(По мотивам фильма "Загадочная история
Бенджамина Баттона")
На старинном вокзале часы,
Сотворенные чьей-то рукой.
Неизвестный механик судьбы
С недопонятой кем-то душой.
Много лет счет строжайший ведут
Неусыпные стрелки часов,
Совершая обратный свой путь
Всем правам и канонам назло.
И по кругу: к началу с конца
Жизни цепь оборачивай вспять.
Нарушая цикличность кольца,
Может быть мы вернемся назад.
И никто не пойдет на войну;
И под пулями встанут, смеясь.
"Я пришел", - разорвав тишину,
Скажет кто-то над кем-то склонясь.
Над вокзалом старинным стучат
Необычные эти часы.
Может, где-то, зажжется звезда
Жизни той, что похожа на них.
I
Та ночь была особенной для мира:
На небе зажигались огоньки:
Парад свободы, равенства и силы -
Конец страданий и конец войны.
И в этот час раздался крик ребенка,
Прорвавшегося с боем в эту жизнь;
И женщины предсмертный стон осколком
Вдруг зазвенет и утонул в тиши.
Мужчина взял новорожденный сверток,
И, в искаженных ужасом глазах,
Едва мелькнуло отраженье монстра
С душой младенца, с телом старика.
Схватив его, он выбежал из дома,
И, с силой, пробираясь сквозь толпу,
Преследуемый собственной погоней,
Он мчался к опустевшему пруду.
Но, подбежав, он вдруг остановился.
И что-то шевельнулось там, внутри.
Щемящий душу плач под небо взвился
Над темной гладью ледяной воды.
Мужчина прочь пошел с своею ношей.
Бредя бесцельно меж жилых домов,
Ее нести не в силах уже больше,
Он опустил на первое ж крыльцо.
Там вышла женщина. Рукой дрожащей
Откинув покрывало, чуть дыша,
Взяла тот сверток странный и кричащий;
К себе прижала и домой внесла.
II
И мальчик рос, окутанный любовью,
Ничем не отличаясь от других.
Старик без детства - молодой душою,
Деливший годы, как бы на двоих.
Слепой, глухой и в инвалидном кресле.
Но что же там, снаружи, за окном?
Так хочется найти свой путь и место;
Для смерти стать недостежимым сном.
Ночами, когда все уже затихнет,
Он слушал, как живет уснувший дом.
В уютном одиночестве повиснет
Шум суеты блестящим серебром.
В рутине дней незыблемое время
Давало безопасность и покой.
Поющий граммофон, стихи Шекспира,
Все сплетни, разговоры в унисон.
По воскресениям походы в церковь.
Молитв унылых беспристанный хор.
Но, озаренный благодатным светом,
Однажды встал с коляски и пошел.
И это было чудо, что свершилось
Со стариком, стоящим на краю;
Что на пороге смерти опустилось,
Задев до слез душевную струну.
И все неважно: ты богат иль беден.
Пусть в нищете, но с тем, кого люблю.
Пусть приходилось экономить свечи -
Я смехом и улыбкой свет зажгу.
Но смерть шуршала иногда углами.
И знали, когда кто-то уходил.
Шептались свечи мертвыми устами
В пронизанной молчанием тиши.
Вот чей-то голос позабудут стены;
И граммофон надолго замолчит;
И флаг повиснет сонно, как в пустыне;
И дрожь разлуки телом пробежит.
III
Но мальчик чувствовал себя счастливым
Средь тех, кто жил лишь памятью одной.
Они мечтали вечером дождливым
И восхищались солнцем над рекой.
И, если кто-то исчезал навеки,
То кто-то вместо сразу приходил.
И в этой непрерывной круговерти
Тянулись нескончаемые дни.
Однажды появился иностранец.
Он был немного непохож на всех.
То ли француз, а может португалец -
Любитель жизни, смеха и утех.
В один из дней он взял с собой ребенка.
Они отправились на старый пруд.
Он все болтал, шутил, смеялся звонко.
Он жизнь узнал. Он сочинил судьбу.
И мальчик слушал, а в душе, неясно,
Сильнее просыпалась жажда жить.
Запомнив навсегда тот день прекрасный,
Схватил мечту - неведомую нить.
IV
Чрез пару лет, на День благодаренья,
Здесь собирались семьи, как всегда,
Но за оградой, сквозь густые тени,
Он человека смутно взгляд поймал.
