Не знаю - снилось ли во сне коротком,
Иль было наяву когда-то:
Синеглазая, стройная девчонка,
Ко мне прижалась - жадно, воровато..
Мы возвращались зеленеющим покосом
Из под Кумары.
"Ужинать, что-ль, будем?
У девчонки - удивительные косы,
Упругие девические груди.
Мне было лет пятнадцать. А она
В семнадцать "своего" уж потеряла.
В сорок втором то было. Шла война,
Но жажду к жизни горе не отняло.
Так было... Вечер. Тишина. Меж голых круч
Берег реки, черёмухой залитый.
Пою коней. Последний солнца луч
По девичей груди прокрался деловито.
Из-за кустов черёмухи
(Я на неё смотреть лишь мог).
Такая... сочная! Мне это всё понятно.
Тихонько у огня на свой бушлат прилёг.
Мне было стыдно. Стыдно и приятно.
"Уха кипит!"
"Солил?"
"Нет соли, пусто."
"Возьми вон там, в корзинке у меня."
Черёмуха, разросшаяся густо,
И жар в крови - девчонки и огня.
Да, я хотел... Теперь я знаю точно.
Но робость юности сказать не позволяла.
Она умылась. Разумеется нарочно
Руками - вверх на голову (теперь я знаю - позвала)!
То было... Было всё и откатилось,
Как вот волна, в глухую глубину;
Тот вечер я, конечно, не верну,
Но чувство то с годами не забылось.
Мы спали врозь. Уж первый луч зари
Блеснул в черёмухе, и вот тогда-то
Она сама пришла; я чувствую - горит,
Ко мне прижалась жадно, воровато:
"Как утром холодно"...
Наверное, я сплю:
Вздохнуть, пошевелится я боюсь!
"Уж ехать надо!"
Я коней ловлю,
Себя ругаю: дурень, растерялся.
А утро чудное! Бегут берёзки мимо.
Цветы все в каплях. Синь вокруг села.
Казалось, счастье расцветало зримо
Как та девчонка в то время расцвела.
Как та черёмуха, разросшаяся густо!
О, почему нам в жизни не дано
Продлить навеки молодости чувство!