горе мое не скучало,
Вольные волчьи повадки
Молча оно изучало.
И на забытом погосте,
Помня конец и начало,
Черным на белой бересте
Время утрат отмечало.
Горе со мною навечно —
В радости или в печали...
В щедрой Сибири сердечно
Нас земляки повенчали.

1976