В костюме сером. Из-под черной шляпы
Виднелись чуть знакомые черты.
Но, растворившись за окном пикапа,
Его уже и след давно простыл.
Но этот праздник все же был особым.
Вдруг из толпы, как искра из огня,
Мелькнула девочка: янтарный локон
И, с поволокой, синие глаза,
Которые навек врезались в память
В мальчишеской трепещущей душе.
И ни на миг они не расставались,
Как две прозрачных капли на стекле.
И вечером, под звуки старых сказок
О древнем Боге стрелок и часов;
Когда свеча горит палитрой красок
И слушает секреты детских снов.
И ясно, кто же ты на самом деле.
И жить намного проще станет вдруг.
А внешность, словно фантик опустелый
Исчезнет, внутрь позволив заглянуть.
V
Но годы шли. Он повзрослел немного.
Порою одиночество мелькнет.
Но тут же новый житель у порога.
И любопытство снова верх берет.
Так необычна была эта дама
Со старым и полуоблезлым псом.
Всегда искрились на руках бриллианты,
Хранивших тонкий аромат духов.
Она всегда прекрасно одевалась,
Как будто собиралась на прием.
Но никогда ее не посещали;
Она ж не покидала этот дом.
Лишь обучала мальчика порою
Играть на пианино, и, тогда,
Окутанная ласковою болью,
Касалась клавиш тонкая рука.
VI
Со временем ребенок изменялся,
С годами лишь моложе становясь.
И в старый порт надолго удалялся,
Чтоб посмотреть на старые суда.
Там, встретившись с каким-то капитаном,
Работать стал на этом корабле.
Морской прибой, соленый вкус тумана,
Свободы запах и штурвал в руке.
И жизни грань другая приоткрылась:
Цена деньгам и удовольствий суть,
Как будто дверь запретов отворилась,
Тихонько приглашая заглянуть.
Однажды, возвращаясь поздно ночью,
Его догнал какой-то человек:
Костюм, тот самый взгляд под шляпой черной;
Пыль седины, чуть тронувшей висок.
Он предложил зайти и выпить в баре;
Немного поболтать о том, о сем.
Дым сигарет. Абсент на дне бокала.
Случайный друг под проливным дождем.
VII
А Он взрослел и странно ощущенье,
Как будто ты уже совсем другой.
Но, неразрывно, за собою тенью
Любимый образ сердце провело.
С подругой детства, вместе, неразлучно.
И, над рекой, когда рассвет встает,
Услышать волн прекрасное созвучье,
И улететь, как белый пароход.
Но молодел, когда вокруг старели:
Одновременно благо и порок.
И комнаты немного опустели,
Захлопнув двери крепко на замок.
Уметь скучать - вот высшее искусство;
Осознавать и принимать, что есть;
Жить дальше, не утратив прелесть чувства;
С крылом прожженным продолжать лететь.
VIII
А мир велик, и вдаль зовет дорога.
Он знал, что значит жить и умирать.
Кого любил, Он не увидит больше,
А, может, возвратится невзначай.
На старой шхуне по просторам синим
С командой верною морских волков
В краях, почти забытых и пустынных,
Утративших навеки бег часов.
И вот корабль пришвартовался снова.
Очередной невзрачный городок.
В гостинице, как будто бы, знакомой,
Он был всегда немного одинок.
Но вот, Он встретил женщину случайно.
Быть может, некрасива и бледна,
Но в линиях лица сокрыта тайна
Неотразимостью волшебной Божества.
Растеряна немного и упряма;
Гордынею поддернуты черты.
Она сидела в кресле и читала
В безропотном томлении тоски.
Дымится чайник кольцами упруго;
Наполнил кухню сладкий аромат;
В камине одиноко тлеет уголь;
И звуки голосов в тиши звучат.
Так повторялось каждой зимней ночью.
Когда утихнет маленький отель,
Они встречались в зале, ровно в полночь,
Боясь, как будто, солнечных лучей.
Невероятной магией пронизан
Застывший воздух в полуночной тьме.
И слышен шорох занавесок тихий,
Смятенье силуэтов на стене.
И только двое в сказочных объятиях;
Магниты глаз отчаянно горят.
Скользнет с плеча неумолимо платье,
И поцелуи, как застывший яд.
Ключи от комнаты звенят игриво.
До полночи томительны часы.
Но выскользнут с рассветом торопливо
Два призрака из сонной темноты.
