Эдуардас Межелайтис / Eduardas Miezielaitis
Из «Инфляции»
-1-
Подешевели и розы, и женщины.
В расцвете нейлон и секс.
Подешевели бумага, бифштекс,
Рифмованный и прозаический текст.
Дешевеют эмблемы, знамена спортивные,
Ордена, регалии, торты.
Аборты и куклы – со всей чертовщиной –
Короли, министры и лорды.
Дешевеют сенаторы. Ясно, диктаторы,
Дешевеют и президенты.
Министры и провокаторы –
И те не стоят ни цента.
Дешевы жвачка и пистолеты,
Люди, сердца, доктрины.
Дешево все – и дешевле нету
Шизофрении и героина.
Дешевеют Пегаса и джаза мелодии,
Книги впору топтать подошвой.
Идеал философский звучит, как пародия:
Сам homo sapiens дёшев. (…)
Что же осталось в цене доныне?
За бесценок -- души высота,
Головы, женщины … наполовину
Упала в цене красота.
Я громкий голос времен инфляции.
И, как дешевый бифштекс,
Копейки не стоят интерпретация
И мой стихотворный текст.
-2-
Кто я такой? Я человек иль суррогат?
Или плакат, забытый под стрехой –
Уже не красен, но чуть розоват,
Изорван взрывом? Жив, как смерть? Кто я такой?
Кто я такой: плакат? или макет?
Архаика? Рекламы яркий пластик?
Весомый, словно мысль? Изгой? Аскет?
Тверд, как алмаз, иль мягок, словно ластик?
Я человек? плакат иль суррогат?
Что мне ответить на вопрос пространства?
Да я времен инфляции магнат
(Во всем избыток, кроме постоянства).
Кто я -- плакат? Макет? Иль человек?
Ответь, кто я такой, двадцатый век!
Мне страшно, ибо время таково,
Что не щадит банкротство никого.
-3-
Дёшевы на планете лошади и поэты.
Только сама планета не виновата в этом:
Как предрекли поэты, больше всех на планете
Утратила ценность планета.
Дёшевы на планете не грибы, а поэты.
Что до грибов, так эти
В цене – от простых шампиньонов
До тех, создавая которые,
Швыряют в грязь миллионы.
Вариант перевода:
Грошовые ныне поэты.
Грибы же в цене. Шампиньоны
И супергрибы: ради этих
На ветер летят миллионы.
Супергрибы дорожают,
Но наша мини-планета
не виновата в этом.
Цен бумеранг ударяет –
и дешевеет планета,
Ждет мини-моды расцвета.
(...)
Время похоже на мягкую вату,
Марлей густеет с кровавыми пятнами,
Комната стала больничной палатой,
Шприц-авторучка бессильно падает.
Рим. Токио. Бомбей. 1979