Он ждал ее в гостинной, как обычно.
Напрасно на столе горит свеча.
Не будит аромат духов привычный.
Прощай...В тот вечер дама не пришла.
Лишь у порога Он нашел записку:
"Я рада, что ты был в моей судьбе".
Любовь - такая тонкая актриса.
Какая роль главенствует теперь?
IX
В тот год была война, и бригантина
Нашла ее в просторах темных вод.
Огни снарядов, пули серпантином
И вражеский непроходимый флот.
И в лицах моряков слепая ярость;
И вздох последний каждого из них;
И, лишь, воспоминанье, что осталось;
Да руки капитана на груди.
В ту ночь матросы и корабль погибли.
Но в море синем промелькнет, едва,
Святая птица: быстрая колибри,
И растворится в небе, как слеза.
Проститься навсегда, но все же верить.
Никто не знает, что от жизни ждать.
Вернуться. Постучать в родные двери.
Увидеть снова, или потерять.
X
Он вновь пришел сюда, и нет сомнений:
Все тот же запах, та же суета.
По прежнему и все без изменений.
Счастливые слезинки на щеках.
Он видел многое: и боль, и радость,
Но здесь все превращается в покой.
И снова чувств необъяснимых сладость
Зажгли сиянием глаза Ее.
Она - талантливая балерина.
И Он - все молодеющий старик.
Должно быть, странная была картина,
А впрочем, есть ли разница для Них?
Она приехала всего лишь на день
И подарить успела целый мир;
Неизгладимое в душе оставить
И раствориться, как ночной эфир.
Движений плавных линии чаруют,
И музыкою сердце говорит.
Бессовестно закат часы ворует.
Сирени запах дразнит и пьянит.
Но упорхнула бабочка с рассветом
В заморский и неведомый цветок;
Запорошила сон июльским снегом,
Оставив мерзнуть нежный лепесток.
XI
Шли дни, и снова Он его увидел:
Все таже шляпа и все тот костюм.
Немного странный в Его жизни зритель -
Фантомный образ: мрачен и угрюм.
Непринужденный разговор, а позже
Признанье: "Слушай, я ведь твой отец"
Так прозвучало глупо и ничтожно,
Как рухнувший из воздуха дворец.
Нет смысла никакого в этом больше,
Но, ощущая, что грядет конец,
Быть может, стоит высказать, а дальше
Пусть все решает жизнь - слепой мудрец.
Обида держит нас в железной клетке,
Но лишь затем, чтоб позже отпустить.
И пусть, всего лишь, мы - марионетки,
Но силы отыскать, чтобы простить.
И в дом у озера далекий призрак
На крыльях нежности вдруг прилетит.
Над гладью вод застынет неподвижно
Сияющий передрассветный диск.
И все забудется. Мечтой согрета
Святая память - вешний абрикос.
Остаться в первом отзвуке сонета,
Откуда это все и началось.
И на надгробъе ляжет молчаливо
Прикосновенье дорогой руки.
В последний час улыбкой озарились
Бледнеющие мертвые черты.
XII
Шло время, но одно не покидало:
Где б ни были Они, когда и с кем,
В мечтах друг друга вечно пребывали,
Как две поэзии в одной строке.
Она жила, любила, танцевала.
Он продолжал порой искать себя.
Спокойной ночи темноте желали,
Сны друг для друга бережно храня.
Но, иногда, жизнь вносит коррективы:
Судьбы непредсказуемый виток:
Спешащее такси. Кругом машины.
И скрежет неисправных тормозов.
Последним, что Она могла запомнить,
Был мокрый и заезженый асфальт.
Потом больница, потолок и койка,
И от удара сломана нога.
XIII
Карьера балерины завершилась,
Но жизнь идет привычною строкой.
И где-то сердце, что вночи молилось,
Рыдало и горело для Нее.
И, вновь вернулась в этот дом знакомый,
Как будто бы свидание вне грез.
Отбросив все запреты и оковы,
Зажжется в небе пара новых звезд.
Такие долгожданные объятия.
Трепещут жарко губы на губах.
Слова любви прошепчут, как заклятие.
И нежностью повенчаны тела.
Что жизнь для двух сердец? Слепая вечность?
Иль миг между грядущим и былым?
Любви подвластна только бесконечность.
На грани меж проклятым и святым.
Бессонна ночь до самого рассвета.
В глазах напротив зайчики ловить.
И на вопросы не искать ответы.
Наверно, это означает жить.
Но время, как неумолимый сторож,
Их друг от друга дальше уводя.
Тревожных мыслей и сомнений шорох
Подкрадывался, с сердцем говоря.
Она ловила новые морщинки.
А Он упругость кожи молодой.
Но это, лишь незримые пылинки
В согласии меж сердцем и душой.
В один из дней раздался крик ребенка -
Божественный подарок - плод любви.
Ведь, если чудо, это слишком тонко:
Чистейший дар без хитрости и лжи.
XIV
Но как часы перевернуть обратно:
Неумолимый бег остановить?
И, вот тогда, становится понятно:
Настало время навсегда уйти.
Он сделал все, что должен, и, однажды,
В последний раз взглянув на дочь с женой,
Как в небе тает самолет бумажный,
Умчался, жизнь оставив за спиной.
Уехал, прежде чем смогла б запомнить
Лицо отцовское родная дочь.
В передрассветных сумерках утонет
Прощальный взгляд, что похоронит ночь.
А дальше необъятные дороги.
Увидеть неизвестные края.
Другие сны и новые тревоги.
На перегон со временем игра.
Но все же, сердце навсегда осталось
Там, где шумит кустарник у ворот.
Невидимою нитью привязало
Любимое родное существо.
Услышать первым слово, что сказала,
Веселый смех, увидеть первый шаг.
Узнать, как солнце нежно прошептало,
Улыбкой прогоняя детский страх.
И просто быть, в руках сжимая руки.
Губами слезы осушать в глазах.
И догонять последние минуты
Из сказок о магических часах.
XV
Но все же, Он, однажды, возвратился,
Как молния прорежет небосвод;
Забытым ветром в Ее жизнь спустился.
Да. Есть мгновения длинней веков.
И вновь, как раньше, жаркие объятия.
И перед нею даже время спит,
Той, что сильнее ада и распятий,
Перед ее величеством - Любви.
Судьба, длиною в ночь, бежит к финалу.
Но это дольше, чем сто тысяч лет.
Танцует блик свечи на дне бокала;
Теряют власть начало и конец.
А утро вновь расставит по порядку
Заботы, чувства, мысли и людей.
Привычную Она оденет маску.
Он растворится в городе теней.
XVI
Прошли года, перемешалась память.
Покрылся пылью старый сундучок.
Но вот, в Ее квартире утром ранним
Раздался телефонный вдруг звонок.
И снова на знакомое крылечко;
На дерево ступеней дорогих.
Оно, как обручальное колечко,
Когда-то повенчало Их двоих.
Из комнаты звучало пианино,
Как будто кто-то вспоминал мотив.
Сидел там мальчик, голову бессильно
Задумчиво на клавиши склонив.
Его нашли в заброшенной постройке.
Он ничего не помнил и не знал.
Потерянный старик с лицом ребенка,
Что ничего вокруг не понимал.
Она присела рядом, и, случайно,
Их взгляды встретились, как сквозь года.
Они смотрели тихо и печально,
Но что-то говорила Им судьба.
И очень часто здесь Она бывала.
Он меньше становился каждый год.
Порой, Его сознанье вспоминало
О чем-то важном, но ушедшем в сон.
Неясно лица в голове теснились,
И, образов туманных череда.
И боль невысказанная томилась
В Его недетских чересчур глазах.
И было трудно. Только лишь терпенье
Преодолеть Ей помогало все.
Любви чистейшее из воплощений
Хранило ревностно и берегло.
XVII
И вот, когда Его в руках держала,
Он на минуту на Нее взглянул.
Он знал, кто это был. Вздохнув устало,
Закрыл глаза и навсегда уснул.
Но и когда Ее глаза сомкнутся,
"Спокойной ночи" - губы говорят,
Святая птица тихо постучится
Дождливым днем в начале сентября.
А в сундуке навеки сохранится
Коричневый обтрепанный дневник;
Обвязанная лентой, пачка писем;
Открыток стопка сердцу дорогих.
И не вечны любые часы.
Завершают и эти свой бег.
Пропускают другой механизм,
Уступая грядущий им век.
Потускневший, тяжелый металл.
Гордых стрелок немой циферблат.
Словно реквием прошлым мечтам,
На прощание устало стучат.
И, средь прочих ненужных вещей,
Под затертым и грязным сукном,
Будто летопись жизни людей,
Погибает безумный король.